Краткое содержание рыбак и его душа. Мотивный анализ сказок сборника «Гранатовый домик» Оскара Уайльда

Сказки Оскара Уайльда не предназначены детям – они не смогут полностью оценить красоту этих невероятных историй и понять философский подтекст, метафорический смысл. Взрослые же редко читают произведения подобного жанра, поэтому «Рыбак и его Душа» не явный хит у наших современников.

Ошибку решил исправить заслуженный артист России Игорь Яцко, поставив эту сказку на сцене театра «Школа драматического искусства». Третий спектакль режиссера по Оскару Уайльду, после «Саломеи» и «Как важно быть серьезным», стал своеобразным логическим завершением цикла.

На первый взгляд, в сказке нет ничего сложного – юный неискушенный Рыбак встретил на берегу прекрасную Морскую деву и во имя любви к ней отказался от своей Души. Его поступок испугал и священника, и даже юную рыжую Колдунью, служащую Черному господину. Только купцам Душа оказалась ненужной, лишней в их процветающем бизнесе. Юноше бы задуматься, но слишком прекрасна Морская дева и ее завораживающие песни. Сжигающее чувство словно отняло разум, как всепоглощающее искусство заставило расстаться с Душой, но оставить себе сердце, полное любви.

И настали для Рыбака дни безграничного счастья в пучине морской. А что же Душа? Она, несмотря на слезы и уговоры, даже не получила сердца, в котором жила, так и ушла бродить по свету неприкаянная, в надежде найти то, что вернет ее бывшему владельцу, давшему обещание раз в год выплывать к ней на берег. Многое увидела Душа Рыбака в своих путешествиях, еще большего достигла, поняла, что лишь искушением можно завлечь юношу, заставить его вернуться на землю, а там, глядишь, и впустить ее обратно в свое сердце.

В первый год предложила Душа рыбаку всю мудрость земную, но тщетны были уговоры – выбрал он любовь Морской девы. Во второй – по той же причине отказался от несметных богатств. И лишь рассказ о ногах прекрасной танцовщицы нагнал на влюбленного тень сомнения, ведь у Морской девы хвост вместо ног и она не может танцевать…

Но не вернул он в себя свою чистую Душу, в отрыве от сердца почернела она и стала злой, готовой на самые страшные преступления. К ужасу своему узнал Рыбак, что не все в жизни можно исправить, прошлого не вернуть. Есть только один способ исцелить Душу – вернуть ее в сердце, но оно так окутано любовью, что проникнуть в него невозможно. А жить по-прежнему уже не получится и виноват в этом только он сам, ведь не может существовать Душа без сердца, а сердце – без любви…

Постановка Игоря Яцко завораживает, с самого начала спектакля зритель ощущает себя практически участником действа. Леди и джентльмены, облаченные в вечерние наряды (художник по костюмам – Вадим Андреев ) переносят всех в уютную гостиную эпохи Оскара Уайльда (художник-постановщик Ольга Левенок ), а потом – то на берег морской, то на ведьминский шабаш, то в сказочные города. Оригинальное музыкальное сопровождение, которым славится театр «Школа драматического искусства» (Андрей Емельянов, фортепиано, Антонио Грамши, ударные, духовые и струнные) усиливает впечатление, а прекрасная игра актеров (Роман Долгушин, Павел Кравец, Мария Зайкова, Анна Литкенс, Регина Хакимова, Вадим Андреев, Сергей Ганин, Андрей Емельянов, Александр Лаптий, Игорь Лесов, Олег Охотниченко, Владимир Петров, Евгений Поляков и Иван Товмасян ) заставляет полностью погрузиться в происходящее на сцене. Артистам подвластно все: и драматическое искусство, и вокал, и пластика (хореограф Рамуне Ходоркайте ), и даже акробатика. В спектакле все продумано до мелочей, все объяснимо и понятно (не буду раскрывать интригу, следите за афишами).

Игорь Яцко очень бережно отнесся к сказке Оскара Уайльда, не изменив ни слова, но постановка его заставила переосмыслить произведение. Часто в жизни людям, особенно связанным с творчеством, приходится делать выбор, последствия которого необратимы и могут привести к катастрофе. В таком случае необходимо включать не только сердце, но и разум, чтобы найти ответ самому себе – готов ли ты отдать Душу, вернее, стоит ли ее отдавать…

Те, кто видит различие между душой и телом, не имеют ни тела, ни души
О.Уайльд

Марина Айриянц

Культ Прекрасного, горячим пропагандистом которого был Уайльд, привёл юношу к бунтарству против буржуазных ценностей, но к бунту скорее чисто эстетическому. Проповедь красоты страдания, христианства (взятого в этико-эстетическом аспекте), к которой Уайльд пришёл в тюрьме (De profundis), была подготовлена в его предшествующем творчестве. Чуть ли не впервые в истории культуры художник, литератор рассматривал всю свою жизнь как эстетический акт. Однако то, что в ХХ веке стало почти художественной нормой, для викторианской Англии конца ХIХ века было непозволительным. Уайльд с его погоней за изысканными ощущениями, с его гурманским физиологизмом чужд метафизических стремлений. Фантастика Уайльда, лишённая мистической окраски, является либо обнажёно – условным допущением, либо сказочной игрой вымысла. Все его сказки кончаются апофеозом любви, самопожертвования, сострадания к обездоленным, помощи бедным. СОДЕРЖАНИЕ 1. Замечательная ракета; 2. Рыбак и его душа; 3. Счастливый Принц

Среди множества сказок, особенно увлекательно читать сказку "Рыбак и его душа" Оскар Уайльд, в ней чувствуется любовь и мудрость нашего народа. История происходит в далекие времена или "Давным-давно" как говорится в народе, но те трудности, те препятствия и затруднения близки и нашим современникам. Небольшое количество деталей окружающего мира делает изображающийся мир более насыщенным и правдоподобным. Увенчано успехом желание передать глубокую моральную оценку действий основного персонажа, побуждающее переосмыслить и себя. Как очаровательно и проникновенно передавалась описание природы, мифических существ и быта народом из поколения в поколение. Воодушевление предметов быта и природы, создает красочные и завораживающие картины о окружающего мира, делая их загадочными и таинственными. Поразительно то, что сочувствием, состраданием, крепкой дружбой и непоколебимой волей, герою всегда удается разрешить все беды и напасти. Сказка "Рыбак и его душа" Оскар Уайльд читать бесплатно онлайн будет весело и деткам и их родителям, малыши будут рады хорошему окончанию, а мамы и папы - рады за малышей!

К аждый вечер выходил молодой Рыбак на ловлю и забрасывал в море сети.

Когда ветер был береговой, у Рыбака ничего не ловилось или ловилось, но мало, потому что это злобный ветер, у него черные крылья, и буйные волны вздымаются навстречу ему. Но когда ветер был с моря, рыба поднималась из глубин, сама заплывала в сети, и Рыбак относил ее на рынок и там продавал ее.

Каждый вечер выходил молодой Рыбак на ловлю, и вот однажды такою тяжелою показалась ему сеть, что трудно было поднять ее в лодку. И Рыбак, усмехаясь, подумал:

«Видно, я выловил из моря всю рыбу, или попалось мне, на удивление людям, какое-нибудь глупое чудо морское, или моя сеть принесла мне такое страшилище, что великая наша королева пожелает увидеть его».

И, напрягая силы, он налег на грубые канаты, так что длинные вены, точно нити голубой эмали на бронзовой вазе, означились у него на руках. Он потянул тонкие бечевки, и ближе и ближе большим кольцом подплыли к нему плоские пробки, и сеть, наконец, поднялась на поверхность воды.

Но не рыба оказалась в сети, не страшилище, не подводное чудо, а маленькая Дева морская, которая крепко спала.

Ее волосы были подобны влажному золотому руну, и каждый отдельный волос был как тонкая нить из золота, опущенная в хрустальный кубок. Ее белое тело было как из слоновой кости, а хвост жемчужно-серебряный. Жемчужно-серебряный был ее хвост, и зеленые водоросли обвивали его. Уши ее были похожи на раковины, а губы — на морские кораллы. Об ее холодные груди бились холодные волны, и на ресницах ее искрилась соль.

Так прекрасна была она, что, увидев ее, исполненный восхищения юный Рыбак потянул к себе сети и, перегнувшись через борт челнока, охватил ее стан руками. Но только он к ней прикоснулся, она вскрикнула, как вспугнутая чайка, и пробудилась от сна, и в ужасе взглянула на него аметистово-лиловыми глазами, и стала биться, стараясь вырваться. Но он не отпустил ее и крепко прижал к себе.

Видя, что ей не уйти, заплакала Дева морская.

— Будь милостив, отпусти меня в море, я единственная дочь Морского царя, и стар и одинок мой отец. Но ответил ей юный Рыбак:

— Я не отпущу тебя, покуда ты не дашь мне обещания, что на первый мой зов ты поднимешься ко мне из глубины И будешь петь для меня свои песни: потому что нравится рыбам пение Обитателей моря, и всегда будут полны мои сети.

— А ты и вправду отпустишь меня, если дам тебе такое обещание? спросила Дева морская.

— Воистину так, отпущу,- ответил молодой Рыбак. И она дала ему обещание, которого он пожелал, и подкрепила свое обещание клятвою Обитателей моря, и разомкнул тогда Рыбак свои объятья, и, все еще трепеща от какого-то странного страха, она опустилась на дно.

Каждый вечер выходил молодой Рыбак на ловлю и звал к себе Деву морскую. И она поднималась из вод и пела ему свои песни.

Вокруг нее резвились дельфины, и дикие чайки летали над ее головой.

И она пела чудесные песни. Она пела о Жителях моря, что из пещеры в пещеру гоняют свои стада и носят детенышей у себя на плечах; о Тритонах, зеленобородых, с волосатою грудью, которые трубят в витые раковины во время шествия Морского царя; о царском янтарном чертоге — у него изумрудная крыша, а полы из ясного жемчуга; о подводных садах, где колышутся целыми днями широкие кружевные веера из кораллов, а над ними проносятся рыбы, подобно серебряным птицам; и льнут анемоны к скалам, и розовые пескари гнездятся в желтых бороздках песка. Она пела об огромных китах, приплывающих из северных морей, с колючими сосульками на плавниках; о Сиренах, которые рассказывают такие чудесные сказки, что купцы затыкают себе уши воском, чтобы не броситься в воду и не погибнуть в волнах; о затонувших галерах, у которых длинные мачты, за их снасти ухватились матросы, да так и закоченели навек, а в открытые люки вплывает макрель и свободно выплывает оттуда; о малых ракушках, великих путешественницах: они присасываются в килях кораблей и объезжают весь свет; о каракатицах, живущих на склонах утесов: она простирает свои длинные черные руки, и стоит им захотеть, будет ночь. Она пела о моллюске-наутилусе: у него свой собственный опаловый ботик, управляемый шелковым парусом; и о счастливых Тритонах, которые играют на арфе и чарами могут усыпить самого Осьминога Великого; и о маленьких детях моря, которые поймают черепаху и со смехом катаются на ее скользкой спине; и о Девах морских, что нежатся в белеющей пене и простирают руки к морякам; и о моржах с кривыми клыками, и о морских конях, у которых развевается грива.

И пока она пела, стаи тунцов, чтобы послушать ее, выплывали из морской глубины, и молодой Рыбак ловил их, окружая своими сетями, а иных убивал острогою. Когда же челнок у него наполнялся. Дева морская, улыбнувшись ему, погружалась в море.

И все же она избегала к нему приближаться, чтобы он не коснулся ее. Часто он молил ее и’ звал, но она не подплывала ближе.

Когда же он пытался схватить ее, она ныряла, как ныряют тюлени, и больше в тот день не показывалась. И с каждым днем ее песни все сильнее пленяли его. Так сладостен был ее голос, что Рыбак забывал свой челнок, свои сети, и добыча уже не прельщала его. Мимо него проплывали целыми стаями золотоглазые, с алыми плавниками, тунцы, а он и не замечал их. Праздно лежала у него под рукой острога, и его корзины, сплетенные из ивовых прутьев, оставались пустыми. Полураскрыв уста и с затуманенным от упоения взором неподвижно сидел он в челноке, и слушал, и слушал, пока не подкрадывались к нему туманы морские и блуждающий месяц не пятнал серебром его загорелое тело.

В один из таких вечеров он вызвал ее и сказал:

— Маленькая Дева морская, маленькая Дева морская, я люблю тебя. Будь моей женою, потому что я люблю тебя. Но Дева морская покачала головой и ответила:

— У тебя человечья душа! Прогони свою душу прочь, и мне можно будет тебя полюбить.

И сказал себе юный Рыбак:

— На что мне моя душа? Мне не дано ее видеть. Я не могу прикоснуться к ней. Я не знаю, какая она. И вправду: я прогоню ее прочь, и будет мне великая радость.

И он закричал от восторга и, встав в своем расписном челноке, простер руки к Деве морской.

— Я прогоню свою душу,- крикнул он,- и ты будешь моей юной женой, и мужем я буду тебе, и мы поселимся в пучине, и ты покажешь мне все, о чем пела, и я сделаю все, что захочешь, и жизни наши буду навек неразлучны.

И засмеялась от радости Дева морская, и закрыла лицо руками.

— Но как же мне прогнать мою душу? — закричал молодой Рыбак.- Научи меня, как это делается, и я выполню все, что ты скажешь.

— Увы! Я сама не знаю! -ответила Дева морская.- У нас, Обитателей моря, никогда не бывало души.

И, горестно взглянув на него, она погрузилась в пучину.

x x x На следующий день рано утром, едва солнце поднялось над холмом на высоту ладони, юный Рыбак подошел к дому Священника и трижды постучался в его дверь.

Послушник взглянул через решетку окна и, когда увидал, кто пришел, отодвинул засов и сказал:

И юный Рыбак вошел и преклонил колени на душистые Тростники, покрывавшие пол, и обратился к Священнику, читавшему Библию, и сказал ему громко:

— Отец, я полюбил Деву морскую, но между мною и ею встала моя душа. Научи, как избавиться мне от души, ибо поистине она мне не надобна. К чему мне моя душа? Мне не дано ее видеть. Я не могу прикоснуться к ней. Я не знаю, какая она.

— Горе! Горе тебе, ты лишился рассудка. Или ты отравлен ядовитыми травами? Душа есть самое святое в человеке и дарована нам Господом Богом, чтобы мы достойно владели ею. Нет ничего драгоценнее, чем душа человеческая, и никакие блага земные не могут сравняться с нею. Она стоит всего золота на свете, и ценнее царских рубинов. Поэтому, сын мой, забудь свои помыслы, ибо это неискупаемый грех. А Обитатели моря прокляты, и прокляты все, кто вздумает с ними знаться. Они, как дикие звери, не знают, где добро и где зло, и не за них умирал Искупитель.

Выслушав жестокое слово Священника, юный Рыбак разрыдался и, поднявшись с колен, сказал:

— Отец, Фавны обитают в чаще леса — и счастливы! и на скалах сидят Тритоны с арфами из червонного золота. Позволь мне быть таким, как они,умоляю тебя! — ибо жизнь их как жизнь цветов. А к чему мне моя душа, если встала она между мной и той, кого я люблю?

— Мерзостна плотская любовь! — нахмурив брови, воскликнул Священник.- И мерзостны и пагубны те твари языческие, которым Господь попустил блуждать по своей.земле. Да будут прокляты Фавны лесные, и да будут прокляты эти морские певцы!

Я сам их слыхал по ночам, они тщились меня обольстить и отторгнуть меня от моих молитвенных четок. Они стучатся ко мне в окно и хохочут.; Они нашептывают мне в уши слова о своих погибельных радостях. Они искушают меня искушениями, и, когда я хочу молиться, они корчат мне рожи. Они погибшие, говорю я тебе, и воистину им никогда не спастись. Для них нет ни рая, ни ада, и ни в раю, ни в аду им не будет дано славословить имя Господне.

— Отец!-вскричал юный Рыбак.-Ты не знаешь, о чем говоришь. В сети мои уловил я недавно Морскую Царевну. Она прекраснее, чем утренняя звезда, она белее, чем месяц. За ее тело я отдал бы душу и за ее любовь откажусь от вечного блаженства в раю. Открой же мне то, о чем я тебя молю, и отпусти меня с миром.

— Прочь! — закричал Священник.- Та, кого ты любишь, отвергнута Богом, и ты будешь вместе с нею отвергнут.

И не дал ему благословения, и прогнал от порога своего. И пошел молодой Рыбак на торговую площадь, и медленна была его поступь, и голова была опущена на грудь, как у того, кто печален.

И увидели его купцы и стали меж собою шептаться, и один из них вышел навстречу и, окликнув его, спросил:

— Что ты принес продавать?

— Я продам тебе душу,- ответил Рыбак.- Будь добр, купи ее, ибо она мне в тягость. К чему мне душа? Мне не дано ее видеть. Я не могу прикоснуться к ней. Я не знаю, какая она.

Но купцы посмеялись над ним.

— На что нам душа человеческая? Она не стоит ломаного гроша. Продай нам в рабство тело твое, и мы облачим тебя в пурпур и украсим твой палец перстнем, и ты будешь любимым рабом королевы. Но не говори о душе, ибо для нас она ничто и не имеет цены.

И сказал себе юный Рыбак:

— Как это все удивительно! Священник убеждает меня, что душа ценнее, чем все золото в мире, а’ вот купцы говорят, что она не стоит и гроша.

И он покинул торговую площадь, и спустился на берег моря, и стал размышлять о том, как ему надлежит поступить.

К полудню он вспомнил, что один его товарищ, собиратель морского укропа, рассказывал ему о некой искусной в делах колдовства юной Ведьме, живущей в пещере у входа в залив. Он тотчас вскочил и пустился бежать, так ему хотелось поскорее избавиться от своей души, и облако пыли бежало за ним по песчаному берегу. Юная Ведьма узнала о его приближении, потому что у нее почесалась ладонь, и с хохотом распустила свои рыжие волосы. И, распустив свои рыжие волосы, окружившие все ее тело, она встала у входа в пещеру, и в руке у нее была цветущая ветка дикой цикуты.

— Чего тебе надо? Чего тебе надо? — закричала она, когда, изнемогая от бега, он взобрался вверх и упал перед ней.- Не нужна ли сетям твоим рыба, когда буйствует яростный ветер? Есть у меня камышовая дудочка, и стоит мне дунуть в нее, голавли заплывают в залив. Но это не дешево стоит, мой хорошенький мальчик, это не дешево стоит. Чего тебе надо? Чего тебе надо? Не надобен ли тебе ураган, который разбил бы суда и выбросил бы на берег сундуки с богатым добром? Мне подвластно больше ураганов, чем ветру, ибо я служу тому, кто сильнее, чем ветер, и одним только ситом и ведерком воды я могу отправить в пучину морскую самые большие галеры. Но это не дешево стоит, мой хорошенький мальчик, это не дешево стоит. Чего тебе надо? Чего тебе надо? Я знаю цветок, что растет в долине. Никто не знает его, одна только я. У него пурпурные лепестки, и в его сердце звезда, и молочно-бел его сок. Прикоснись этим цветком к непреклонным устам королевы, и на край света пойдет за тобою она.

Она покинет ложе короля и на край света пойдет за тобою. Но это не дешево стоит, мой хорошенький мальчик, это не дешево стоит. Чего тебе надо? Чего тебе надо? Я в ступе могу истолочь жабу, и сварю из нее чудесное снадобье, и рукою покойника помешаю его. И когда твой недруг заснет, брызни в него этим снадобьем, и обратится он в черную ехидну, и родная мать раздавит его. Моим колесом я могу свести с неба Луну и в кристалле покажу тебе Смерть. Чего тебе надо? Чего тебе надо? Открой мне твое желание, и я исполню его, и ты заплатишь мне, мой хорошенький мальчик, ты заплатишь мне красную цену.

— Невелико мое желание,- ответил юный Рыбак,- но Священник разгневался на меня и прогнал меня прочь. Малого я желаю, но купцы осмеяли меня и отвергли меня. Затем и пришел я к тебе, хоть люди и зовут тебя злою. И какую цену ты ни спросишь, я заплачу тебе.

— Чего же ты хочешь? — спросила Ведьма и подошла к нему ближе.

— Избавиться от своей души,- сказал он. Ведьма побледнела, и стала дрожать, и прикрыла лицо синим плащом.

— Хорошенький мальчик, мой хорошенький мальчик,- пробормотала она,-страшного же ты захотел!

Он тряхнул своими темными кудрями и засмеялся в ответ.

— Я отлично обойдусь без души. Ведь мне не дано ее видеть. Я не могу прикоснуться к ней. Я не знаю, какая она.

— Что же ты дашь мне, если я научу тебя? — спросила Ведьма, глядя на него сверху вниз прекрасными своими глазами.

— Я дам тебе пять золотых, и мои сети, и расписной мой челнок, и тростниковую хижину, в которой живу. Только скажи мне скорее, как избавиться мне от души, и я дам тебе все, что имею.

Ведьма захохотала насмешливо и ударила его веткой цикуты.

— Я умею обращать в золото осенние листья, лунные лучи могу превратить в серебро. Всех земных царей.богаче. тот, кому я служу, и ему подвластны их царства.

— Что же я дам тебе, если тебе не нужно ни золота, ни серебра?

Ведьма погладила его голову тонкой и белой рукой.

— Ты должен сплясать со мною, мой хорошенький мальчик,-тихо прошептала она и улыбнулась ему.

— Только и всего? — воскликнул юный Рыбак в изумлении и тотчас вскочил на ноги.

— Только и всего,-ответила она и снова улыбнулась ему.

— Тогда на закате солнца, где-нибудь в укромном местечке, мы спляшем с тобою вдвоем,- сказал он,- и сейчас же, чуть кончится пляска, ты откроешь мне то, что я жажду узнать.

Она покачала головою.

— В полнолуние, в полнолуние,- прошептала она. Потом она оглянулась вокруг и прислушалась. Какая-то синяя птица с диким криком взвилась из гнезда и закружила над дюнами, и три пестрые птицы зашуршали в серой и жесткой траве и стали меж собой пересвистываться. И больше не было слышно ни звука, только волны плескались внизу, перекатывая у берега гладкие камешки. Ведьма протянула руку и привлекла своего гостя к себе и в самое ухо шепнула ему сухими губами:

— Нынче ночью ты должен прийти на вершину горы. Нынче Шабаш, и Он будет там.

Вздрогнул юный Рыбак, поглядел на нее, она оскалила белые зубы и засмеялась опять.

— Кто это Он, о ком говоришь ты? — спросил у нее Рыбак.

— Не все ли равно? Приходи туда нынче ночью и встань под ветвями белого граба и жди меня. Если набросится на тебя черный пес, ударь его ивовой палкой,- и он убежит от тебя. И если скажет тебе что-нибудь филин, не отвечай ему. В полнолуние я приду к тебе, и мы пропляшем вдвоем на траве.

— Но можешь ли ты мне поклясться, что тогда ты научишь меня, как избавиться мне от души?

Она вышла из пещеры на солнечный свет, и рыжие ее волосы заструились под ветром.

— Клянусь тебе копытами козла! — ответила она.

— Ты самая лучшая ведьма! — закричал молодой Рыбак.— И, ‘конечно, я приду, и буду с тобой танцеватьк нынче ночью на вершине горы. Поистине я предпочел бы, чтобы ты спросила с меня серебра или золота. Но если такова твоя цена, ты получишь ее, ибо она не велика.

И, сняв шапку, он низко поклонился колдунье и, исполненный великою радостью, побежал по дороге в город.

А Ведьма не спускала с него глаз, и, когда он скрылся из вида, она вернулась в пещеру и, вынув зеркало из резного кедрового ларчика, поставила его на подставку и начала жечь перед зеркалом на горящих угольях вербену и вглядываться в клубящийся дым.

Потом в бешенстве стиснула руки.

— Он должен быть моим,- прошептала она.- Я так же хороша, как и та.

Едва только показалась луна, взобрался юный Рыбак на вершину горы и стал под ветвями граба. Словно металлический полированный щит, лежало у ног его округлое море, и тени рыбачьих лодок скользили вдали по заливу. Филин, огромный, с желтыми глазами, окликнул его по имени, но он ничего не ответил. Черный рычащий пес набросился на него; Рыбак ударил его ивовой палкой, и, взвизгнув, пес убежал.

К полночи, как летучие мыши, стали слетаться ведьмы.

— Фью! — кричали они, чуть только спускались на землю.- Здесь кто-то чужой, мы не знаем его!

И они нюхали воздух, перешептывались и делали какие-то знаки. Молодая Ведьма явилась сюда последней, и рыжие волосы ее струились по ветру. На ней было платье из золотой парчи, расшитое павлиньими глазками и маленькая шапочка из зеленого бархата.

Они оба кружились вихрем, и так высоко прыгала Ведьма, что были ему видны красные каблучки ее башмаков. Вдруг до слуха танцующих донесся топот коня, но коня не было видно нигде, и Рыбак почувствовал страх.

— Быстрее!-кричала Ведьма и, обхватив его шею руками, жарко дышала в лицо.-Быстрее! Быстрее!- кричала она, и, казалось, земля завертелась у него под ногами, в голове у него помутилось, и великий ужас напал на него, будто под взором какогото злобного дьявола, и наконец он заметил, что под сенью утеса скрывается кто-то, кого раньше там не было.

То был человек, одетый в бархатный черный испанский костюм. Лицо у него было до странности бледно, но уста его были похожи на алый цветок. Он казался усталым и стоял, прислонившись к утесу, небрежно играя рукоятью кинжала. Невдалеке на траве виднелась его шляпа с пером и перчатками для верховой езды. Они были оторочены золотыми кружевами, и мелким жемчугом был вышит на них какой-то невиданный герб. Короткий плащ, обшитый соболями, свешивался с его плеча, а его холеные белые руки были украшены перстнями; тяжелые веки скрывали его глаза.

Как завороженный смотрел на него юный Рыбак. Наконец их глаза встретились, и потом, где бы юный Рыбак ни плясал, ему чудилось, что взгляд незнакомца неотступно следит за ним. Он слышал, как Ведьма засмеялась, и обхватил ее стан, и завертел в неистовой пляске.

Вдруг в лесу залаяла собака; танцующие остановились, и пара за парой пошли к незнакомцу, и, преклоняя колена, припадали’ к его руке. При этом на его гордых губах заиграла легкая улыбка, как играет вода от трепета птичьих крыльев. Но было в той улыбке презрение. И он продолжал смотреть только на молодого Рыбака.

— Пойдем же, поклонимся ему! — шепнула Ведьма и повела его вверх, и сильное желание сделать именно то, о чем говорила она, охватило его всего, и он пошел вслед за нею. Но когда он подошел к тому человеку, он внезапно, не зная и сам почему, осенил себя крестным знамением и призвал имя Господне.

И тотчас же ведьмы, закричав, словно ястребы, улетели куда-то, а бледное лицо, что следило за ним, передернулось судорогой боли. Человек отошел к роще и свистнул. Испанский жеребец в серебряной сбруе выбежал навстречу ему. Человек вскочил на коня, оглянулся и грустно посмотрел на юного Рыбака.

И рыжеволосая Ведьма попыталась улететь вместе с ним, но юный Рыбак схватил ее за руки и крепко держал.

— Отпусти меня, дай мне уйти! — взмолилась она.- Ибо ты назвал такое имя, которое не подобает называть, и сделал такое знамение, на которое не подобает смотреть.

— Нет,- ответил он ей,- не пущу я тебя, покуда не откроешь мне тайну.

— Какую тайну?- спросила она, вырываясь от него, словная дикая кошка, и кусая запененные губы.

— Ты знаешь сама,- сказал он. Ее глаза, зеленые, как полевая трава, вдруг замутились слезами, и она сказала в ответ:

— Что хочешь проси, но не это!

Он засмеялся и сжал ее крепче.

И, увидев, что ей не вырваться, она прошептала ему:

— Я так же пригожа, как дочери моря, я так же хороша, как и те, что живут в голубых волнах,- и она стала ласкаться к нему и приблизила к нему свое лицо.

Но он нахмурился, оттолкнул ее и сказал:

— Если не исполнишь своего обещания, я убью тебя, Ведьма-обманщица.

Лицо у нее сделалось серым, как цветок иудина дерева, .И, вздрогнув, она тихо ответила:

— Будь по-твоему. Душа не» моя, а твоя. Делай с нею что хочешь.

И она вынула из-за пояса маленький нож и подала ему. Рукоятка у ножа была обтянута зеленой змеиной кожей.

— Для чего он мне надобен? — спросил удивленный Рыбак.

Она помолчала недолго, и ужас исказил ее лицо. Потом она откинула с чела свои рыжие волосы и, странно улыбаясь, сказала:

— То, что люди называют своей тенью, не тень их тела, а тело их души. Выйди на берег моря, стань спиною к луне и отрежь у самых своих ног свою тень, это тело твоей души, и повели ей покинуть тебя, и она исполнит твое повеление.

Молодой Рыбак задрожал.

— Это правда? — прошептал он.

— Истинная правда, и лучше б я не открывала ее,- воскликнула Ведьма, рыдая и цепляясь за его колени.

Он отстранил ее, и там она осталась, в буйных травах, и, дойдя до склона горы, он сунул этот нож за пояс и, хватаясь за выступы, начал быстро спускаться вниз.

И бывшая в нем Душа воззвала к нему и сказала:

— Слушай! Все эти годы жила я с тобою и верно служила тебе. Не гони же меня теперь. Какое зло я причинила тебе?

Но юный Рыбак засмеялся.

— Зла я от тебя не видел, но ты мне не надобна. Мир велик, и есть еще Рай, есть и Ад, есть и сумрачная серая обитель, которая между Раем и Адом. Иди же, куда хочешь, отстань, моя милая давно уже кличет меня.

Душа жалобно молила его, но он даже не слушал ее.

Он уверенно, как дикий козел, прыгал вниз со скалы на скалу; наконец он спустился к желтому берегу моря. Стройный, весь как из бронзы, словно статуя, изваянная эллином, он стоял на песке, повернувшись спиною к луне, а из пены уже простирались к нему белые руки, и вставали из волн какие-то смутные призраки, и слышался их неясный привет.

Прямо перед ним лежала его тень, тело его Души, а там, позади, висела луна в воздухе, золотистом, как мед.

И Душа сказала ему:

— Если и вправду ты должен прогнать меня прочь от себя, дай мне с тобой твое сердце. Мир жесток, и без сердца я не хочу уходить.

Он улыбнулся и покачал головой.

— А чем же я буду любить мою милую, если отдам тебе сердце?

— Будь добр,- молила Душа,- дай мне с собой твое сердце: мир очень жесток, и мне страшно.

— Мое сердце отдано милой!-ответил Рыбак.-Не мешкай же и уходи поскорее.

— Разве я не любила бы вместе с тобою? — спросила его Душа.

— Уходи, тебя мне не надобно! — крикнул юный. Рыбак и, выхватив маленький нож с зеленою рукояткой из змеиной кожи, отрезал свою тень у самых ног, и она поднялась и предстала пред ним, точно такая, как он, и взглянула ему в глаза.

Он отпрянул назад, заткнул за пояс нож, и чувство ужаса охватило его.

— Ступай,- прошептал он,- и не показывайся мне на глаза!

— Нет, мы снова должны встретиться!- сказала Душа. Негромкий ее голос был как флейта, и губы ее чуть шевелились.

— Но как же мы встретимся? Где? Ведь не пойдешь ты за мной в морские глубины!-воскликнул юный Рыбак.

— Каждый год я буду являться на это самое место и призывать тебя,ответила Душа.- Кто знает, ведь может случиться, что я понадоблюсь тебе.

— Ну зачем ты мне будешь нужна?-воскликнул юный Рыбак.- Но все равно, будь по-твоему!

И он бросился в воду, и Тритоны затрубили в свои раковины, а маленькая Дева морская выплыла навстречу ему, обвила его шею руками и поцеловала в самые губы. i А Душа стояла на пустынном прибрежье, смотрела на них и, когда они скрылись в волнах, рыдая, побрела по болотам.

И когда миновал первый год. Душа сошла на берег моря и стала звать юного Рыбака, и он поднялся из пучины и спросил:

— Зачем ты зовешь меня?’ И Душа ответила:

И подошел он ближе, и лег на песчаной отмели, и, опершись головою на руку. Стал слушать.

И сказала ему Душа:

— Когда я покинула тебя, я повернулась лицом к Востоку и отправилась в дальний путь. С Востока приходит все мудрое.

Шесть дней была я в пути, и наутро седьмого дня я подошла к холму, что находится в землях Татарии. Чтобы укрыться от солнца, я уселась в тени тамариска. Почва была сухая и выжжена зноем. Как ползают мухи по медному гладкому диску, так двигались люди по этой равнине.

В полдень багряное облако пыли поднялось от ровного края земли. Когда жители Татарии увидали его, они натянули расписные свои луки, вскочили на приземистых коней и галопом поскакали навстречу. Женщины с визгом побежали к кибиткам и спрятались за висящими войлоками.

В сумерки татары вернулись, но пятерых не хватало, а из вернувшихся немало было раненых. Они впрягли своих коней в кибитки и торопливо снялись с места. Три шакала вышли из пещеры и посмотрели им вслед. Потом они понюхали воздух и рысью побежали в обратную сторону.

Когда же взошла луна, я увидела на равнине костер и пошла прямо на него. Вокруг костра на коврах сидели какие-то купцы.

Их верблюды были привязаны позади, а негры-прислужники разбивали палатки из дубленой кожи на песке. и воздвигали высокую изгородь из колючего кактуса.

Когда я приблизилась к ним, их предводитель поднялся и, обнажив меч. спросил, .что мне надо.

Я ответила, что была у себя на родине Принцем и что теперь бегу от Татар, которые хотели обратить меня в рабство.

Предводитель усмехнулся и показал мне пять человеческих голов, насаженных на длинные бамбуковые шесты.

Потом он спросил меня, кто был пророк Бога на земле, и я ответила: Магомет.

Услыхавши имя лжепророка, он склонил голову и взял меня за руку и посадил рядом с собою. Негр принес мне кумысу в деревянной чашке и кусок жареной баранины.

На рассвете мы двинулись в путь. Я ехала на рыжем верблюде рядом с предводителем отряда, а перед нами бежал скороход, и в руке у него было копье. Воины были и справа и слева, а сзади следовали мулы, нагруженные разными товарами. Верблюдов в караване было сорок, а мулов было дважды столько.

Мы прошли из страны Татарии к тем, которые проклинают Луну. Мы видели Грифов, стерегущих свое золото в белых скалах, мы видели чешуйчатых Драконов, которые спали в пещерах. Когда мы проходили через горные кряжи мы боялись дохнуть, чтобы снеговые лавины не сверглись на нас, и каждый повязал глаза легкой вуалью из газа. Когда мы проходили по долинам, в нас метали стрелы Пигмеи, таившиеся в дупле деревьев, а по ночам мы слыхали, как дикие люди били в свои барабаны. Подойдя к Башне Обезьян, мы положили пред ними плоды, и они не тронули нас. Когда же мы подошли к Башне Змей, мы дали им теплого молока в медных чашах, и они пропустили нас. Трижды во время пути выходили мы на берег Окса. Мы переплывали его на деревянных плотах с большими мехами из воловьих шкур, надутых воздухом. Бегемоты яростно бросались на нас и хотели нас растерзать.

Верблюды дрожали, когда видели их.

Цари каждого города взимали с нас пошлину, но не впускали в городские ворота. Они бросали нам еду из-за стен,- медовые оладьи из маиса и пирожки из мельчайшей муки, начиненные финиками. За каждую сотню корзин мы давали им по янтарному шарику.

Когда обитатели сел видели, что мы приближаемся, они отравляли колодцы и убегали на вершины холмов.

Мы должны были сражаться с Магадаями, которые рождаются старыми и, что ни год, становятся моложе и умирают младенцами; мы сражались с Лактроями, которые считают себя порождением тигров и раскрашивают себя черными и желтыми полосами. Мы сражались с Аурантами, которые хоронят своих мертвецов на вершинах деревьев, а сами прячутся в темных пещерах, чтобы Солнце, которое считается у них божеством, не убило их; и с Кримнийцами, которые поклоняются крокодилу и приносят ему в дар серьги из зеленой травы и кормят его маслом и молодыми цыплятами; и с Агазонбаями, у коих песьи морды; и с Сибанами на лошадиных ногах, более быстрых, чем ноги коней. Треть нашего отряда погибла в битвах и треть нашего отряда погибла от лишений. Прочие роптали на меня и говорили, что я принесла им несчастье. Я взяла из-под камня рогатую ехидну и дала ей ужалить меня. Увидев, что я невредима, они испугались.

На четвертый месяц мы достигли города Иллель. Была ночь, когда мы приблизились к роще за городскими стенами, и воздух был душный, ибо Луна находилась в созвездии Скорпиона.

Мы срывали спелые гранаты с деревьев, и разламывали их, и пили их сладкий сок. Потом мы легли на ковры и дожидались рассвета.

И на рассвете мы встали и постучались в городские ворота. Из кованой красной меди были эти городские ворота, и на них были морские драконы, а также драконы крылатые. Стража, наблюдавшая с бойниц, спросила, чего нам надо. Толмач каравана ответил, что мы с острова Сирии пришли сюда с богатыми товарами. Они взяли у нас заложников и сказали, что в полдень откроют ворота, и велели ждать до полудня.

В полдень они открыли ворота, и люди толпами выбегали из домов, чтобы поглядеть на пришельцев, и глашатай помчался по улицам города, крича в раковину о нашем прибытии. Мы остановились на базаре, и едва только негры развязали тюки узорчатых тканей и раскрыли резные ларцы из смоковницы, купцы выставили напоказ свои диковинные товары: навощенные льняные ткани из Египта, крашеное полотно из земли Эфиопов, пурпурные губки из Тира, синие сидонские занавеси, прохладные янтарные чаши, тонкие стеклянные сосуды и еще сосуды из обожженной глины, очень причудливой формы. С кровли какого-то дома женщины смотрели на нас. У одной на лице была маска из позолоченной кожи.

И в первый день пришли к нам жрецы и выменивали наши товары. Во второй день пришли знатные граждане. В третий день пришли ремесленники и рабы. Таков их обычай со всеми купцами, пока те пребывают в их городе.

И в течение одной луны мы оставались там, и, когда луна пошла на убыль, торговля наскучила мне, и я стала скитаться по улицам города и приблизилась к тому саду, который был садом их Бога. Жрецы, одетые в желтое, безмолвно двигались меж зеленью дерев, и на черных мраморных плитах стоял красный, как роза, дворец, в котором и жил этот Бог. Двери храма были покрыты глазурью, и их украшали белестящие золотые барельефы, изображавшие быков и павлинов. Изразцовая крыша была сделана из фарфора цвета морской воды, и по ее краям висели целые гирлянды колокольчиков. Белые голуби, пролетая, задевали колокольчики крыльями, и колокольчики от трепета крыльев звенели.

Перед храмом был бассейн прозрачной воды, выложенный испещренным прожилками ониксом. Я легла у бассейна и бледными пальцами трогала широкие листья. Один из жрецов подошел ко мне и стал у меня за спиною. На ногах у него были сандалии, одна из мягкой змеиной кожи, другая из птичьих перьев. На голове у него была войлочная черная митра, украшенная серебряными полумесяцами. Семь узоров желтого цвета были вытканы на его одеянии, и сурьмою были выкрашены его курчавые волосы.

Помолчав, он обратился ко мне и спросил, что мне угодно.

Я сказала, что мне угодно видеть Бога.

— Бог на охоте,- ответил жрец, как-то странно глядя на меня узкими косыми глазами.

— Скажи мне, в каком он лесу, и я буду охотиться с ним.

Он расправил мягкую бахрому своей туники длинными и острыми ногтями.

— Бог спит!

— Скажи, на каком он ложе, и я буду охранять его сон.

— Бог за столом, он пирует.

— Если вино его сладко, я буду пить вместе с ним; а если вино его горько, я также буду пить вместе с ним, Он склонил в изумлении голову и, взяв меня за руку, помог мне подняться и ввел меня в храм.

И в первом покое я увидела идола, сидевшего на яшмовом троне, окаймленном крупными жемчугами Востока. Идол был из черного дерева, и рост его был рост человека. На челе у него был рубин, и густое масло струилось с его волос на бедра. Его ноги были красны от крови только что убитого козленка, а чресла его были опоясаны медным поясом с семью бериллами. И я сказала жрецу:

— Это Бог? И он ответил:

— Это Бог.

— Покажи мне Бога!-крикнула я.-Или ты будешь убит!

И я коснулась его руки, и рука у него отсохла.

И взмолился жрец, говоря:

— Пусть повелитель исцелит раба своего, и я покажу ему Бога.

Тогда я дохнула на руку жреца, и снова она стала живою, и он задрожал и ввел меня в соседний покой, и я увидела идола, стоявшего на нефритовом лотосе, который был украшен изумрудами. Он был выточен из слоновой кости, и рост его был как два человеческих роста. На челе у него был хризолит, а грудь его была умащена корицей и миррой. В одной руке у него был извилистый нефритовый жезл, а в другой хрустальная держава. Его обувью были котурны из меди, а тучную шею обвивало селенитовое ожерелье.

И я сказала жрецу:

— Это Бог?

И он ответил:

— Это Бог.

— Покажи мне Бога! — крикнула я.- Или ты будешь убит!

И я тронула рукой его веки, и глаза его тотчас ослепли. И взмолился жрец:

— Пусть исцелит повелитель раба своего, и я покажу ему Бога.

Тогда я дохнула на его ослепшие очи, и они опять стали зрячими, и, весь дрожа, он ввел меня в третий покой, и там не было идола, не было никаких кумиров, а было только круглое металлическое зеркало, стоящее на каменном жертвеннике.

И я сказала жрецу:

— Где же Бог? И он ответил:

— Нет никакого Бога, кроме зеркала, которое ты видишь перед собой, ибо это Зеркало Мудрости. И в нем отражается все, что.в, небе и что на земле. Только лицо смотрящего него не отражается в нем. Оно не отражается в нем, чтобы смотрящийся в него стал мудрецом. Много есть всяких зеркал, но те зеркала отражают лишь Мысли глядящего в них. Только это зеркало — Зеркало Мудрости. Кто обладает этим Зеркалом Мудрости, тому ведомо все на земле, и ничто от него не скрыто. Кто не обладает этим зеркалом, тот не обладает и Мудростью. Посему это зеркало и есть Бог, которому мы поклоняемся.

И я посмотрела в зеркало, и все было так, как говорил мне жрец.

И я совершила необычайный поступок, но что я совершила — не важно, и вот в долине, на расстоянии дня пути, спрятала я Зеркало Мудрости. Позволь мне снова войти в тебя и быть твоей рабою,- ты будешь мудрее всех мудрых, и вся Мудрость будет твоя. Позволь мне снова войти в тебя, и никакой мудрец не сравниться с тобою.

Но юный Рыбак засмеялся.

— Любовь лучше Мудрости,- вскричал он,- а маленькая Дева морская любит меня.

— Нет, Мудрость превыше всего,- сказала ему Душа.

— Любовь выше ее! — ответил Рыбак и погрузился в пучину, а душа, рыдая, побрела по болотам.

И по прошествии второго года Душа снова пришла на берег моря и позвала Рыбака, и он вышел из глубины и сказал:

— Зачем ты зовешь меня? И Душа ответила:

— Подойди ко мне ближе и послушай меня, ибо я видела много чудесного.

И Душа сказала ему:

— Когда я покинула тебя, я обратилась к Югу и отправилась в дальний путь. С Юга приходит все, что на свете есть драгоценного. Шесть дней я была в пути, шла по большим дорогам, ведущим и городу Аштер, по красным, пыльным дорогам, по которым бредут паломники, и наутро седьмого дня я подняла свои взоры, и вот у ног моих распростерся город, ибо этот город в долине.

У города девять ворот, и у каждых ворот стоит бронзовый конь, и кони эти ржут, когда Бедуины спускаются с гор. Стены города обиты красной медью, и башни на этих стенах покрыты бронзой. В каждой башне стоит стрелок, и в руках у каждого лук.

При восходе солнца каждый пускает стрелу в гонг, а на закате трубит в рог.

Когда я пыталась проникнуть в город, стража задержала меня и спросила, кто я. Я ответила, что я Дервиш и теперь направляюсь в Мекку, где находится зеленое покрывало, на котором ангелы вышили серебром Коран. И стража исполнилась удивления и просила меня войти в город.

Город был подобен базару. Поистине жаль, что тебя не было вместе со мною. В узких улицах веселые бумажные фонарики колышутся, как большие бабочки. Когда ветер проносится по кровлям, фонарики качаются под ветром, словно разноцветные пузыри. У входа в лавчонки на шелковых ковриках восседают купцы. У них прямые черные бороды, чалмы их усыпаны золотыми цехинами; и длинные нити янтарных четок и точеных персиковых косточек скользят в их холодных пальцах. Иные торгуют гилбаном, и нардом, и какими-то неведомыми духами с островов Индийского моря, и густым маслом из красных роз, из мирры и мелкой гвоздики. Если кто-нибудь остановится и вступит с ними в беседу, они бросают на жаровню щепотки ладана, и воздух становится сладостным. Я видела сирийца, который держал в руке прут, тонкий, подобный тростинке. Серые нити дыма выходили из этого прута, и его запах, пока он горел, был как запах розового миндаля по весне. Иные продают серебряные браслеты, усеянные млечно-голубой бирюзой, и запястья из медной проволоки, окаймленные мелким жемчугом, и тигровые когти и когти диких кошек — леопардов, оправленные в золото, и серьги из просверленных изумрудов, и кольца из выдолбленного нефрита. Из чайных слышатся звуки гитары, и бледнолицые курильщики опия с улыбкой глядят на прохожих.

Поистине жаль, что тебя не было вместе со мною. С большими черными бурдюками на спинах протискиваются там сквозь толпу продавцы вина. Чаще всего торгуют они сладким, как мед, вином Шираза. Они подают его в маленьких металлических чашах и сыплют туда лепестки роз. На базаре стоят продавцы и продают все плоды, какие есть на свете: спелые фиги с пурпурной мякотью; дыни, пахнущие мускусом и желтые, как топазы; померанцы и розовые яблоки, и гроздья белого винограда; круглые красно-золотые апельсины и продолговатые зелено-золотые лимоны. Однажды я видела слона, проходящего мимо. Его хобот был расписан шафраном и киноварью, и на ушах у него была сетка из шелковых алых шнурков. Он остановился у одного шалаша и стал пожирать апельсины, а торговец только смеялся. Ты и представить себе не можешь, какой это странный народ. Когда у них радость, они идут к торгующим птицами, покупают птицу, заключенную в клетку, и выпускают на волю, дабы умножить веселье; а когда у них горе, они бичуют себя терновником, чтобы скорбь их не стала слабее.

Однажды вечером мне навстречу попались какие-то негры; они несли по базару тяжелый паланкин. Он был весь из позолоченного бамбука, ручки у него были красные, покрытые глазурью и украшенные медными павлинами. На окнах висели тонкие муслиновые занавески, расшитые крыльями жуков и усеянные мельчайшими жемчужинками, а когда паланкин поравнялся со мною, оттуда выглянула бледнолицая черкешенка и улыбнулась мне. Я последовала за паланкином. Негры ускорили шаг и сердито посмотрели на меня. Но я пренебрегла их угрозами. Великое любопытство охватило меня.

Наконец они остановились у четырехугольного белого дома. В этом доме не было окон, только маленькая дверь, словно дверь, ведущая в гробницу. Негры опустили паланкин на землю и медным молотком постучали три раза. Армянин в зеленом сафьяновом кафтане выглянул через решетку дверного окошечка и, увидев их, отпер дверь, разостлал на земле ковер, и женщина покинула носилки. У входа в дом она оглянулась и снова послала мне улыбку. Я никогда еще не видала такого бледного лица.

Когда на небе показалась луна, я снова пришла на то место и стала искать тот дом, но его уже не было там. Тогда я догадалась, кто была эта женщина и почему она мне улыбнулась. Воистину жаль, что тебя не было вместе со мною. На празднике Новолуния юный Султан выезжал из дворца и следовал в мечеть для молитвы. Его борода и волосы были окрашены листьями розы, а щеки были напудрены мелким золотым порошком. Его ладони и ступни его ног были желты от шафрана. На восходе солнца он вышел из своего дворца в серебряной одежде, а на закате вернулся в одежде из золота. Люди падали ниц перед ним и скрывали свое лицо, но я не упала ниц. Я стояла у лотка торговца финиками и ждала. Когда Султан увидел меня, он поднял свои крашеные брови и остановился. Но я стояла спокойно и не поклонилась ему. Люди удивлялись моей дерзости и советовали скрыться из города. Я пренебрегла их советами и пошла и села рядом с продавцами чужеземных богов; этих людей презирают, так как презирают их промысел. Когда я рассказала им о том, что я сделала, каждый подарил мне одного из богов и умолял удалиться.

В ту же ночь, едва я простерлась на ложе в чайном домике, что на улице Гранатов, вошли телохранители Султана и повели меня во дворец. Они замыкали за мною каждую дверь и вешали на нее железную цепь. Внутри был обширный двор, весь окруженный аркадами. Стены были алебастровые, белые, с зелеными и голубыми изразцами, колонны были из зеленого мрамора, а мраморные плиты под ногою были такого же цвета, как лепестки персикового дерева. Подобного я не видала никогда.

Пока я проходила этот двор, две женщины, лица которых были закрыты чадрами, посмотрели на меня с балкона и послали мне вслед проклятие. Телохранители ускорили шаг, и их копья забряцали по гладкому полу. Наконец они открыли ворота, выточенные из слоновой кости, и я очутилась в саду, расположенном на семи террасах. Сад был обильно орошаем водой. В нем были посажены тюльпаны, ночные красавицы и серебристый алоэ. Как тонкая хрустальная тростинка, повисла во мглистом воздухе струйка фонтана. И кипарисы стояли, точно догоревшие факелы. На ветвях одного кипариса распевал соловей.

В конце сада была небольшая беседка. Когда мы приблизились к ней, навстречу нам вышли два евнуха. Их тучные тела колыхались, и они с любопытством оглядели меня из-под желтых век. Один из них отвел начальника стражи в сторону и тихим голосом шепнул ему что-то. Другой продолжал все время жевать какие-то душистые лепешки, которые жеманным движением руки доставал из эмалевой овальной коробочки лилового цвета.

Через несколько минут начальник стражи велел солдатам уйти. Они пошли обратно во дворец, за ними медленно последовали евнухи, срывая по пути с деревьев сладкие тутовые ягоды. Тот евнух, который постарше, глянул на меня и улыбнулся зловещей улыбкой.

Затем начальник стражи подвел меня к самому входу в беседку. Я бестрепетно шагала за ним и, отдернув тяжелый полог, вошла.

Юный Султан возлежал на крашеных львиных шкурах, на руке у него сидел сокол. За спиной Султана стоял нубиец в украшенном медью тюрбане, обнаженный до пояса и с грузными серьгами в проколотых ушах. Тяжелая кривая сабля лежала на столе у ложа.

Султан нахмурился, увидев меня, и сказал:

— Кто ты такой? Скажи свое имя. Или тебе неведомо, что я властелин этого города?

Но я ничего не ответила.

Султан указал на кривую саблю, и нубиец схватил ее и, подавшись вперед, со страшной силой ударил меня. Лезвие со свистом прошло сквозь меня, но я осталась жива и невредима. Нубиец растянулся на полу, и, когда поднялся, его зубы стучали от ужаса, и он спрятался за ложе Султана.

Султан вскочил на ноги и, выхватив дротик из оружейной подставки, метнул его в меня. Я поймала его на лету и разломала пополам. Султан выстрелил в меня из лука, но я подняла руки, и стрела остановилась в полете. Тогда из-за белого кожаного пояса выхватил он кинжал и воткнул его в горло нубийцу, чтобы раб не мог рассказать о позоре своего господина. Нубиец стал корчиться, как раздавленная змея, и красная пена пузырями выступила у него на губах.

Как только он умер, Султан обратился ко мне и сказал, отирая платком из пурпурного расшитого шелка блестевшую на челе испарину:

— Уж не пророк ли ты Божий, ибо вот я не властен причинить тебе какое-нибудь зло, или, может быть, сын пророка, ибо мое оружие не в силах уничтожить тебя. Прошу тебя, удались отсюда, потому что, покуда ты здесь, я не властелин моего города.

И я ответила ему:

— Я уйду, если ты мне отдашь половину твоих сокровищ. Отдай мне половину сокровищ, и я удалюсь отсюда.

Он взял меня за руку и повел в сад. Начальник стражи, увидев меня, изумился. Но когда меня увидели евнухи, их колени дрогнули, и они в ужасе пали на землю.

Есть во дворце восьмистенная зала, вся из багряного порфира, с чешуйчатым медным потолком, с которого свисают светильники. Султан коснулся стены; она разверзлась, и мы пошли каким-то длинным ходом, освещаемым многими факелами. В нишах, справа и слева, стояли винные кувшины, наполненные доверху серебряными монетами. Когда мы дошли до середины коридора. Султан произнес какое-то заповедное слово, и на потайной пружине распахнулась гранитная дверь; Султан закрыл лицо руками, чтобы его глаза не ослепли.

Ты не поверишь, какое это было чудесное место. Там были большие черепаховые панцири, полные жемчуга, и выдолбленные огромные лунные камни, полные красных рубинов. В сундуках, обитых слоновьими шкурами, было червонное золото, а в сосудах из кожи был золотой песок. Там были опалы и сапфиры: опалы в хрустальных чашах, а сапфиры в чашах из нефрита. Зеленые крупные изумруды рядами были разложены на тонких блюдах из слоновой кости, а в углу стояли шелковые тюки, одни набитые бирюзой, другие — бериллами. Охотничьи рога из слоновой кости были полны до краев пурпурными аметистами, а рога, которые были из меди,- халцедонами и карнерилами. Колонны из кедрового дерева были увешаны нитками рысьих глаз ‘ (рысий глаз — драгоценный камень), на овальных плоских щитах там были груды карбункулов, иные такого цвета, как вино, другие такого, как трава. И все же я описала едва ли десятую часть того, что было в этом тайном чертоге.

И сказал мне Султан, отнимая руки от лица:

— Здесь хранятся все мои сокровища. Половина сокровищ твоя, как и было обещано мною. Я дам тебе верблюдов и погонщиков, которые будут покорны тебе и отвезут твою долю, куда только ты пожелаешь. Все это будет исполнено нынче же ночью, ибо я не хочу, чтобы отец мой, Солнце, увидел, что живет в моем городе тот, кого я не в силах убить.

Но я сказала Султану в ответ:

— Золото это твое, и серебро это тоже твое, и твои эти драгоценные камни и все эти несметные богатства. Этого ничего мне не надобно. Я ничего не возьму от тебя, только этот маленький перстень на пальце твоей руки.

Нахмурился Султан и сказал:

— Это простое свинцовое кольцо. Оно не имеет никакой цены. Бери же свою половину сокровищ и скорее покинь мой город.

— Нет,- ответила я,- я не возьму ничего, только этот свинцовый перстень, ибо я знаю, какие на нем начертания и для чего они служат.

И, вздрогнув, взмолился Султан:

— Бери все сокровища, какие только есть у меня, только покинь мой город. Я отдаю тебе также и свою половину сокровищ.

И странное я совершила деяние, но о нем не стоит говорить,- и вот в пещере, на расстоянии дня отсюда, я спрятала Перстень Богатства. Туда только день пути, и этот перстень ожидает тебя. Владеющий этим перстнем богаче всех на свете царей. Поди же возьми его, и все сокровища мира твои.

Но юный Рыбак засмеялся.

— Любовь лучше Богатства! — крикнул он.- А маленькая Дева морская любит меня.

— Нет, лучше всего Богатство! — сказала ему Душа.

— Любовь лучше! — ответил Рыбак и погрузился в пучину, а Душа, рыдая, побрела по болотам.

И снова, по прошествии третьего года, Душа пришла на берег моря и позвала Рыбака, и он вышел из пучины и сказал:

— Зачем ты зовешь меня?

И Душа ответила:

— Подойди ко мне ближе, чтоб я могла с тобой побеседовать, ибо я видела много чудесного.

И подошел он ближе, и лег на песчаной отмели, и, опершись головою на руку, стал слушать.

И Душа сказала ему:

— Я знаю один город. Там есть над рекою харчевня. Там я сидела с матросами. Они пили вина обоих цветов, ели мелкую соленую рыбу с лавровым листом и уксусом и хлеб из ячменной муки. Мы сидели там и веселились, и вошел какой-то старик, и в руках у него был кожаный коврик и лютня с двумя янтарными колышками. Разостлав на полу коврик, он ударил перышком по металлическим струнам своей лютни, и вбежала девушка, у которой лицо было закрыто чадрой, и стала плясать перед ними. Лицо ее было закрыто кисейной чадрой, а ноги у нее были нагие. Нагие были ноги ее, и они порхали по этому ковру, как два голубя.

Ничего чудеснее я никогда не видала, и тот город, где она пляшет, отсюда на расстоянии дня.

Услыхав эти слова своей Души, вспомнил юный Рыбак, что маленькая Дева морская совсем не имела ног и не могла танцевать.

Страстное желание охватило его, и он сказал себе самому: «Туда только день пути, и я могу вернуться к моей милой».

И он засмеялся, и встал на отмели, и шагнул к берегу.

И когда он дошел до берега, он засмеялся опять и протянул руки к своей Душе. А Душа громко закричала от радости, и побежала навстречу ему, и вселилась в него, и молодой Рыбак увидел, что тень его тела простерлась опять на песке, а тень тела — это тело Души.

И сказала ему Душа:

— Не будем мешкать, нужно тотчас же удалиться отсюда, ибо Боги Морские ревнивы, и есть у них много чудовищ, которые повинуются им.

И они поспешно удалились, и шли под луною всю ночь, и весь день они шли под солнцем, и, когда завечерело, приблизились к какому-то городу.

И сказала Душа ему:

— Это не тот, а другой. Но все же войдем в него. И они вошли в этот город и пошли бродить по его улицам, и, когда проходили по улице Ювелиров, молодой Рыбак увидел прекрасную серебряную чашу, выставленную в какой-то лавчонке.

И Душа его сказала ему:

— Возьми эту серебряную чашу и спрячь. И взял он серебряную чашу и спрятал ее в складках своей туники, и они поспешно удалились из города. И когда они отошли на расстояние мили, молодой Рыбак насупился, и отшвырнул эту чашу, и сказал Душе:

— Почему ты велела мне украсть эту чашу и спрятать ее? То было недоброе дело.

— Будь покоен,- ответила Душа,- будь покоен.

К вечеру следующего дня они приблизились к какому-то городу, и молодой Рыбак снова спросил у Души:

И Душа ответила ему:

— Это не тот, а другой. Но все же войдем в него. И они вошли в этот город и пошли по улицам его, и, когда проходили по улице Продающих Сандалии, молодой Рыбак увидел ребенка, стоящего у кувшина с водой.

И сказала ему его Душа:

— Ударь этого ребенка.

И он ударил ребенка, и ребенок заплакал; тогда они поспешно покинули город.

И когда они отошли на расстояние мили от города, молодой Рыбак насупился и сказал Душе:

— Почему ты повелела мне ударить ребенка? То было недоброе дело.

— Будь покоен,- ответила Душа,- будь покоен! И к вечеру третьего дня они приблизились к какому-то городу, и молодой Рыбак сказал своей Душе:

— Не это ли город, где пляшет та, о которой ты мне говорила?

И Душа сказала ему:

— Может быть, и тот, войдем в него.

И они вошли в этот город и пошли по улицам его, но нигде не мог молодой Рыбак найти ни реки, ни харчевни. И жители этого города с любопытством взирали на него, и ему стало жутко, и сказал он своей Душе:

— Уйдем отсюда, ибо та, которая пляшет белыми ногами, не здесь.

Но его Душа ответила ему:

— Нет, мы останемся здесь, потому что ночь теперь темная и нам встретятся на дороге разбойники.

И он уселся на площади рынка и стал отдыхать, и вот прошел мимо него купец, и голова его была закрыта капюшоном плаща, а плащ был из татарского сукна, и на длинной камышине держал он фонарь из коровьего рога.

И сказал ему этот купец:

— Почему ты сидишь на базаре? Ты видишь: все лавки закрыты и тюки обвязаны веревками.

И молодой рыбак ответил ему:

— Я не могу в этом городе отыскать заезжего двора, и нет у меня брата, который приютил бы меня.

— Разве не все мы братья? — сказал купец.- Разве мы созданы не единым Творцом? Пойдем же со мною, у меня есть комната для гостей.

И встал молодой Рыбак, и пошел за купцом в его дом. И когда, через гранатовый сад, он вошел под кров его дома, купец принес ему в медной лохани розовую воду для омовения рук и спелых дынь для утоления жажды и поставил перед ним блюдо рису и жареного молодого козленка. По окончании трапезы купец повел его в покой для гостей и предложил ему отдохнуть и опочить. И молодой Рыбак благодарил его, и облобызал кольцо, которое было у него на руке, и бросился на ковры из козьей крашеной шерсти.

И когда он укрылся покровом из черной овечьей шерсти, сон охватил его.

И за три часа до рассвета, когда была еще ночь, его Душа разбудила его и сказала ему:

— Встань и поди к купцу, в ту комнату, где он почивает, и убей его, и возьми у него его золото, ибо мы нуждаемся в золоте.

И встал молодой Рыбак, и прокрался в опочивальню купца, и в ногах купца был какой-то кривой меч, и рядом с купцом, на подносе, было девять кошелей золота. И он протянул свою руку и коснулся меча, но, когда он коснулся его, вздрогнул купец и, воспрянув, сам ухватился за меч и крикнул молодому Рыбаку:

— Злом платишь ты за добро и пролитием крови за милость, которую я оказал тебе? И сказала Рыбаку его Душа:

И он так ударил купца, что купец упал мертвый, а он схватил все девять кошелей золота и поспешно убежал через гранатовый сад, и к звезде обратил лицо, и была та звезда — звезда Утренняя.

И, отойдя от города, молодой Рыбак ударил себя в грудь и сказал своей Душе:

— Почему ты повелела убить этого купца и взять у него золото? Поистине ты злая Душа!

— Будь покоен,- ответила она,- будь покоен!

— Нет,- закричал молодой Рыбак,- я не могу быть покоен, и все, к чему ты понуждала меня, для меня ненавистно. И ты ненавистна мне, и потому я прошу, чтобы ты мне сказала, зачем ты так поступила со мной?

И его Душа ответила ему:

— Когда ты отослал меня в мир и прогнал меня прочь от себя, ты не дал мне сердца, потому и научилась я этим деяниям и, полюбила их.

— Что ты говоришь!-вскричал Рыбак.

— Ты знаешь,- ответила его Душа,- ты сам хорошо это знаешь. Или ты позабыл, что ты не дал мне сердца? Полагаю, что ты не забыл. И посему не тревожь ни себя, ни меня, но будь покоен, ибо не будет той скорби, от которой бы ты не избавился, и не будет того наслаждения, которого бы ты не изведал.

И когда молодой Рыбак услышал эти слова, он задрожал и сказал:

— Ты злая, ты злая, ты заставила меня забыть мою милую, ты соблазнила меня искушениями и направила мои стопы на путь греха. И его Душа отвечала:

— Ты помнишь, что, когда ты отсылал меня в мир, ты не дал мне сердца. Пойдем же куда-нибудь в город и будем там веселиться, потому что мы обладаем теперь девятью кошелями золота.

Но молодой Рыбак взял эти девять кошелей золота и бросил на землю и стал их топтать.

— Нет! — кричал он.- Мне нечего делать с тобою, и я с тобою не пойду никуда, но как некогда я прогнал тебя, так я прогоню и теперь, ибо ты причинила мне зло.

И он повернулся спиною к луне и тем же коротким ножом с рукоятью, обмотанной зеленой змеиной кожей, попытался отрезать свою тень у самых ног. Тень тела — это тело Души.

Но Душа не ушла от него и не слушала его повелений.

— Чары, данные тебе Ведьмою,- сказала она,- уже утратили силу: я не могу отойти от тебя, и ты не можешь меня отогнать.

Только однажды за всю свою жизнь может человек отогнать от себя свою Душу, но тот, кто вновь обретает ее, да сохранит ее во веки веков, и в этом его наказание, и в этом его наказание, и в этом его награда.

И стал бледен молодой Рыбак, сжал кулаки и воскликнул:

— Проклятая Ведьма обманула меня, ибо умолчала об этом!

— Да,-ответила Душа,-она была верна тому, кому служит и кому вечно будет служить.

И когда узнал молодой Рыбак, что нет ему избавления от его Души и что она злая Душа и останется с ним навсегда, он пал на землю и горько заплакал.

И когда был уже день, встал молодой Рыбак и сказал своей Душе:

— Вот я свяжу мои руки, дабы не исполнять твоих велений, и вот я сомкну мои уста, дабы не говорить твоих слов, и я вернусь к тому месту, где живет любимая мною, к тому самому морю вернусь я, к маленькой бухте, где поет она свои песни, и я позову ее и расскажу ей о зле, которое я совершил и которое внушено мне тобою.

И его Душа, искушая его, говорила:

— Кто она, любимая тобою, и стоит ли к ней возвращаться? Есть многие прекраснее ее. Есть танцовщицы-самарисски, которые в танцах своих подражают каждой птице и каждому зверю. Ноги их окрашены лавзонией, и в руках у них медные бубенчики. Когда они пляшут, они смеются, и смех у них звонок, подобно смеху воды. Пойдем со мною, и я покажу их тебе. Зачем сокрушаться тебе о грехах? Разве то, что приятно вкушать, не создано для вкушающего? И в том, что сладостно пить, разве заключается отрава?

Забудь же твою печаль, и пойдем со мной в другой город. Есть маленький город неподалеку отсюда, и в нем есть сад из тюльпанных деревьев. В этом прекрасном саду есть павлины белого цвета и павлины с синею грудью. Хвосты у них, когда они распускают их при сиянии солнца, подобны дискам из слоновой кости, а также позолоченным дискам. И та, что дает им корм, пляшет, чтобы доставить им радость; порою она пляшет на руках. Глаза у нее насурьмленные; ноздри как крылья ласточки. К одной из ее ноздрей подвешен цветок из жемчуга. Она смеется, когда пляшет, и серебряные запястья звенят у нее на ногах бубенцами. Забудь же твою печаль, и пойдем со мной в этот город.

Но ничего не ответил молодой Рыбак своей Душе, на уста он наложил печать молчания и крепкою веревкою связал свои руки, и пошел обратно к тому месту, откуда он вышел, к той маленькой бухте, где обычно любимая пела ему свои песни. И непрестанно Душа искушала его, но он не отвечал ничего и не совершил дурных деяний, к которым она побуждала его. Так велика была сила его любви.

И когда пришел он на берег моря, он снял со своих рук веревку, и освободил уста от печати молчания, и стал звать маленькую Деву морскую. Но она не вышла на зов, хотя он звал ее от утра до вечера и умолял ее выйти к нему.

И Душа насмехалась над ним, говоря:

— Мало же радостей приносит тебе любовь. Ты подобен тому, кто во время засухи льет воду в разбитый сосуд. Ты отдаешь, что имеешь, и тебе ничего не дается взамен. Лучше было бы тебе пойти со мною, ибо я знаю, где Долина Веселий и что совершается в ней.

Но молодой Рыбак ничего не ответил Душе. В расселине Утеса построил он себе из прутьев шалаш и жил там в течение года. И каждое утро он звал Деву морскую, и каждый полдень он звал ее вновь, и каждую ночь призывал ее снова. Но она не поднималась из моря навстречу ему, и нигде во всем море не мог он найти ее, хотя искал и в пещерах, и в зеленой воде, и в оставленных приливом затонах, и в ключах, которые клокочут на дне.

И его Душа неустанно искушала его грехом и шептала о страшных деяниях, но не могла соблазнить его, так велика была сила его любви.

И когда этот год миновал. Душа сказала себе: «Злом я искушала моего господина, и его любовь оказалась сильнее меня. Теперь я буду искушать его добром, и, может быть, он пойдет со мною».

И она сказала молодому Рыбаку:

— Я говорила тебе о радостях мира сего, но не слышало меня ухо твое. Дозволь мне теперь рассказать тебе о скорбях человеческой жизни, и, может быть, ты услышишь меня. Ибо поистине Скорбь есть владычица этого мира, и нет ни одного человека, кто избег бы ее сетей. Есть такие, у которых нет одежды, и такие, у которых нет хлеба. В пурпур одеты иные вдовицы, а иные одеты в рубище. Прокаженные бродят по болотам, и они жестоки друг к другу. По большим дорогам скитаются нищие, и сумы их пусты. В городах по улицам гуляет Голод, и Чума сидит у городских ворот. Пойдем же, пойдем — избавим людей от всех бедствий, чтобы в мире больше не было горя. Зачем тебе медлить здесь и звать свою милую? Ты ведь видишь, она не приходит. И что такое любовь, что ты ценишь ее так высоко?

Но юный Рыбак ничего не ответил, ибо велика была сила его любви. И каждое утро он звал Деву морскую, и каждый полдень он звал ее вновь, и по ночам он призывал ее снова. Но она не поднималась навстречу ему, и нигде во всем море не мог он ее отыскать, хотя искал ее в реках, впадающих в море, и в долинах, которые скрыты волнами, и в море, которое становится пурпурным ночью, и в море, которое рассвет оставляет во мгле.

И прошел еще один год, и как-то ночью, когда юный Рыбак одиноко сидел у себя в шалаше, его Душа обратилась к нему и сказала:

— Злом я искушала тебя, и добром я искушала тебя, но любовь твоя сильнее, чем я. Отныне я не буду тебя искушать, но я умоляю тебя, дозволь мне войти в твое сердце чтобы я могла слиться с тобою, как и прежде.

— И вправду, ты можешь войти,- сказал юный Рыбак,- ибо мне сдается, что ты испытала немало страданий, когда скиталась по миру без сердца.

— Увы! — воскликнула Душа.- Я не могу найти входа, потому что окутано твое сердце любовью.

— И все же мне хотелось бы оказать тебе помощь,- сказал молодой Рыбак, И только он это сказал, послышался громкий вопль, тот вопль, который доносится к людям, когда умирает какой-нибудь из Обитателей моря. И вскочил молодой Рыбак и покинул свой плетеный шалаш, и побежал на прибрежье. И черные волны быстро бежали к нему и несли с собою какую-то ношу, которая была белее серебра. Бела, как пена, была эта ноша, и, подобно цветку, колыхалась она на волнах. И волны отдали ее прибою, и прибой отдал ее пене, и берег принял ее, и увидел молодой Рыбак, что тело Девы морской простерто у ног его. Мертвое, оно было простерто у ног.

Рыдая, как рыдают пораженные горем, бросился Рыбак на землю, и лобызал холодные алые губы, и перебирал ее влажные янтарные волосы. Лежа рядом с ней на песке и содрогаясь, как будто от радости, он прижимал своими темными руками ее тело к груди. Губы ее были холодными, но он целовал их. Мед ее волос был соленым, но он вкушал его с горькою радостью. Он лобызал ее закрытые веки, и бурные брызги на них не были такими солеными, как его слезы.

И мертвой принес он свое покаяние. И терпкое вино своих речей он влил в ее уши, подобные раковинам. Ее руками он обвил свою шею и ласкал тонкую, нежную трость ее горла. Горько, горько было его ликование, и какое-то странное счастье было в скорби его.

Ближе придвинулись черные волны, и стон белой пены был как стон прокаженного. Белоснежными когтями своей пены море вонзалось в берег. Из чертога Морского Царя снова донесся вопль, и далеко в открытом море Тритоны хрипло протрубили в свои раковины.

— Беги прочь,- сказала Душа,- ибо все ближе надвигается море, и, если ты будешь медлить, оно погубит тебя. Беги прочь, ибо я охвачена страхом. Ведь сердце твое для меня недоступно, так как слишком велика твоя любовь. Беги в безопасное место. Не захочешь же ты, чтобы, лишенная сердца, я перешла в иной мир.

Но Рыбак не внял своей Душе; он взывал к маленькой Деве морской.

— Любовь,- говорил он,- лучше мудрости, ценнее богатства и прекраснее, чем ноги у дочерей человеческих. Огнями не сжечь ее, водами не погасить. Я звал тебя на рассвете, но ты не пришла на мой зов. Луна слышала имя твое, но ты не внимала мне.

На горе я покинул тебя, на погибель свою я ушел от тебя. Но всегда любовь к тебе пребывала во мне, и была она так несокрушимо могуча, что все было над нею бессильно, хотя я видел и злое и доброе. И ныне, когда ты мертва, я тоже умру с тобою.

Его Душа умоляла его отойти, но он не пожелал и остался, ибо так велика была его любовь. И море надвинулось ближе, стараясь покрыть его волнами, и, когда он увидел, что близок конец, он поцеловал безумными губами холодные губы морской Девы, и сердце у него разорвалось. От полноты любви разорвалось его сердце, и Душа нашла туда вход, и вошла в него, и стала с ним, как и прежде, едина. И море своими волнами покрыло его.

А наутро вышел Священник, чтобы осенить своею молитвою море, ибо оно сильно волновалось. И пришли с ним монахи, и клир, и прислужники со свечами, и те, что кадят кадильницами, и большая толпа молящихся.

И когда Священник приблизился к берегу, он увидел, что утонувший Рыбак лежит на волне прибоя, и в его крепких объятьях тело маленькой Девы морской, И Священник отступил, и нахмурился, и, осенив себя крестным знамением, громко возопил и сказал:

— Я не пошлю благословения морю и тому, что находится в нем. Проклятие Обитателям моря и тем, которые водятся с ними! А этот, лежащий здесь со своей возлюбленной, отрекшийся ради любви от Господа и убитый правым Господним судом,- возьмите тело его и тело его возлюбленной и схороните их на Погосте Отверженных, в самом углу, и не ставьте знака над ними, дабы никто не знал о месте их упокоения. Ибо прокляты они были в жизни, прокляты будут и в смерти.

И люди сделали, как им было велено, и на Погосте Отверженных, в самом углу, где растут только горькие травы, они вырыли глубокую могилу и положили в нее мертвые тела.

И прошло три года, и в день праздничный Священник пришел во храм, чтобы показать народу раны Господни и сказать ему проповедь о гневеГосподнем.

И когда он облачился в свое облачение, и вошел в алтарь, и пал ниц, он увидел, что престол весь усыпан цветами, дотоле никем не виданными. Странными они были для взора, чудесна была их красота, и красота эта смутила Священника, и сладостен был их аромат. И безотчетная радость охватила его. Он открыл ковчег, в котором была дарохранительница, покадил перед нею ладаном, показал молящимея прекрасную облатку и покрыл ее священным покровом, и обратился к народу, желая сказать ему проповедь о гневе Господнем. Но красота этих белых цветов волновала его, и сладостен был их аромат для него, и другое слово пришло на уста к нему, и заговорил он не о гневе Господнем, но о Боге, чье имя - Любовь. И почему была его речь такова, он не знал.

И когда он кончил свое слово, все бывшие во храме зарыдали, и пошел Священник в ризницу, и глаза его были полны слез. И дьяконы вошли в ризницу, и стали разоблачать его, и сняли с него стихарь, и пояс, и орарь, и епитрахиль. И он стоял как во сне.

И когда они разоблачили его, он посмотрел на них и сказал:

Что это за цветы на престоле и откуда они? И те ответили ему:

Что это за цветы, мы не можем сказать, но они с Погоста Отверженных.

Там растут они в самом углу. И задрожал Священник, и вернулся в свой дом молиться. И утром, на самой заре, вышел он с монахами, и клиром, и прислужниками, несущими свечи, и с теми, которые кадят кадильницами, и с большою толпою молящихся, и пошел он к берегу моря, и благословил он море и дикую тварь, которая водится в нем. И Фавнов благословил он, и Гномов, которые пляшут в лесах, и тех, у которых сверкают глаза, когда они глядят из-за листьев. Всем созданиям Божьего мира дал он свое благословение; и народ дивился и радовался. Но никогда уже не зацветают цветы на погосте Отверженных, и по-прежнему весь Погост остается нагим и бесплодным. И Обитатели моря уже никогда не заплывают в залив, как бывало, ибо они удалились в другие области этого моря. И Обитатели моря уже никогда не заплывают в залив, как бывало, ибо они удалились в другие области этого моря.

Министерство образования и науки РФ

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение

высшего профессионального образования

Красноярский Государственный Педагогический Университет

им.В.П.Астафьева

ФИЛОЛОГИЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ

Кафедра зарубежной литературы

Выпускная квалификационная работа специалиста

Мотивный анализ сказок сборника «Гранатовый домик» Оскара Уайльда.

Выполнил студент 6 курса:

Киреева Дарья Владимировна

Научный руководитель:

Липнягова Светлана Геннадьевна,

д.ф.н., доцент кафедры

зарубежной литературы

К ЗАЩИТЕ ДОПУСКАЮ:

Заведующий кафедрой зарубежной литературы

«______»__________________________2011г.

___________________ С.Г.Липнягова

Председатель ИГАК

В.Н.Исакова

Красноярск 2012

Оглавление

Введение…………………………………………………………………………3

Глава 1. Британская литературная сказка, как жанр литературы конца XIX века……………………………………………………………………………….8

Глава 2. Поэтологические особенности литературных сказок

Оскара Уайльда……………………………………………………………….20

2.1. Сказки Оскара Уайльда о мудрости, о красоте и о любви……………25

Глава 3. Основные структурные и сюжетообразующие мотивы

сказок Оскара Уайльда………………………………………………………..35

3.1 Анализ основных мотивов сказок из сборника

«Гранатовый домик»…………………………………………………………….37

3.2. Проблемы циклизации сказок Оскара Уайльда

на мотивном уровне. ………………………………………………...…………47

Заключение……………………………………………………………………….56

Библиография…………………………………………………………………….59

Введение

Мало кто в разное время не испытывал на себе обаяние этого блестящего эстета. Одним Оскар Уайльд запомнился как автор бесчисленных афоризмов на все случаи жизни - от полемических диспутов до любовного объяснения, другим – как сочинитель изысканных сказок и притч, третьим – как создатель “легкомысленных светских комедий с далеко не легкомысленной моралью”.
“Настоящий художник” , “прирожденный писатель” так отзывались об Оскаре Уайльде литераторы разных стран и разных поколений, русский и англичанин, оба наделенные обостренным эстетическим чувством. Они не ошиблись в своем мнении: творчество Уайльда навеки вошло в историю литературы и театра.
Уайльду и его произведениям было посвящено множество статей, монографий и книг. В то же время творчество Уайльда подвергалось жестокой критике в самой своей эстетической основе. Уайльда обвиняли в декадентстве, моральном разложении, проповеди жестокости, цинизма и аморализма, вследствие чего так трагически рано оборвалось его творчество, а потом и жизнь. Мнения об Уайльде были самые разные. Так, журналист Фрэнк Харрис, современник Уайльда, описывал, как испытывал к нему непобедимое отвращение при виде его холеных щек и манерных поз и подпадал под неотразимое обаяние при звуках его голоса .
Французский писатель Жан Жозеф Рено (Renaud) писал о встрече с ним так: “Он опьянил нас высоким лиризмом… Этот англичанин, сперва показавшийся нам таким манерным позером, теперь создавал перед нами – и притом так задушевно и просто – одну из самых восхитительных од человечеству”.
“В истории всего человечества, – свидетельствовал его друг Роберт Шерард, - не было такого собеседника. Он говорил, и все, кто внимали ему, изумлялись, почему весь мир не внимает ему!” .
О таланте Оскара Уайльда как собеседника в хвалебных тонах писали многие: Х. Пирсон, биограф Уайльда ; известный поэт Уилфрид Скоэн Блант в своем дневнике и др. Большинству же современным критикам Уайльда казалось, что Уайльд – лишь эпигон и имитатор, подражающий иным авторам и стилям, который займет самое скромное место в будущих анналах литература.
В книге Жака де Ланглада приведены многочисленные примеры различного рода оскорбительных выпадов против Уайльда и прямой клеветы на него, которую пытались закамуфлировать сомнительным остроумием . Откровенное недоброжелательство к Уайльду чувствуется даже у Альбера Камю, который в эссе, посвященном английскому писателю, в прокурорском стиле написал, что “ничто не извиняет мимолетно прославившегося фланера, модника и себялюбца, который наивно верил, будто, дразня мещан подчеркнутой странностью своего поведения, можно всерьез поколебать пошлые понятия и окаменевшие устои” .
Но история распорядилась иначе.
Когда под воздействием новых веяний и особенно потрясений первой мировой войны косный дух викторианства постепенно отошел в прошлое, имя Уайльда оказалось вычеркнутым из проскрипционных списков британского общественного мнения. В Англии его творчество узнали и оценили гораздо позже, чем в других странах. Популярность Уайльда, пожалуй, даже увеличилась с годами, но и поныне признанными фаворитами критики и читателей остаются его комедии.
Тем не менее ХХ век принес не меньший разброс мнений в оценке творчества английского неоромантика. Большинство критиков приняло переоценку его творчества, и, как пишет К. Чуковский, “тот, в чьих произведениях современники видели всего лишь эхо чужих вдохновений и стилей, был вскоре после своей смерти воспринят всемирным читателем как один из самых оригинальных умов, пришедший в литературу со своим собственным словом, сохранивший под всеми личинами, под шелухой легковесных софизмов свою резко выраженную, неповторимую личность” . Однако остались и противники.
В России Оскар Уайльд и его художественная система сразу привлекли внимание литераторов. Критик декадентского направления Ю. Айхенвальд, создатель теории “интуитивной критики”, в своей трактовке категорий эстетического опирался на эстетику О. Уайльда. В 1910 г. он издал книгу “Этюды о западных писателях”, в которой посвятил Уайльду главу . Об Уайльде пишут монографии Влащенко Н. О , Г. Ланглад , ряд писем посвящает анализу его эстетических позиций М. Горький. Затем на долгое время наступает молчание, объясняемое идеологическими причинами. Исследование его творчества возобновляется лишь с конца 50-х годов, с выходом ряда его произведений на русском языке. Статьи об Уайльде в книгах, учебниках и энциклопедиях в то и более позднее время пишут А.А. Аникст (1956, 1960, 1972), З.Т. Гражданская (1979, 1989), Г.В. Аникин, Н.П. Михальская (1985). Интересную главу Уайльду посвящает К. Чуковский в книге «Люди и книги»(1960).В то же время собственно научных исследований его творчества немного. Непосредственно сказкам Уайльда посвящены: статья О. Поддубного и Б. Колесникова в книге Уайльда (1990), серьезная монография М.Г. Соколянского, посвященная всему творчеству Оскара Уайльда (1990). Небезынтересны сопоставления и анализ, проведенный в обзорных статьях А.М. Горбунова (1978), С.И. Бэлза (1987), А. Зверева (1986).
Гораздо большая литературоведческая литература об Уайльде существует за рубежом, особенно в английском литературоведении второй половины ХХ века.
После второй мировой войны, поменявшей систему ценностей, вновь становится модным учение об эстетике, категориях красоты, и Уайльд со своим методом прочно входит в современную литературу. Об Уайльде выходит ряд монографий таких известных литературоведов, как Ст. Эрвин (1951), Р. Шерард (1951), Е. Сан Джуан (1967), А. Скотт (1967), С. Масон (1967), С. Насаар (1974), Р. Шеван (1977), А. Бёрд (1977), Р. Элман (1988), Дж. Каддон (1977), Д. Эрикзен (1977), Р. Гагниер (1986) и др. Высокую оценку творческому методу Уайльда дают практически все английские исследователи. Перу Жака де Ланглада принадлежит солидная биографическая книга об Уайльде (1980).
В то же время мнения по поводу интерпретаций введенных Уайльдом понятий и художественных средств весьма расходятся.
Эта дискуссионность оценок и недостаточность исследований делает анализ сказок Уайльда по-новому актуальным. Актуальность этого исследования обусловлена не только необходимостью верной оценки мотивов, заложенных в его сказках, в частности, но также и целесообразностью изучения того нового, что практически внес Уайльд в теорию красоты и ее отображения в искусстве. Как пишет В.Е.Хализев: «Внимание к мотивам, таящимся в литературных произведениях, позволяет понять их полнее и глубже. Таким образом, мы считаем, что именно мотивный анализ позволит нам исследовать сказки писателя с точки зрения их неповторимой поэтики.

Темой нашей дипломной работы является мотивный анализ сказок сборника «Гранатовый домик» Оскара Уайльда.

Актуальность работы заключается в том, что на современном этапе литературоведения мотивный анализ особенно актуален, а так как творчество О. Уайльда очень многогранно, но при этом сказки писателя исследованы недостаточно, то считаем нужным произвести мотивный анализ сказок сборника «Гранатовый домик».

Цель дипломной работы – на основе мотивного анализа выявить сюжетные и структурообразующие мотивы исследуемых сказок, выявить проблемы циклизации данных сказок.

Даная цель предполагает решение таких задач :

На основе поэтологического анализа

Выявить основные группы мотивов;

выявить сюжетообразующие и структурообразующие мотивы и показать функционирование данных мотивов в сказках Уайльда;

Объектом исследования является сказки сборника «Гранатовый домик» Оскара Уайльда.

Предметом исследования является сюжетные и структурообразующие мотивы сказок Оскара Уайльда.

Материалом для работы послужил сборник сказок «Гранатовый домик».

Методы работы – наблюдение, анализ, сравнение.

Структура работы : работа состоит из введения, основной части, включающей три главы, заключения и библиографии.

Глава 1. Британская литературная сказка, как жанр литературы конца XIX века.

Литературная сказка как жанр значительно отличается от волшебной сказки, литературной преемницей которой она является. Она наследует большинство элементов волшебно - сказочной поэтики, но, будучи авторским произведением, оставляет за собой право их интерпретации. Писатель может отступать от сказочного канона, употребляя традиционные фольклорные мотивы по своему усмотрению. Сказка наполняется реалистическими деталями, чертами психологического портрета , в ней появляются мотивированность событий и философско-этическое наполнение. Все эти трансформации «работают» на основную идею сказки и одновременно отражают личность писателя, его взгляды, убеждения и склонности.

Общепризнанно, что британская литературная сказка возникает в начале XIX в.; к середине столетия она представляет собой уже полноценный жанр с особой поэтикой и устойчивыми национальными чертами*. Сказочные произведения различных писателей отражают основные литературные течения и наиболее значимые общественные события своего времени.

На начальных этапах своего формирования британская сказка испытывает влияние просветительских идей, романтической традиции, сентиментализма. Она демонстрирует жанровую вариативность.

Середина века ознаменовалась появлением социально ориентированной литературной сказки. В основу конфликта этих произведений ложится явно обозначенные общественные противоречия*; сказочный жанр становится средством выражения социального протеста, вызванного индустриальной революцией и угнетением низших слоев

*См.,например,: Гражданская З. Т. Зарубежная литература XX века (1871-1917): Учебник для студентов филол. фак. пед. ин-тов.- М.: Просвещение, 1979.

населения . Эту тему развивает Дж.Рескин в сказке «The King of the Golden River ». Отдельную группу представляют сказки об английских тружениках - простых людях. Героями в них оказываются крестьяне, пастухи, рыбаки и т.д. Во время движения чартистов в сказку проникает тема народного защитника, посвятившего себя нелегкой борьбе за счастье народа.

Известные исследователи (Дж. Фрэзер, В.Я. Пропп, Е.М. Мелетинский) возводят волшебную сказку к мифу; для британской сказки таким источником становится кельтская фольклорно – мифологическая традиция. Миф, как изначальная повествовательная модель, дает жизнь самым разнообразным эпическим жанровым формам, в том числе и волшебной сказке. Именно из кельтского мифа «вырастают» и сюжетика, и образность, и сказочная фантастика британских волшебных сказок .

Слабая жанровая расчлененность древних фольклорных произведений, их жанровая синкретичность не позволяет провести четкую границу между мифом, архаической сказкой, легендой и другими повествовательными произведениями того времени. Поэтому мы обращаемся к кельтской мифологии и фольклору (в частности к главному из дошедших до наших дней кельтскому письменному памятнику, содержащему мифологические включения, – ирландским сагам, повествующим о приходе на острова племени богини Дану (Tuatha De Danann ) как к исходному материалу, позволяющему выделить первичные национальные черты зарождающейся сказочной традиции Великобритании, развившиеся впоследствии в полноценный жанр. Это и противопоставление двух миров – «своего» (мир богов, впоследствии – людей) и «иного» (располагался за морем или под водой), особенно важная роль женских персонажей (обладают обычно магическими способностями), использование магии и волшебных предметов (друидические палочек), антропоморфность персонажей (зооморфный облик появляется в результате наложения заклятия и может восприниматься как ненормальный) .

В тексте сказки, выделившейся из мифа, происходит ряд изменений: пространство - время становятся неопределенными; появляются нравственно-этические элементы (сказка декларирует нормы поведения), волшебные силы окончательно переносятся с персонажа на предмет и действуют независимо от героя, усиливается роль быта и общественного бытования: мы видим распорядок празднования дня рождения принцессы («День рождения Инфанты»), узнаем о принятых правилах работорговли (старик покупает Мальчика за чашу сладкого вина «Мальчик -звезда») и т.д.

Волшебство в британских сказках традиционно связано с представителями «иного» мира: морскими девами, ведьмами, великанами (в «Рыбаке и его душе» – ведьма помогает избавиться Рыбаку от Души). Сами герои не обладают сверхъестественными силами, а получают волшебный предмет от сказочного «дарителя» (драгоценные монеты Мальчику помогает достать зайчонок). В некоторых сказках («День рождение Инфанты») проявляется значительный отход от волшебно-сказочной поэтики, поскольку категория чудесного здесь совсем не представлена – все события мотивированы логически; из комплекса мотивов, связанных с противопоставлением красоты внешней и внутренней, сохранился лишь мотив пророчества в сказке «Рыбак и его душа».

Морфология британских волшебных сказок во многом уже отходит от традиционного канона (утрата некоторых парных функций: «преследование» – «спасение», «необоснованные притязания» – «обличение» «ложных героев», а также «посредничество», «трансформация» героя и другие). Сужается круг действий «дарителя» и «помощника», герои перемещаются без «путеводителя» («Мальчик-звезда»). Все это объясняется ослаблением роли волшебного (признак более поздней стадии развития сказки)*.

В сказочный текст проникают реалистические черты: психологическая

*Более подробно см., Мауткина И.Ю. Мотив чуда в сказках Оскара Уайльда. // Актуальные проблемы современной науки.– Самара, 2005.

мотивация (юный Король желает познать истину мира»), рационализация трактовки в финальных формулах («День рождения Инфанты»).

Мы можем предположить, что часть вышеназванных изменений в сказках обусловлена их устным бытованием, когда на место художественно ослабленных эпизодов приходят другие, более соответствующие конкретной ситуации. В ходе таких изменений в жанре сказки укореняются реалистические и художественные элементы, осваивавшиеся литературой. Все эти процессы закономерно отражают историческое развитие жанра и одновременно закрепляют национальное своеобразие британской волшебной сказки.

Основные типы героев волшебной сказки восходят к эпохе мифов и зарождения сказочного жанра: это ведьмы (злы, коварны, враждебны) и морские девы (любят музыку и танцы, красивы, но хитры). Большое значение отводится различным существам «низшей мифологии» – природным духам: русалкам, водяным. Все вышеперечисленные персонажи связаны с магией и восходят к представлениям кельтов о потустороннем мире, вследствие чего в сказках они играют роль «искусителей», «антагониста»

Главный герой в британских волшебных сказках обычно представлен в виде простого крестьянина, фермера, охотника, рыбака. Большинство этих персонажей появляется только в развитой волшебной сказке, испытавшей влияние общественных процессов (развитие классовых отношений), воспринявшей и отразившей некоторые бытовые детали. Персонажи-животные здесь почти не встречаются, даже в качестве «волшебного помощника» или «дарителя» (предстают в основном в облике человека) Исключение составляет образ зайчонка в сказке «Мальчик-звезда». Появляются также новые для сказки образы (эпископ в «День рождения Инфанты», «Молодой король»), количество персонажей расширяется.

О своеобразии британской сказки свидетельствуют их названия, а также специфика имен персонажей, изучение их этимологии, семантики и состава. Они становятся дополнительным средством выделения качеств персонажа.

Подавляющее большинство волшебных сказок на островах названо по имени героев. Это одно действующее лицо: «Мальчик-звезда» («подкидыш»), «Молодой король» («правитель»), или несколько: «Рыбак и его душа» (главный герой и «его тень»). Заглавие сказки «День рождение Инфанты» вводит соответственно определенный отрезок времени, в который произойдет основное действие.

Категория пространства-времени – один из самых важных структуро- и жанрообразующих элементов сказочной поэтики. В британских сказках, в соответствии со сказочным каноном, пространство обычно неопределенно; место действия может не указываться вовсе («Рыбак и его душа», «Мальчик-звезда»). Отчетливо выделяется топос дома героя, откуда он начинает свой путь, и «иное» пространство, куда он попадает во время своих поисков, при этом перемещение героя относится к условно-реальному типу (пешком – «Мальчик-звезда») .

Дом или замок «антагониста» является центром сказочного пространства, с ним связаны традиционные мотивы поиска, смертельной опасности и решением трудновыполнимых задач «антагониста», получения необходимого знания предмета. В сказках О.Уальда еще сохраняются черты традиционной характеристики отдельных видов пространства и сохранению их функций: в «Мальчике-звезде» лес «организует» встречу героя с «волшебным помощником», а дом принцессы в тексте «День рождение Инфанты» становится местом, где «разбилось сердце» Карлика. Образ моря в британской волшебной сказке встречается редко («Рыбак и его душа»); образ сада в британской волшебной сказке не получает детальной разработки, мы видим лишь отдельные его элементы (цветочные клумбы).

Появляются новые, не свойственные волшебной сказке топосы: базарная площадь и страны Татарии, храм священника («Рыбак и его душа»). Хотя эти образы и поданы в традиционном (неопределенном) виде, они привносят в сказку элемент действительности и являются первыми в ряду топосов, шагнувших в сказку из реальной жизни. В целом, хронотоп не просто отражает пространственное перемещение героев, но и создает необходимые условия для их внутреннего перерождения (является метафорой их жизненного пути) или отражает новый уровень испытания (становится важным сюжетообразующим фактором): «Мальчик-звезда», «Рыбак и его душа».

Таким образом, если характеризовать общую картину развития волшебной сказки, то можно заметить, что многие тексты отступают от классического образца волшебной сказки. Изменения затрагивают практически все уровни сказочной поэтики, проявляясь с разной интенсивностью: усложняется и расширяется образная система волшебной сказки, появляются черты психологизма («День рождения Инфанты», «Молодой король») и портретной характеристики героев («День рождения Инфанты»), упрощается и становится менее строгой композиционная схема («Рыбак и его душа»), хронотоп переосмысливается и дополняется новыми топосами. Фантастический элемент ослабевает, уступая место реалистическим мотивировкам сказочных событий («Мальчик-звезда», «Молодой король»); волшебство творится «волшебными предметами» («Рыбак и его душа»)*.

Наметившаяся тенденция к изменению найдет свое дальнейшее обоснование в следующей ступени развития сказочного жанра – в сказке литературной.

Композиционный строй литературной сказки значительно сложнее, чем в сказке волшебной, но все же сохраняется волшебно-сказочная структура: изначальная «беда», «отправка» героя из дому, встреча с «дарителем», преодоление испытаний и устранение первоначального «вредительства».

*См.,например,: Мауткина И.Ю. Систематика образов британской волшебной сказки в контексте исторического развития этого жанра. // Литературные связи и литературный процесс.

Однако (и в этом основная особенность поэтики литературной сказки) все традиционные мотивы и функции оказываются трансформированными . Так, в «Дне рождении Инфанты» противопоставление героев (принцесса-урод) реалистично (подробно описывается их нрав) и имеет сюжетообразующее значение (развязка мотивирована разницей в характере героев). «Бедой» в сказке является увиденное карликом отражение в зеркале (наказание за беспечность и душевную чистоту карлику) . Традиционная форма волшебно-сказочного мотива наполняется нравственным содержанием: никто не может исполнить приказание принцессы, так как карлик умер.

Большая роль (например, в «Мальчике-звезде») отводится иронической подаче литературно-сказочных событий (рассчитана на взрослого читателя), все традиционные мотивы в авторском преломлении получают психологическую окраску .

Развязка зачастую происходит благодаря усилиям самих персонажей (искупление вины перед матерью). Сверхъестественное сохраняется в функциях «антагониста» (ведьма и морская дева в «Рыбаке и его душе») и «дарителя» («Мальчик-звезда»). Начальный и финальный эпизод реалистичны (финальные слова Инфанты в «День рождения Инфанты», воссоединение рыбака и его души в «Рыбаке и его душе») .

Можно сделать вывод о том, что литературная сказка Великобритании сохраняет только основные сказочные функции и мотивы; она стремится к их трансформации, создавая композиционно более сложные произведения; главной особенностью структуры британской литературной сказки является ее ироническая окраска и тесная связь с нравственной стороной произведения.

Персонажная система литературных сказок также опирается на традиционный образец, но пересматривает, «осовременивает», социализирует его. Все герои британской литературной сказки индивидуальны, наделены характерами, описываются портретно; автор дает картину их внутренней жизни (раздумья и сомнения Рыбака). Атрибуты персонажей довольно реалистичны (например, роза Карлика); характер героя может трансформироваться: вследствие пройденных испытаний (Мальчик-звезда, юный король) или какого-то внешнего фактора .

Имена героев значимые, говорящие: Мальчик-звезда обладает высокой самооценкой, жесток к людям, Карлик предстает перед нами страшным горбуном, а Мальчик-звезда обретает власть и богатство.

Персонажное разделение по функциям довольно условно: часть персонажей напоминает волшебно-сказочные типы, однако является в большей степени плодом авторской фантазии (образ дарителя в «мальчике-звезде…», «Рыбаке и его душе»). Происходит разрастание образной системы: в сказке Уальда «Рыбак и его душа» количество персонажей в отдельных эпизодах достигает нескольких десятков (путешествие души) В роли героев сказки могут выступать не только люди, но и любые животные, птицы, ящерицы.

Таким образом, персонажная система литературной сказки более свободная, сложная и разветвленная, чем в волшебной, где появляется ряд новых образов (социальные типы, античные образы). Традиционные же волшебные персонажи подвергаются трансформации (наделяются современными атрибутами), герои уже обладают характерами, которые во многом определяют развитие сказочного сюжета .

С развитием жанра литературной сказки усложняется и категория пространства-времени. Благодаря большей детализации различных видов пространства мы можем говорить об отличиях в построении как традиционных, так и новаторских топосов. Наиболее распространенными пространственными образами являются топос дома, дворца (замкнутое, «свое» пространство), леса (разомкнутое, «чужое»). Среди новых можно назвать образы храма, кладбища, отдельных комнат дворца (тронный зал, зал совета). Пространство делится по горизонтали и по вертикали, однако традиционная подача верхнего мира как духовного меняется на противоположную (Инфанта лишена нравственных понятий). Характерно функциональное объединение нескольких топосов в один (дворец, сад и часовня образуют единый образ); здесь намечаются черты пространственной оппозиции, не свойственной сказочному жанру: дружественность замкнутого пространства меняется на нейтральность (дворец, сад) и враждебность (часовня).

Замкнутое пространство организуется через перечисление предметов, включенных в интерьер (обои, ковры, камины, картины). Пространство леса теряет свои волшебно-сказочные черты и предстает уже как физическая среда. Более традиционными характеристиками наделяется топос жилища ведьмы (расположение вдали от людей, главенствующая роль женщины, использование магии – восходят к представлениям об эльфах), однако и тут встречаются современные элементы (детальное описание пространства, ведьма во время ожидания рыбака распускает волосы).

Развивается ветвь условно-реального пути: способ передвижения героев описывается детально, он характеризует самого героя (надменность движений принцессы говорит о ее бездушии). Время остается неопределенным, но появляется соотнесенность по времени с разными сказочными событиями и современным автору моментом, но такое соотношение оказывается достаточно условным и не влияет на развитие сюжета. С введением в сказку второго главного героя образуется еще один театр действий, что приводит к усложнению пространственной системы (синкретичный образ леса).

Хронотоп выстраивает путь героя от исходного состояния до конечной трансформации (линеарный тип пространства). Центром в этом случае служит топос дворца, в котором находятся оба главных героя, где происходят все основные события. Отличительной чертой пространства в литературной сказке является его метафорическая психологизированность: изменения, происходящие с карликом, отражают внутренние перемены в состоянии героя (непосредственность в поведении карлика сменяется ужасом от увиденного отражения в зеркале) .

В Уальдовской «Инфанте…» встречается новый для сказочной традиции топос – сад. Однако он не является центром (не несет сакрально значимого объекта) – отсюда неопределенность в его описании. Топос сада также состоит из нескольких локусов (самого сада, цветочных клумб, лужайки), границы между ними нет; в целом же пространство можно охарактеризовать как абстрактное (включено в общую поэтику сказки об Инфанте, способствуют созданию атмосферы нонсенса) .

Отдельный интерес в этой сказке представляет мотив поиска: он является общим организующим принципом всех сказочных событий.

Таким образом, хронотоп литературной сказки становится более детализированным и конституируется за счет определенных предметов или объектов природы (комнаты дворца, сад). Действие литературной сказки может разворачиваться в рамках реалистической литературы.В этом случае традиционные топосы утрачивают традиционное фольклорное наполнение и могут выступать как физическая среда (сад в «День рождения Инфанты», лес в «Мальчике-звезде»); новые топосы привносят в сказку элементы современного автору социального и общественного мира (храм эпископа). Усложнение сказочного сюжета (наличие нескольких сюжетных линий, например, в «Молодом короле») стимулирует увеличение количества топосов, роль хронотопа усиливается, создавая условия для психологизации и эволюции героев.

Глубинная кельтская мифологически-сказочная традиция, определившаяся к новому времени в волшебно-сказочный канон, и художественный потенциал литературных сказок Великобритании, накопленный к середине девятнадцатого века, становятся своеобразным фундаментом, на котором возникает уникальная по своей поэтике литературная сказка Оскара Уайльда.

К выходу в свет сборников О.Уайльда британская литературная сказка уже прочно занимает свои позиции. Национальные черты проявляются в особенностях поэтики и композиции сказок, философско-этическое наполнение сказочных сюжетов отражает реалии британского общества XIX в.; сказка взаимодействует с основными литературными течениями того времени, производя своеобразный полижанровый сплав. У.Б.Далгат пишет, что «процесс взаимодействия между литературными и фольклорными жанрами тоже имеет свою специфику, развиваясь от более простой (моножанровой) зависимости к более сложной (полижанровому синтетизму)» .

Британская сказочная традиция содержит богатое наследие фольклорных образов, народного юмора, необыкновенных приключений, волшебных событий. Британскому сказочному фольклору чужды сложные композиционные решения. Большинство сказочных текстов представляют собой односюжетные сказки. Главный герой в британских волшебных сказках обычно представлен в виде простого крестьянина, фермера, охотника, рыбака. Большинство этих персонажей появляется только в развитой волшебной сказке, испытавшей влияние общественных процессов (развитие классовых отношений), воспринявшей и отразившей некоторые бытовые детали. Появляются также новые для сказки образы, количество персонажей расширяется.

О своеобразии британской сказки свидетельствуют их названия, а также специфика имен персонажей, изучение их этимологии, семантики и состава. Они становятся дополнительным средством выделения качеств персонажа.

Категория пространства-времени – один из самых важных структуро- и жанрообразующих элементов сказочной поэтики. В британских сказках, в соответствии со сказочным каноном, пространство обычно неопределенно; место действия может не указываться вовсе.

Таким образом, если характеризовать общую картину развития волшебной сказки, то можно заметить, что многие тексты отступают от классического образца волшебной сказки. Наметившаяся тенденция к изменению найдет свое дальнейшее обоснование в следующей ступени развития сказочного жанра – в сказке литературной.

Глава 2. Поэтологические особенности литературных сказок Оскара Уайльда

Внешне структура сказок Уайльда композиционно упрощается. Сказка «День рождения Инфанты» демонстрирует отказ от сложившейся сказочной композиции (В.Г. Решетов, О.М. Валова). С другой стороны, композиция сказок осложняется за счет расширенных описаний (развитие тенденции, наметившейся в волшебной и литературной сказке), вставных эпизодов, приема обрамления, наличия пролога и эпилога (собственно литературные черты).

Разнообразные описания (обстановка, внешность героев) – неотъемлемая черта стиля Уайльда; их особенность – в использовании античных образов, образов драгоценных камней, металлов («Молодой Король»). Контрастные описания высвечивают авторский замысел (красота Инфанты и уродство Карлика), характеризуют духовный мир персонажей. Вставные эпизоды вносят в сказку дополнительные сюжетные ряды, увеличивая ее объем, усложняя персонажный строй; они могут служить мотивировкой последующих сказочных событий («Рыбак и его Душа») или создавать условия для перерождения персонажа («Молодой Король»).

Многие сказки О. Уайльда обладают усложненным композиционным построением; ввод не свойственных сказке элементов композиции обусловливается их тесной связью с сюжетно-смысловой насыщенностью произведения.

Категория волшебного все больше утрачивает свои традиционные позиции (общая для авторских сказок тенденция): например, в тексте «День рождения Инфанты», автор полностью обходится без участия волшебных сил. В сказках «Мальчик-звезда» и «День рождения Инфанты» действуют говорящие животные или растения (отголоски животного эпоса, но не концепт чуда). В сказке «Рыбак и его Душа» мы видим только волшебные предметы: ножик (участвует в развитии событий), Зеркало Мудрости и Перстень Богатства (остаются вне сказочного действия). Полнее всего категория волшебного представлена в «Мальчике-звезде» (The Star - Child ) : «высокое» (звездное) происхождение героя, чудесное знамение (падение звезды), сверхъестественные способности ребенка (необычайная красота и способность подчинять себе других), волшебные трансформации (связаны с нравственной идеей сказки, управляются высшими силами).

Наиболее часто встречается мотив чудесного цветения, он маркирует нравственное перерождение героя («Молодой Король»). Описание чуда проникнуто христианской символикой. В целом, чудо у Оскара Уайльда происходит в самый важный момент повествования, выделяет особо значимые сказочные события (смерть Рыбака, перерождение Мальчика-звезды); мотив наполняется подчеркнуто нравственным содержанием и психологизмом в «Рыбаке и его душе», становится сюжетообразующим в «Мальчике-звезде» .

Персонажная система сказок О. Уайльда также представляет собой синтез традиционных и авторских элементов. Так, Ведьма проявляет интерес к просьбе рыбака (фольклорная черта), но причиной этому назван эгоизм (психологическая трактовка); с развитием событий характер Рыбака меняется (специфическая черта литературной сказки). Образ Карлика («День рождения Инфанты») восходит к образу эльфов (живет в землянке, близок природе, любит музыку), но переосмыслен автором (наделен грубой внешностью, однако способен к настоящим чувствам); в отличие от волшебных сказок, Карлик попадает в жилище людей и там умирает. Дева Морская («Рыбак и его Душа») зачаровывает Рыбака, но не выносит его прикосновения, лишена души (кельтские мотивы), но в сказке Уайльда она является воплощением чувственной любви (заявленной как высшая ценность), поэтому не русалка ищет душу, а Рыбак отрекается от души ради любви .

Персонажи-животные, а также цветы и предметы в сказках Уайльда обычно действуют во вспомогательных эпизодах: представляют проекцию социальных отношений («Мальчик-звезда»), высвечивают образ главного героя («День рождения Инфанты») или передают нравственный подтекст (тема холода в «Мальчике-звезде»). Персонифицированные силы природы сочетают стихийные и человеческие качества («Рыбак и его душа»), а абстрактные понятия предстают в виде символических фигур («Молодой Король»). Наличие этих образов создает условия для трансформации главного героя (Мальчик-звезда, юный Король), взаимосвязь различных персонажей формирует разветвленную образную систему сказок. В сказках Уайльда появляются новые персонажи – обладатели разных профессий: Торговцы, Старик занимают в сказке периферийное положение, им присуща душевная черствость (оппозиция главному герою) .

Хронотоп уайльдовских сказок обладает сложной системой и отмечен особой связью со смысловой стороной произведения. Наиболее традиционное построение пространства встречается в сказке «Мальчик-звезда»: топос леса (аллегорический в первой части, место испытаний – во второй и третьей) противопоставлен образу города (включает в себя топос ворот как границы между этими двумя топосами, дом колдуна как пространство «антагониста» и городскую площадь (дворец) как центр пространства). Смена топосов отражает путь нравственного становления героя (линеарное пространство).

Яркое воплощение получает образ сада («День рождения Инфанты»): он занимает центральное место, композиционно делит текст на два периода, жители сада предвещают изменение состояние героя и создают условия для его трагической смерти; христианские мотивы вносят дополнительный ряд значений (нравственная идея). Водное пространство присутствует во многих сказках: морская бухта (« Молодой Король), море («Рыбак и его душа»), но эти топосы служат лишь для указания на место действия, поэтому автор не задерживается на их изображении. Наиболее полно представлен топос морского дна в «Рыбаке и его Душе»: автор обращается к кельтской традиции (описывает морские существа, подводный мир), однако топос моря («низ» мирозданья) воспринимается как дружественное к Рыбаку пространство и средоточие главных ценностей, поддерживая развитие нравственной идеи .

Замкнутое пространство представлено топосами дворца и храма. Они обычно составляют оппозицию материальное/духовное («Молодой Король»). Дворец, наполненный драгоценностями, аккумулирует материальную красоту, а храм – духовные ценности. Перемещение из дворца в храм воспринимается как путь духовного становления героя; локализация Короля в центре храмового (и сказочного) пространства подчеркивает его высокие нравственные качества, что подтверждается чудесным знамением. В описаниях дворца явно ощущаются особенности личности самого Уайльда (декоративность стиля, обилие античных образов) .

В целом топосы сада и дворца воспринимаются героями как свое («День рождение Инфанты») пространство, топос леса содержит свойственное ему волшебно-сказочное значение места испытаний («Мальчик-звезда»), а храм воспринимается как средоточие духовных ценностей и является конечной точкой пути героя («Молодой Король»), однако в других сказках эти образы предстают в парадоксальном свете.

Оппозиция лес/сад (и дворец как центр этого пространства) представлена в сказке «День рождения Инфанты». Сад враждебен главному герою (проявляется через отношение обитателей сада – цветов), дворец является местом и причиной его смерти (Карлик видит свое отражение в зеркале), в то время как лес (вспомогательный образ, раскрывающий характер Карлика) является для него привычной средой. Пространственная оппозиция сказки делает рельефной нравственную категорию: противопоставление красоты и уродства (как внешних и внутренних свойств).

Нетрадиционный образ храма («Рыбак и его Душа») не несет в себе сакральных значений: его внешний вид эклектичен (обобщенный образ языческого храма), внутреннее убранство передает восточный колорит (каменные идолы, благовония), достижение центра храма не сопровождается духовным ростом персонажа (Душа убивает жреца), богом оказывается волшебное зеркало. Пересоздание топоса храма обуславливается нравственной незрелостью персонажа. Душа проникается греховностью мира .

Появляются новые пространственные образы: описания заморских стран и городской пейзажи («Рыбак и его Душа»), мастерской ткачей, галеры («Молодой Король»), дома священника, жилища ведьмы, многочисленные топосы дальних земель («Рыбак и его Душа»); все они играют вспомогательную роль (обозначают место событий), поэтому описываются отдельными штрихами.

Итак, в сказках Уайльда используются традиционные топосы (лес, сад, дворец, храм); хронотоп отражает динамику развития всего сказочного действия, символика этих образов создает дополнительные значения, раскрывает характер персонажей («День рождения Инфанты»); характерным является парадоксальное пересоздание типично сказочных образов («Рыбак и его Душа», «День рождения Инфанты»).

Мы приходим к выводу, что Уайльд в своем сказочном творчестве развивает общие для литературной сказки тенденции: происходит усложнение структурного построения сказок (расширенные описания, вставные эпизоды, рамочная конструкция); категория волшебного все чаще вытесняется реалистическими мотивировками, чудесам отводится роль знамений свыше («Молодой Король»). Перерабатываются уже известные образы (Ведьма, Карлик), появляются новые социальные типы, абстрактные понятия. Хронотоп в сказках Уайльда предстает уникальным за счет парадоксального переосмысления традиционных значений («Рыбак и его Душа», «День рождения Инфанты»), сохраняя в то же время некоторые из них («Мальчик-звезда»). Нравственные идеи сказок просматриваются на всех уровнях организации текста: композиционном, персонажном и хронотопическом («Молодой Король», «Мальчик-звезда»).

2.1. Сказки Оскара Уайльда о мудрости, о красоте и о любви.

В сказке «Мальчик-звезда» автор посредством антитезы раскрывает сущность не двух абсолютно противоположных героев, а одного. Внешней красоте героя противопоставлена внутренняя красота, которая является синонимом доброты, выражающейся в поступке. Мальчик-звезда в начале сказки предстает перед нами удивительно красивым: «С каждым годом он становился все красивее и красивее, и жители селения дивились его красоте… Лицо у него было белое и нежное, словно выточенное из слоновой кости, и золотые кудри его были как лепестки нарцисса, а губы – как лепестки алой розы, и глаза – как фиалки, отраженные в прозрачной воде ручья». [здесь и далее цит. по изд.: Уайльд. О. Избранное. – М.: Худ. Лит., 1986. - С. 392. ]. Эта красота покоряла всех вокруг, заставляла повиноваться мальчику: «… И его сверстники слушались его, потому что он был красив».

Но красота и беспредельная власть принесла ему только зло, «ибо он вырос себялюбивым, гордым и жестоким». Из-за своей жестокости герой этой сказки становится уродом: душевная злобность, непомерная гордыня, неспособность любить, кого бы то ни было и, прежде всего свою мать – это, в конце концов, находит отражение на его лице: «Он подошел к водоему и поглядел в него, но что, же он увидел! Лицом он стал похож на жабу, а тело его покрылось чешуей, как у гадюки». Толчком к исправлению как душевному очищению становится отвращение к собственной безобразной внешности. Красота возвращается к нему лишь после того, как он искупает свои грехи.

В «Мальчике-звезде» автор наиболее ярко противопоставляет идеал внутренней и внешней красоты. Мальчик-звезда прекрасен, но его внутренний мир – безобразен, но все становится на свои места – в наказание у него забирают самое ценное – красоту. И вот мы видим, что внутренний мир соответствует внешнему. Стоит герою покаяться – и его тело становится прекрасно, как его душа.

В сказке «День рождения Инфанты» прием антитезы помогает раскрыть произведение с разных сторон. Так конфликт между жизнью и смертью достигает предельно абсурдного звучания: король упивается своим горем, упивается трауром, самой мертвой королевой, покоящейся в склепе, руки которой целует в склепе в непроходящем горе: «Раз в месяц Король, завернувшись в темный плащ и держа в руке потайной фонарь, входил в часовню и опускался на колени рядом с Королевой, взывая: “Mi reina! Mi reina!” – а порой, … он в безумном припадке горя сжимал ее бледные, украшенные перстнями руки и пытался неистовыми поцелуями разбудить холодное раскрашенное лицо». Соединение в одном ряду двух антитез: «неистовые поцелуи» (символ жизненной страсти и энергии) – и «холодное раскрашенное лицо» (символ пустой кукольности, маски, оболочки без содержания), – усиливает ощущение абсурдности ситуации, неразрешимости конфликта жизни-смерти.

Посмертная любовь короля к мертвой Королеве, его любование мертвым телом, его застывшая Скорбь, вызывающая отвращение к жизни и печаль, составляют резкий контраст с живым чувством Карлика к Инфанте. И если атрибутами королевской любви являются черная часовня, склеп, гобелены, фонарь, неподвижность и неизменяемость («…тело Королевы по-прежнему пребывало на застланном гобеленами ложе в черной мраморной часовне Дворца таким же, каким внесли его туда монахи в тот ветреный мартовский день двенадцать лет назад»), то атрибутами любви Карлика выступают лес, лесная хижина, цветы, зори, танцы: «А на заре он постучит в ставни и разбудит ее, и они уйдут в лес и будут плясать там до вечера. Ведь в лесу вовсе не пусто!» . Этот контраст между застылостью, безжизненностью, бытийной ограниченностью Королевского мира и полного движения, жизни, простора мира Карлика подчеркивается в ходе всей сказки: Король не участвует в празднестве, он стоит у окна, потом исчезает, а Карлик приходит с танцем, движением пронизаны все его мечты: «Знал он и все танцы природы: неистовую осеннюю пляску в багровых одеждах, невесомый танец в голубых сандалиях на ниве…» . Танцевальная стихия Карлика находится в противоречии со всем торжественным этикетом испанского двора. Он и умирает в движении, «самым фантастическим и абсурдным образом» колотя «по полу сжатыми кулачками» , чем вызывает у всех смех вместо долженствующего быть сочувствия.

Одной лишь фразой Уайльд раскрывает его происхождение из семьи бедного угольщика, радого избавиться от столь уродливого и бесполезного отпрыска и продавшего Карлика двору, но и ее достаточно, чтобы увидеть контраст между великолепным богатством испанского двора и беднотой простого люда.

Строгий регламент двора распространяется на всех, включая детей. Инфанта с детства заключена в жесткий каркас придворного этикета, предписывающей ей каждый шаг. Она не может играть с детьми, которые ей нравятся, не может ходить по улицам города, делать что хочет. День двенадцатилетия Инфанты – особый день радости и счастья, в который Инфанте позволяется веселиться со своими сверстниками. Самой потешной частью всего утреннего представления был танец маленького Карлика, жителя лесов.

Последний, впервые попав в общество и увидев великолепие и красоту Инфанты, влюбился в нее и со всей страстью исполнил в честь нее свой танец, приняв громогласный смех присутствующих за дань восхищения своим искусством. Девочке этот танец так понравился, что она попросила уродца через некоторое время повторить его и, отчасти следуя подражанию, «отчасти шутки ради, нежно улыбаясь, бросила цветок на арену» Однако Карлик, незнакомый с условными нормами этикета, воспринял это с полной серьезностью. Это несоответствие естественного восприятия и лживости условных манер составляет двигающую пружину конфликта.

Вдохновленный одобрением Инфанты, Карлик проникает во дворец, где его ждет ужасное откровение в виде зеркала, представившего ему всю полноту его уродства. Его мечты, которым он откровенно придается во время блужданий по дворцу и в которых ему видится его жизнь с Инфантой в прекрасном лесу, который не может, по его мнению, ей не понравиться, - разбиваются о безжалостное зеркало, отображающее неприглядную реальность.

Увидев в нем свое отражение, свою уродливую голову, свое жалкое, несообразное туловище, Карлик, не выдержав несоответствия, упал, и сердце его остановилось.

Напрасно Инфанта в окружении толпы высокородных детей ждала его танца. Он больше не мог танцевать, ибо у него «разбилось сердце».

Глубоко симптоматичны последние слова Инфанты, произнесенные на смерть Карлика:

«- Впредь да не будет сердца у тех, кто приходит со мной играть! – воскликнула она и убежала в сад»

Этими описаниями Уайльд предваряет изложение основной идеи сказки – противопоставление между красотой и уродством, добром и злом, состраданием и черствостью: двум детям-антиподам, поставленным по разные стороны социальной лестницы и наделенных совершенно противоположными духовными и физическими качествами.

Контраст между Карликом и Инфантой, таким образом, кроется сразу в трех плоскостях: социальном (Инфанта – дочь Короля, наследница престола; Карлик – бедный лесной житель), физическом (Инфанта – красавица, а Карлик – урод, чудовище) и в духовном (Инфанта – черствая, бессердечная особа, склонная к капризам и притворству, а Карлик – добродушное дитя природы).

Главную суть конфликта О. Поддубный и Б. Колесников выражают следующими словами: «Прекрасной была душа маленького уродца, открытая для любви, и жесток, безобразен мир красавицы, не понимающей, что подлинное чувство может таиться и в некрасивом теле. У Безобразного Карлика было большое человеческое сердце, а у блестящей Инфанты оно заморожено эгоизмом» .

О человеке и его душе, о судьбе, о любви идет рассказ в прекрасной сказке Оскара Уайльда «Рыбак и его душа».

«Каждый вечер выходил молодой Рыбак на ловлю и забрасывал в море сети» Этими словами автор начинает свое повествование. Трижды повториться эта фраза в пределах первой страницы, вызывая ощущение размеренности и однообразия жизни Рыбака.

Улов его зависел от направления ветра, который либо приносил ему удачу, либо оставлял с пустой сетью.

Так бы и проходила его жизнь, в которой один день повторял другой, если бы сама судьба не нарушила ее черед. И вот однажды рыбак едва справился с сетью, пытаясь поднять ее в лодку, так тяжела была она на этот раз.

Рыбак с усмешкой отметил непривычную тяжесть улова, полагая, что в сети попало какое-нибудь чудовище, которое позабавит их великую королеву, но улов поразил чувства юного рыбака. «Маленькая морская дева, крепко спящая, оказалась в его сетях. До того она была хороша, что рыбак, повинуясь внутреннему порыву, заключил ее в объятья»

Однако, стоило ему к ней прикоснуться, как она, вскрикнув, пробудилась. Отпустил он негаданную добычу только тогда, когда пообещала она на первый же зов его подниматься на поверхность моря и петь свои песни, привлекая рыбу в его сети.

Маленькая морская обитательница сдержала свое обещание, и каждый вечер рыбак, забыв обо всем на свете и даже об улове, он слушал чудные песни, исполненные волшебным голосом маленькой морской девы.

Недолго продолжались эти чарующие встречи. Рыбак, плененный своими же чувствами, признался ей в любви и попросил стать ее женой, на что получил отказ. Причина была в том, что рыбак, как и все, живущие на земле, люди, был наделен человеческой душой, которая явилась помехой для ее любви (ведь милое неземное создание не имело души, как не имел ее никто из морских обитателей).

Человек, как правило, проявляет интерес к тому, чему имеет созвучие, то есть к тому, что ему, так или иначе, понятно. Все неизвестное заставляет насторожиться, внушая чувство опасности.

Душа Рыбака вызвала у маленькой девы морской, необъяснимое для нее, ощущение страха, и она поспешила предложить ему прогнать душу прочь (ведь только тогда сумеет она ответить ему взаимностью).

Ни мгновения не сомневался рыбак в принятии рокового решения. Незнание породило его дальнейшие шаги.

Желание героя освободиться от души, в обмен на любовь, ввергла всех тех, к кому он обращался в состояние негодования, возмущения.

Юноша впервые услышал о том, что именно душа стоит всего золота в мире от священника, и что нет ничего более ценного для человека, чем она!

К сожалению, священник не явился для своего юного посетителя той силой, которая помогла бы тому разобраться в его отношениях с собственной душой, столь пренебрегаемой им в угоду вспыхнувшим страстям.

Вот она задача, ставшая на пути его сознания (кто же прав, священник или купцы?)

Однако, ничто до сих пор не останавливало рыбака в его намерении. Гонимый насмешками и гневом, Рыбак обращается к Ведьме. Не остановила и реакция Ведьмы на его просьбу.

Юноша, ослепленный неожиданно вспыхнувшим чувством, не задумывался о том, что обратился к силам, помощь которых слишком дорого стоит. Ему удалось настоять на своем и ведьма вручила ему маленький нож, с помощью которого рыбак отсек от себя свою душу, проявленную на земле в виде тени. Отсекая эту тень, он отсекал и душу, обрекая ее на скитание и долгое странствование на земле, которой она не принадлежала.

Изгнанная из своей земной обители, душа отправилась в путь, предупредив рыбака о том, что ежегодно она будет появляться в этом месте, призывая его в ожидании встречи.

«… Каждый год душа появлялась на назначенном ею месте и звала юношу, который нехотя выходил из морских пучин, где и обрел то, что было его земной целью».

Лениво споря со своей душой, выслушивая ее рассказы о долгих скитаниях, он, на все предложенные ею выгоды, лишь качал головой, отвечая, что любовь важнее всего на свете: из всех земных богатств, и мудрости и власти.

И только по истечении трех лет ей удалось привлечь его внимание рассказом о прекрасной юной танцовщице, чьи ноги так и порхали в танце, как «два голубя»...

Впервые наш герой принял предложение души и согласился отправиться в путешествие на поиски прекрасной танцовщицы, полагая, что путь их будет не долгим.

Ведомый своей душой, рыбак был опечален тем, что душа стала агрессивной. Но именно то мгновение, когда рыбак принял предложение души, случилось ее воссоединение с ней! Как же он был разочарован, когда столкнулся в их путешествии с ее худшей стороной, забыв о том, что он сам обрек ее на подобное поведение. И он вновь решил обратиться к чарам, некогда помогшим ему в освобождении от души. Однако, на этот раз сама душа напомнила ему о том, что чары утратили свою силу, и вот теперь они, вновь связанные самой судьбой, поставившей точку в нелегком этапе, разделившем на время человека с его душой, встали на путь очередного периода, связавшего их общими испытаниями.

За время их странной разлуки рыбак, в отличие от своей души, приняв в свое сердце Любовь, пронес ее в сердце, как истинную, ни с чем несравнимую драгоценность, сила которой подняла его над всеми земными прельщениями, обещая долгую жизнь с Любимой.

Однако, волею Судьбы, душа, сумевшая занять свое место, вновь стала помехой для его встречи с морской девой, ставшей его женой. Меж тем, их неудачное путешествие обернулось для рыбака неожиданной стороной.

Настрадавшись в бесплодных взываниях к маленькой морской деве, он проникся сочувствием к своей душе и позволил войти ей в сердце. Однако, сердце, плотно окутанное Любовью, не впускало ее. Душа с горечью приняла отвержение, поделившись своими страданиями с рыбаком.

В то же мгновение, когда он, вдохновленный состраданием к своей душе и желанием ей помочь, предавался грустным воспоминанием по поводу происшедшего с ней, вдруг раздался страшный вопль, что доносится людям всегда, когда умирает кто-нибудь из морских обитателей.

И рванул юноша к морю и увидел, как мертвое тело молодой морской девы из рук в руки передавали волны, прибой, пена, вручив его берегу, принявшего ношу бережно.

Страдания рыбака, сливаясь с настроением морской стихии, воплотились в покаяние, которое принес он мертвой.

И даже теперь, будучи не живой, заслонила она для него весь мир, став воплощением его любви, явившейся высшей ценностью для нашего героя, взошедшей в его сердце ощущением счастья, немеркнувшего даже в скорби.

А море, меж тем, надвигалось все ближе...

Но прежде, чем оно накрыло его своими волнами, сердце рыбака разорвалось от Любви, ставшей непомерной для своего земного вместилища. И в тот же миг, восстановилась связь души и сердца и это тоже не случайно.

Священник, узнавший о происшедшем, велел похоронить юную пару на погосте Отверженных, чтобы навсегда была забыта эта история.

Проклиная обитателей подводного мира, он отказал в благословении морю. Но ведь не случайно явился он свидетелем этой любви, как не случайно и то, что произошло через три года.

В день праздничный обещал тот священник народу проповедь о гневе Господнем, но, зайдя на алтарь, увидел, что тот весь усыпан, не виданными доселе никем белыми цветами. Красота и чарующий аромат смутили его настолько, что забыл он о желании говорить о гневе Господа, и заговорил вдруг о Боге, имя которому - Любовь!

И это не случайно, как и не случайно и то, что цветы эти были с погоста Отверженных. Эти прекрасные неизвестные цветы появились только однажды, словно в продолжение разговора священника с нашим героем, случившегося когда-то, но не принесшего тогда облегчения ни одному из них.

И вот теперь влюбленный рыбак вернул ему долг Любовью, воплощением которой и стали прекрасные белые цветы.

Это было его благодарностью за помощь, которая тогда не состоялась, в силу отсутствия в каждом из них той великой Любви, что соединяет с самим Богом!

Белые цветы дали чувствам священника тот импульс, которого не хватало ему для выхода на уровень Божественной Любви.

Эта история, начавшаяся столь печально, закончилась победой Любви.

Стоит отметить своеобразие традиционных и инновационных черт сказочного жанра, предстающих в уникальном художественном единстве в произведениях Оскара Уайльда. Внешне структура сказок Уайльда композиционно упрощается. Сказки Уайльда демонстрируют отказ от сложившейся сказочной композиции (В.Г. Решетов, О.М. Валова). Композиция сказок осложняется за счет расширенных описаний (развитие тенденции, наметившейся в волшебной и литературной сказке), вставных эпизодов, приема обрамления, наличия пролога и эпилога (собственно литературные черты).

Разнообразные описания (обстановка, внешность героев) – неотъемлемая черта стиля Уайльда; их особенность – в использовании античных образов, образов драгоценных камней, металлов («Молодой Король»).

В целом, чудо у писателя происходит в самый важный момент повествования, выделяет особо значимые сказочные события.

Персонажная система сказок О. Уайльда также представляет собой синтез традиционных и авторских элементов.

Большинство заглавий уайльдовских сказок представляет собой имя главного героя: сосредоточивает внимание читателя на центральной фигуре произведения («Молодой Король») или подчеркивает его основную идею, сказка «Рыбак и его Душа» представляет сразу двух персонажей и соответственно два оппозиционных мира, а «День рождения Инфанты» – центральное событие сказки.

Нравственные идеи сказок писателя просматриваются на всех уровнях организации текста: композиционном, персонажном и хронотопическом («Молодой Король», «Рыбак и его Душа»).

Глава 3. Основные структурные и сюжетообразующие мотивы сказок О. Уайльда

Итак, мы переходом к выделению основных мотивов сказок и их анализу.

Сказки О. Уайльда, как и все его творчество, очень многопланово, в них поднимается множество проблем. Используя сказку как средство выражения основных проблем общества, в котором жил и творил писатель.

Анализируя сказки можно проследить цепь мотивов, которые лежат в основе нескольких сказок одновременно. Данная повторяемость мотивов позволяет нам рассматривать сказки писателя с точки мотивного анализа. Суть мотивного анализа состоит в том, что за единицу анализа берутся не традиционные термы – слова, предложения, а мотивы, основным свойством которых является то, что они, будучи кросс-уровневыми единицами, повторяются, варьируясь и переплетаясь с другими мотивами, в тексте, создавая его неповторимую поэтику .

Также считаем нужным сказать о структурообразующей функции мотива.

Роль литературных лейтмотивов – соединять различные отрезки литературного текста, обеспечивать их структурную и семантическую связность.

В работах целого ряда исследователей обращается внимание на моделирующие свойства литературного мотива. Так, являясь элементом речевого уровня произведения и фактором его тематического единства, мотив может стать и важнейшим элементом его композиции, перейти в статус единицы парадигматической.

Итак, мотив – единица интерпретации. Иначе говоря, читатель отмечает повтор, затем его парадигматизирует и, в конечном счете, осмысляет текст в его концептуальном значении.

Сочетание двух факторов – повтора в тексте и интерпретационной воли и профессиональной компетентности читателя, способного увидеть реляции мотивов в их разнообразных сочетаниях – становится залогом глубокого концептуального прочтения текста, который и предлагает сам Б. Гаспаров*. Уникальная, напоминающая прихотливую сеть структура мотивов в каждом конкретном тексте и определяет его концептуальную полноту.

Рассмотрение моделирующей функции мотива, его креативного потенциала в анализе идейно-художественного целого – одна из приоритетных задач современного литературоведения.

По Веселовскому, мотив – «простейшая повествовательная единица», элементарная и далее неразложимая «клетка» сюжета, которая является семантически целостной. Силантьев И.В. поясняет это так: «мотив подобен слову, произвольному распаду которого на морфемы также препятствует семантическое единство его значения»**

Из складывания мотивов (простейших единиц) формируется сюжет. «Простейший род мотивов может быть выражен формулой a + b: злая старуха не любит красавицу – и задает ей опасную для жизни задачу». В простейшей формуле мотива могут происходить видоизменения, приращение, развитие частей: «Задач может быть две, три (любимое народное число) и более, по пути богатыря будет встреча, но их может быть и несколько. Так мотив вырастал в сюжет» . Мотив видится как слагаемое, составляющее сложную формулу сюжета.

«В понимании Веселовского, творческая деятельность фантазии писателя не произвольная игра «живыми картинами» действительной или вымышленной жизни. Писатель мыслит мотивами, а каждый мотив

*Более подробно см., Б. Гаспарова «Литературные лейтмотивы. Очерки русской литературы 20 века» . М., 1994.

**Об этом см., Силантьев И.В. Поэтика мотива, М., 2004., с.17

обладает устойчивым набором значений, отчасти заложенных в него генетически, отчасти явившихся в процессе долгой исторической жизни» .

На основе вышеизложенного считаем нужным рассматривать мотивы сказок писателя с точки зрения их сюжетной и структурообразующей функции.

Исследуя мотивы сказок необходимо учитывать двуплановость сказок писателя, их синкретизм, то есть соединение фольклорного и литературного в них.

3.1 Анализ основных мотивов сказок из сборника «Гранатовый домик»

Мотив поиска и странствий.

Взаимоотношения героя и окружающего мира, жестокой действительности занимает особое место в творчестве писателя. Наиболее ярко показаны они во всех сказках. Мотив поиска и странствий - это сюжетообразующий и структурообразующий мотив, так как именно на этом взаимоотношении и строится все повествования, что предстает в итоге для читателя как единый и неразложимый сюжет, который так или иначе интерпретируется во всех изучаемых сказках, выступая как лейтмотив цикла.

В сказках «День рожденья Инфанты»,«Рыбак и его душа» герои Душа и Карлик ищут то, на что возлагают надежды.

Душа ищет способы соединения с Рыбаком: сокровища и драгоценности. Поэтому здесь введены вставные эпизоды странствий души в землях Татарии, шла по большим дорогам, ведущим к городу Аштер, странствовала и увидела прекрасно танцующую девушку.

В этой же сказке встречаются эпизоды странствий и исканий самого героя Рыбака. Герой отправляется на поиски средства, которое поможет избавиться от души. Он последовательно обращается к Священнику, купцам и Ведьме.

Карлик странствует по залам прекрасного замка в поисках своей возлюбленной, с целью объяснения своих чувств, и желанием воссоединиться с Инфантой и подарить ей счастливую жизнь вместе с ним.

Молодой Король в одноименной сказке уже в начале показан нам человеком, чувствующим себя неуютно в объятиях действительности: «Он лежал… глядя перед собою пугливыми глазами, подобно смуглолицему лесному фавну или молодому зверю, который попался в расставленную охотниками западню».

Молодой Король ранее был простым пастухом, наслаждался беззаботной жизнью, и не догадывался о своем происхождении. Но, попав в замок, Король увлекается красотой и роскошью вокруг, пока во сне к нему не приходит понимание цены, а цена – это жизни многих и многих людей. Молодой Король отказывается от прекрасных одежд: «Уберите это и спрячьте от меня. Хотя сегодня день моей коронации, я этого не приму. Ибо одеяние это соткано на ткацком стане Скорби белыми руками Боли. В сердце рубина – кровь, и в сердце жемчуга – смерть».

Но окружающие не понимают Короля: «Воистину он лишился рассудка.… И что нам жизнь тех, кто трудится на нас? И воздерживаться ли от хлеба, пока не увидишь пахаря, и от вина, пока не молвишь слова с виноградарем?» – говорят с удивлением придворные и врываются в двери церкви, чтобы убить непринятого ими Короля. Конфликт достигает своего апогея, но наивысшей точки достигает и обретенная душевная гармония Короля. Высшие силы награждают его: «И вот через оконные витражи на него хлынул солнечный свет, и лучи солнца соткали вокруг него облачение прекраснее того, что сделали ради его роскоши. …Он стоял в королевском облачении и из хрустальных граней дароносицы полился таинственный дивный свет». Став на колени, епископ благоговейно говорит: «Тот, кто выше меня, венчал тебя!».

И действительно, высшие силы разрешают этот конфликт. Таков финал этой сказки и таков своеобразный вывод писателя. Суть его в том, что, внутренний мир героев не всегда может найти понимание в реальном мире, но есть иной мир – мир гармонии, справедливости, и он всегда становится на защиту чистых, искренних душ героев.

Что касается сказки «День рожденья Инфанты», то этот мотив реализуется не в «перерождении» главной героини, а, наоборот, в осознании собственного ничтожества другого героя - маленького Карлика. Уродливость карлика для окружающих совершенно не тревожила его самого. Он не осознавал своего уродства, так как все время проводил в лесу, в окружении безмолвных деревьев и цветов, щебета птиц. «Самое забавное в Карлике, быть может, и было то, что сам он совершенно не сознавал, как он уродлив и смешон. Напротив, он, казалось, был счастлив и весел необычайно. Когда дети смеялись, и он смялся, так же непринужденно и радостно. И по окончании каждого танца, отвешивал каждому из них в отдельности уморительнейшие поклоны, улыбаясь и кивая головою, как будто он и сам был одним из них, а не маленьким уродцем, которого природа как-нибудь под веселую руку создала на потеху другим»

Подарок принцессы – цветок, дал надежду маленькому карлику на взаимное чувство. «Инфантою он был очарован безмерно, не мог от нее глаз оторвать, и, казалось, плясал для нее одной. И, когда, вспомнив, как на ее глазах знатные придворные дамы бросали букеты Каффарелли, знаменитому итальянскому певцу, (…) она вынула из волос красивую белую розу и, шутки ради с очаровательной улыбкой, бросила эту розу через всю арену Карлику. Тот принял это совсем всерьез, прижал цветок к губам, уродливым и толстым, приложил руку к сердцу и опустился перед Инфантой на одно колено, причем радостная улыбка растянула рот его от уха до уха, а маленькие светлые глазки заискрились от удовольствия»

Этот легкий взмах рукой и желание высмеять уродца заставили карлика идти на поиски возлюбленной после полуденной сиесты, но нашел он во дворце совсем не взаимопонимание и радость, а злое отражение действительности в зеркале. «Инфанта? Как бы не так! Это было чудовище – самое уморительное чудовище, когда-либо виденное им. Непропорционально сложенное, не так, как все прочие люди: с выгнутой, горбатой спиной, на кривых, перекрученных ногах, с огромной; мотающейся с боку на бок головой и спутанной гривой черных волос»

Карлик не смог перенести вида собственного отражения, понимая чудовищность своего вида, осознавая то, что подарок Инфанты не имел для нее того смысла, с каким его воспринял уродец – сердце карлика разбилось. Оно совсем недавно билось и жило в окружении птиц и цветов, деревьев и животных, но оно разбилось в красивой зале дворца, перед зеркалом, отражающим внешний мир, но не внутренний.

Мотив соотношения красоты внешней/ внутренней.

Этот мотив занимает особое место в сказках О. Уайльда. Являясь сюжетообразующим мотивом, прослеживается в сказках «Мальчик-звезда», «День рождения Инфанты». Суть этого соотношения в том, что внешний и внутренний мир не всегда идентичны.

В «Мальчике-звезде» писатель весьма последовательно отстаивает принцип неразрывности внешней и внутренней красоты человека, и иллюстрирует мысль о том, что основой нравственности является эстетическое чувство

Мальчик-звезда в начале сказки пристает перед нами удивительно красивым: «С каждым годом он становился все красивее и красивее, и жители селения дивились его красоте… Лицо у него было белое и нежное, словно выточенное из слоновой кости, и золотые кудри его были как лепестки нарцисса, а губы – как лепестки алой розы, и глаза – как фиалки, отраженные в прозрачной воде ручья»

Эта красота покоряла всех вокруг, заставляла повиноваться мальчику: «… И его сверстники слушались его, потому что он был красив»

Но красота и беспредельная власть принесла ему только зло, «ибо он вырос себялюбивым, гордым и жестоким». Из-за своей жестокости герой этой сказки становится моральным уродом: душевная злобность, непомерная гордыня, неспособность любить, кого бы то ни было и, прежде всего свою мать – это, в конце концов, находит отражение на его лице: «Он подошел к водоему и поглядел в него, но что, же он увидел! Лицом он стал похож на жабу, а тело его покрылось чешуей, как у гадюки»

Толчком к исправлению как душевному очищению становится отвращение к собственной безобразной внешности. Красота возвращается к нему лишь после того, как он искупает свои грехи.

В «Мальчике-звезде» наиболее ярко показано писателем соотношение внутренней и внешней красоты. Мальчик-звезда прекрасен, но его внутренний мир – безобразен, но все становится на свои места – в наказание у него забирают самое ценное – красоту. И вот мы видим, что внутренний мир соответствует внешнему. Стоит герою покаяться – и его тело становится прекрасно, как его душа.

Так проблему соотношения внутренней и внешней красоты писатель раскрывает в сказке «Мальчик-звезда».

По-иному он рассматривает ее в сказках «День рождения Инфанты».

«Центральной идеей сказок О. Уайльда говорит Т. Кривина, – является мысль о том, что жизнь уродлива, но прекрасна красивая ложь, и стоит только реальности вторгнуться в мечту, фантазию, сотворенную кем-то современную красоту, как все это гибнет»

С красивой иллюзией Уайльда связывает духовные идеалы, которые оказываются несовместимы с действительностью. К идеальной любви стремится Карлик («День рожденья Инфанты»), но жизненная правда губит их самих. Но действительность уничтожает только внешнее, некрасивую оболочку, чтобы обнажить перед миром свою удивительную непобедимую внутреннюю красоту.

Мотив самопожертвования.

Данный мотив должен рассматриваться как сюжетообразующий мотив сказок, так и структурообразующий мотив цикла. Являясь сюжетной основой сказки, данный мотив образует цепь повторяемости во всем цикле сказок.

В сказках «Мальчик-звезда», «Рыбак и его душа» и «День рожденья Инфанты» мотив самопожертвования выступает не основным, а второстепенным. В сказке «Рыбак и его душа» повествуется о любви Рыбака к Деве Морской, ради которой он избавляется от своей души. Дева Морская ставит Рыбаку условие - избавиться от своей души, тогда она сможет полюбить его.

Здесь Уайльд вносит в сказку реалистический элемент. Для волшебной сказки характерно отсутствие мотивировок; сказочное действие развивается по своим законам, не требующим дополнительного объяснения. Условие, поставленное Рыбаку Девой Морской, строго детерминировано различной природой этих двух персонажей. Ведь Русалки и прочие существа нечеловеческой природы лишены души, она для них инородна и может даже послужить причиной их гибели. Поэтому так важно, чтобы у Рыбака не было души. Телом души в сказке названа тень человека; Рыбак отделяет душу, отрезав свою тень вокруг ног ножом. Рыбак избавляется от души, и ничто не мешает ему соединиться со своей возлюбленной.

Без награды за свою жертву остается и Карлик («День рождения Инфанты») Маленький Карлик, танцуя для прекраснойвнешне и ужасной внутренне Инфанты, не выдержав отчаянья от собственного уродства, погибает просто на полу замка, где танцевал. Но, чем выше жертва Карлика, тем ниже, безобразнее, рисует Уайльд и бездушную Инфанту. Именно на основе контраста писатель показывает прекрасный внутренний мир своих героев и безобразие внешней действительности.

В сказке «Мальчик-звезда» главный герой, попадая в рабство к злому колдуну, получает задание добыть монеты. Но трижды ворачиваясь с найденными монетами он так и не может их отдать волшебнику. Трижды он их отдает прокаженному, получая за это строгие наказания. «Подай мне милостыню, или я должен буду умереть с голоду. Ибо они изгнали меня из города, и нет никого, кто бы сжалился надо мной.

–Увы!– вскричал Мальчик-звезда.– У меня в кошельке есть только одна-единственная монета, и если я не отнесу её моему хозяину, он прибьёт меня, потому что я его раб.

Но прокажённый стал просить его и умолять и делал это до тех пор, пока Мальчик-звезда не сжалился над ним и не отдал ему монету из белого золота»

Жалость, которую испытывает мальчик совсем несвойственна тому мальчику, который прогнал свою мать. Получив наказание за свою жестокость – уродство, мальчик-звезда приобретает новое чувство – сопереживание. Жертвуя монетами, мальчик испытывает боль от ударов колдуна, голод, но не сожалеет о сделанном. Он изменился внешне и внутренне тоже.

Мотив искушения, религиозные мотивы.

Часть сказки «Рыбак и его душа» является чисто литературной и посвящена странствиям Души. Герой и Душа являются одним целым, на время разъединенным с помощью колдовства. Во время и после своих странствий Душа пытается вернуть утраченную целостность с Рыбаком; этому подчинены все ее поступки. В этой части повествования Рыбак отходит на второй план, главное действующее лицо здесь Душа, а Рыбак становится для нее предметом устремлений.

Странствуя по миру, Душа приобретает волшебные предметы - зеркало мудрости и перстень богатства. Поиск этих предметов совпадает по форме с разрешением трудных задач, но в данном случае Душа всего добивается сама. При этом она проявляет некоторые черты «волшебного помощника». Например, она демонстрирует всеведение: ее проницательность позволяет ей отличить ложные сокровища от истинных и завладеть предметами, наделенными волшебными свойствами. Душа совершает невероятные поступки - ослепляет жреца, а затем возвращает ему зрение, является неуязвимой для оружия и т.д. В этом проявляется ее природа: отделившись от человека, Душа сохраняет свою принадлежность к нематериальному миру. Вернувшись на берег моря, Душа искушает Рыбака добытыми сокровищами и самими рассказами о своих странствиях. Дважды она приходит на берег и искушает Рыбака, но он остается верен своей любви, считая ее выше мудрости и дороже богатства.

В поисках возможности соединиться с девой морской у Священника и купцов Рыбак получает отказ в помощи, и лишь Ведьма соглашается помочь ему. Однако Ведьма в свою очередь ставит герою условие: он должен протанцевать с ней на шабаше. Она пытается завлечь Рыбака в свой мир, обратить его в услужение Дьяволу, которому служит сама. Ее попытки не увенчаются успехом: Рыбак любит только Деву Морскую, а при виде Дьявола непроизвольно осеняет себя крестным знамением, отчего нечистая сила исчезает. Здесь проявляются несвойственные фольклорной сказке религиозные мотивы.

«-Мерзостна плотская любовь!- нахмурив брови, воскликнул Священник.- И мерзостны и пагубны те твари языческие, которым Господь попустил блуждать по своей земле. Да будут прокляты Фавны лесные, и да будут прокляты эти морские певцы! Я сам их слыхал по ночам, они тщились меня обольстить и отторгнуть меня от моих молитвенных четок. Они стучатся ко мне в окно и хохочут. Они нашептывают мне в уши слова о своих погибельных радостях. Они искушают меня искушениями, и, когда я хочу молиться, они корчат мне рожи. Они погибшие, говорю я тебе, и воистину им никогда не спастись. Для них нет ни рая, ни ада, и ни в раю, ни в аду им не будет дано славословить имя Господне»

Данный мотив является сюжетообразующим в сказках, так как само повествование строится за счет этого мотива, даже с учетом того, что этот мотив прослеживается на вставном эпизоде, посвященному скитаниям Души.

Мотив приобретения «волшебного помощника».

Однажды в сеть к рыбаку попадает спящая Дева Морская. От прикосновения Рыбака она просыпается и просит отпустить ее. Герой соглашается, но с условием, что она будет являться по первому его зову и петь свои песни, чтобы завлечь рыбу в сети Рыбака. Этот эпизод очень близок волшебно-сказочному мотиву приобретения «волшебного помощника» .Очарованный пением русалки, Рыбак просит ее стать его женой. Таким образом, Дева Морская из разряда «помощников» (по классификации В.Я.Проппа) переходит в круг действий «царевны». Этому персонажу свойственна функция загадывания трудных задач. Дева Морская ставит Рыбаку условие - избавиться от своей души, тогда она сможет полюбить его.

Дальше сюжет разворачивается, как в традиционной волшебной сказке: герой отправляется на поиски средства, которое поможет избавиться от души. Он последовательно обращается к Священнику, купцам и Ведьме. Мотив утроения характерен для фольклора, причем положительный результат достигается только благодаря третьей попытке, а первые две оказываются неудачными.

У Священника и купцов Рыбак получает отказ, и лишь Ведьма соглашается помочь ему. Однако Ведьма в свою очередь ставит герою условие: он должен протанцевать с ней на шабаше. В данном случае условие ведьмы совпадает по форме с трудной задачей, однако не является ею по существу. Мы видим трансформированный вариант приобретения «волшебного помощника», где герой получает помощь по договору, а не в качестве благодарности за оказанную услугу.

Образ Ведьмы тоже не вполне соответствует образу «волшебного помощника». Во – первых, она сама хочет стать женой Рыбака, заменив Деву Морскую. Она пытается завлечь Рыбака в свой мир, обратить его в услужение Дьяволу, которому служит сама. Ведьма долго не соглашается помочь Рыбаку, а согласившись, не спешит выполнить его просьбу. Рыбаку приходится силой удержать Ведьму и заставить ее выполнить свою часть договора. Сказочный «волшебный помощник» приходит на помощь по первому зову и выполняет все нужные действия сам, иногда даже не дожидаясь прямой просьбы. Важно также отметить, что в волшебных сказках «помощник» всегда добр, он действует только на пользу героя. В сказке О.Уайльда Ведьма помогает Рыбаку осуществить действие, значение которого он не может осознать и которое впоследствии станет причиной его падения и гибели. Мы видим парадоксальное пересоздание волшебно-сказочного образа «помощника»: он контаминирует с образом Ведьмы.

Еще один «помощник» – Душа. Странствуя по миру, Душа приобретает волшебные предметы – зеркало мудрости и перстень богатства. Поиск этих предметов совпадает по форме с разрешением трудных задач, но в данном случае Душа всего добивается сама. При этом она проявляет некоторые черты «волшебного помощника». Например, она демонстрирует всеведение: ее проницательность позволяет ей отличить ложные сокровища от истинных и завладеть предметами, наделенными волшебными свойствами. В этом проявляется ее природа: отделившись от человека, Душа сохраняет свою принадлежность к нематериальному миру, причем Душа преследует свою цель – желание соединиться с Рыбаком.

В сказке «Мальчик-звезда» мы также встречаем «волшебного помощника» - зайца. Заяц помогает мальчику в благодарность за свое спасение. Мальчик-звезда спас зайца из силков. Здесь «помощник» выступает в роли волшебного. Он помогает герою отыскивать драгоценные монеты. «Но когда он подходил к опушке леса, из чащи до него долетел крик,– казалось, кто-то взывает о помощи. И, позабыв про свою беду, он побежал на этот крик и увидел маленького Зайчонка, который попал в силок, расставленный каким-то охотником. И Мальчик-звезда сжалился над Зайчонком, и освободил его из силка, и сказал ему:

–«Сам я всего лишь раб, но тебе я могу даровать свободу.

А Зайчонок ответил ему так:

–Да, ты даровал мне свободу, скажи, чем могу я отблагодарить тебя?»

Мотив сказочного рождения.

Данный мотив рассматривается как сюжетообразующий мотив.

В единственной сказке из исследуемого сборника мы встречаем мотив сказочного рождения. Эта сказка «Мальчик-звезда». Главный герой вводится в сказку при помощи использования волшебного эпизода, в котором с неба падает звезда, и лесорубы решают, что это упал кусок золота, но когда они прибежали к месту падения предмета обнаружили там вовсе не сокровища. «На белом снегу и вправду лежало что-то, сверкающее, как золото. Лесоруб подбежал, наклонился, поднял этот предмет с земли и увидел, что он держит в руках плащ из золотой ткани, причудливо расшитый звёздами и ниспадающий пышными складками. И он крикнул своему товарищу, что нашёл сокровище, упавшее с неба, и тот поспешил к нему, и они опустились на снег и расправили складки плаща, чтобы достать оттуда золото и разделить его между собой. Но, увы! В складках плаща они не обнаружили ни золота, ни серебра, ни других сокровищ, а увидели только спящее дитя»

В остальных же произведениях либо отсутствует «начальная ситуация» (В.Я.Пропп) - мы не знаем, где и как появился на свет герой, кто его родители и т.д.; отсутствует фольклорный мотив «чудесного рождения» и связанные с ним сказочные атрибуты, либо автор сразу начинает с описания рода занятий главного героя. Этому пример сказка «Рыбак и его душа». В сказке «День рожденья Инфанты» «начальная ситуация» введена при помощи авторского повествования о чувствах и воспоминаниях Короля о его жене, именно после этого нам становиться ясно, что принцесса дочь короля и французской королевы, которые с самого детства были влюблены друг в друга. Сказка «Молодой король» начинается с описания жизни простого пастуха, который и не догадывался о своем происхождении, с описания его беззаботной и веселой жизни.

3.2. Проблемы циклизации сказок Оскара Уайльда на мотивном уровне.

Сказки “Юный король” , “День рождения инфанты”, “Рыбак и его душа” и “Мальчик-звезда” объединены под общим названием “ Гранатовый домик “ (1891).

Использование огромного количества сюжетных схем и введение в сказки рамочных композиций позволяет утверждать, что все то, что автор назвал сказками, вовсе нельзя однозначно отнести к заявленному жанру.

Если анализировать сказки из исследуемого сборника, то можно отметить, что каждая из них содержит романную сюжетную схему.

В сказке «Рыбак и его душа» есть повествование о скитаниях души. Это совершенно самостоятельный сюжет, который можно было бы отнести к сюжету небольшого романа, из которого автор убрал точные витиеватые описания и свел к минимуму само повествование, предлагая читателю самостоятельный сюжет связать с основным сюжетом сказки.

В сказке «Молодой король» тайна отцовства предстает перед нами лишь в виде размышлений автора о возможности происхождения молодого короля. Уайльд пишет, что возможно это было так, а возможно и нет. Автор пересказывает романный сюжет, убирая все лишнее и оставляя четкое повествование о возможном происхождении героя.

Также имеется эпизод, который мог бы выступить полноценным романным сюжетом, в сказке «День рождение Инфанты». Это эпизод рассказывает о том, почему отец Инфанты такой мрачный. Рассказывая историю любви короля и королевы, о трагической смерти возлюбленной короля, повествуя о решении короля навсегда остаться в союзе со Скорбью, автор лишь мельком, короткими фразами, в общих чертах касается вполне самостоятельного сюжета, который можно было бы развить до рамок небольшого романа. Но писатель, опять же, не идет дальше, он развивает и продолжает повествование совершенно о другом.

Соединяя жанры Уайльд говорит лишь о том, что выбранный им жанр сказки, может быть показан и в таком сочетании и синкретизме, какой мы видим в его сборнике. Писатель очень четко прочувствовал предстоящий подъем интереса к жанру сказки, который ему еще предстоял.

Существует мнение, что сказка «Мальчик-звезда» писалась намного раньше всех остальных сказок этого сборника и была включена в этот цикл с целью увеличения объёма этого сборника. Мы с этим не согласимся .

Следовательно, возникает вопрос, на чем базируется наша уверенность?

В первую очередь, при рассмотрении проблематики циклизации данного сборника считаем необходимым обратиться к поэтическому словарю и уточнить, что такое мотив.

Мотив – обобщенная форма семантически подобных сюжетных событий, взятых в рамках определенной повествовательной традиции литературы. Признак мотива – его обязательная повторяемость за пределами текста одного произведения .

Именно эту повторяемость мотивов мы и постарались отметить в предыдущей главе, показывая как один и тот же мотив реализуется в сказках, объединенных в цикл.

Цикл (в литературе) – группа произведений, составленная и объединенная самим автором по тем или иным принципам и критериям (жанры, тематика, сюжеты, персонажи, хронотоп) и представляющая собой своеобразное художественное единство . К числу обязательных признаков цикла относят заглавие, данное автором, и устойчивость текста в нескольких изданиях. И все эти признаки цикла мы можем увидеть в сборнике «Гранатовый домик». Следовательно, основной критерий цикличности выдержан.

Сложной проблемой является целостность цикла: следует ли считать его таким образованием, которое по своим внутренним свойствам приближается к самостоятельному литературному произведению или тождественно ему, а отдельные произведения внутри цикла – только частями целого? В действительности отдельные произведения, включенные в цикл, сохраняют свою самостоятельность и вне его. Поэтому целостность циклической формы, как правило, вторична по своему происхождению и создается на основе первичной целостности образующих ее художественных произведений. Однако цикл нельзя воспринимать как сумму составляющих его произведений: и в этом случае «результат сопоставления качественно всегда отличается от каждого слагающего элемента, взятого в отдельности» .

Что мы видим при рассмотрении каждой сказки из исследуемого сборника? Сказка самостоятельна сама по себе и вне сборника, так как имеет свою самостоятельную сюжетную линию. Но в составе сборника мы также воспринимаем сказку, как звено единого целого (цикла), так как отчетливо прослеживаем повторяемость и единство сюжетных и структурообразующих мотивов. Соответственно, можно говорить о том, что сказки, объединенные в сборник, это не что иное как цикл, единое целое, хотя каждая из них самостоятельна вне его.
В своих сказках Оскар Уайльд обличает алчность и корыстность буржуазных нравов, противопоставляя им искренние чувства и привязанности простых людей, не загрязненные холодным расчетом и составляющие подлинную красоту человеческих отношений. В своих сказках он говорит о несправедливом устройстве общества, в котором те, кто трудятся, терпят лишения и нужду, в то время как другие живут припеваючи за счет их труда; показывает, как эгоизм и алчность этого мира убивают вокруг себя все живое; блестяще высмеивает пустоту и чванливость кичащейся своей родовитостью знати, но в сказке “День рождения инфанты” – та же тема приобретает уже трагическое звучании .
Сказки предназначались не детям, а скорее взрослым, "которые не утратили дара радоваться и изумляться". Критика отозвалась об этих книжках прохладно, но теперь они стали бесспорной классикой. Мало кому дано было с такой убедительностью "описать то, чего никогда не было", – так сформулировал свою задачу сам Уайльд. И решал ее очень последовательно, вступая в спор с тогдашней прозой, которая добивалась прямо противоположного эффекта.
Это была принципиальная полемика. Уайльду говорили, что он пишет о пустяках, вместо того чтобы озаботиться серьезными социальными проблемами, что превращает литературу в беспечную забаву. Он возражал: насупленная серьезность – вовсе не ручательство, что писатель создал что-то настоящее. Нужно вернуть ощущение творчества как магии и волшебства. Нужно, чтобы проза стала не просто хроникой или проповедью, а искусством, в котором так много значит выдумка, красочность, гротеск, условность, игра .
Правота в конечном счете была на его стороне. Это подтверждено его реальными свершениями. Сказки Уайльда распахнули перед читателями двери в захватывающий, необычный мир, где красные ибисы подстерегают на отмелях золотых рыбок, а свадебные пиры увенчивает Танец розы. Где чудесные превращения естественны настолько, что их просто не замечают. Где помыслы персонажей всегда несвоекорыстны и у них в помине нет разлада между чувством и поступком.
Хотя бы на мгновенье читатель этих сказок забывал о том, как тягостно, как бесцветно существованье, подчиненное требованиям житейской выгоды, и переносился в совсем другой мир. Здесь истиной признавалось только исключение, а не правило, только искусство, а не реальность, только фантазия, а не факт.
Творческое, артистическое начало провозглашалось высшей ценностью, и самым главным было его высвободить из-под власти косных представлений, из-под гнета внешне разумных, а по существу нелепых общественных порядков .
Вот чему хотел Уайльд посвятить свою жизнь.
С ним и еще несколькими писателями того времени в литературу стала возвращаться романтика. Заговорили даже о целом художественном направлении, которое было названо неоромантизмом. Подошли к концу времена, когда превыше всего ставили способность писателя изображать события и людей так, чтобы получалось "как в жизни". Приблизилось время дерзких экспериментов, и в цене было умение не подражать жизни, а изобретать что-то диковинное, невозможное, но дающее почувствовать тайные связи и соприкосновения вещей как будто совершенно разнородных, хотя художник открывает, что они родственны друг другу .
Уайльд был одним из первых, кто пошел в литературу по этому пути. Было бы натяжкой утверждать, что он создал нечто новое и небывалое, - это не так. Скорее он возвращал, или по-своему переосмыслял, полузабытые художественные ходы, которые были отлично известны еще на заре девятнадцатого столетия, когда романтизм переживал свои звездные часы. Но его усилия приобретали особый смысл, если вспомнить, какие художественные приоритеты признавала эпоха. Она дорожила фактологией, объективностью, правдоподобием. Уайльд возвеличил воображение, интуицию, грезу. И свое творчество определил как "опыт изображения нынешней жизни в формах, далеких от реального".
Обращение Уайльда к “искусству лжи” исследователи его творчества поясняют тем, что оно было следствием "активного неприятия натурализма и не означало безразличия, а тем более отвращения, к реальной жизни. Его сказки имеют глубокое нравственное содержание. Следуя романтическим традициям первой трети 19 в., поэт в иносказательной форме изображает столкновение героев, носителей высоких гуманистических идеалов, таких как дружба, любовь, верность, самоотверженность с миром корысти, сословных и имущественных предрассудков" .
Сказочная форма позволяет Уайльду особо подчеркнуто, гротескно изобразить сложные философские вопросы, жесткие конфликты, царящие в обществе, которые перестали замечаться в обыденной жизни; обнажить саму суть нравственных понятий и их столкновений. Взгляд слегка наивного сказочника дает тот самый эффект отстранения, который позволяет непредвзято, по-новому взглянуть на старые проблемы и привычные штампы.
Главное же, что придает сказкам Уайльда их неповторимое “уайльдовское” своеобразие, это роль, которую играет в них парадоксальная форма выражения мысли, являющаяся отличительной особенностью стиля писателя. Сказки Уайльда (как и вся его проза) насыщены и перенасыщены парадоксами. В критической литературе прочно установилась традиция считать его парадоксы простой игрой словами. Тем не менее, по мнению автора, в основе многих из них лежит скептическое отношение писателя к целому ряду общепринятых этических и эстетических норм буржуазного общества. Задача парадоксов Уайльда, направленных против ханжеской лицемерной морали, состояла в том, чтобы, называя вещи своими именами, тем самым обнаружить это лицемерие.

Но, несмотря на всю, подчас нарочитую, наивность в изображении жизни и постоянную подмену реальных конфликтов воображаемыми, критическое отношение писателя ко многим явлениям современной ему действительности, очень явственно звучащее в этих сказках, сразу определило их место в ряду произведений, противостоящих литературе викторианской Англии. Современная Уайльду английская критика встретила сказки холодно. Вместе с тем, Оскара Уайльда постоянно обвиняют в отсутствии глубины в суждениях об отдельных сторонах современной ему действительности, в “характерной” слабости финалов его сказок, не вытекающих, как правило, из всего развития действия. Интересно отметить уайльдовскую точку зрения по этому вопросу: "...У меня был высокий дар; я сделал искусство философией, а философию – искусством, что бы я ни говорил, что бы ни делал – все повергало людей в изумление, все, к чему бы я ни прикасался, – будь то драма, роман, стихи или стихотворение в прозе, остроумный или фантастический диалог, – все озарялось неведомой дотоле красотой. Я пробудил воображение моего века так, что он и меня окружил мифами и легендами". Воистину, такая самооценка свидетельствует о многом. И если вдуматься, то Уайльд действительно недалек от истины! .

Итак, данная глава была посвящена мотивному анализу сказок Оскара Уайльда. Анализируя сказки, мы пришли к таким выводам:

1.Очень ярко в сказках писателя представлен мотив поиска «личного я» в окружающем мире. И, выделив такие сказки, как «Молодой Король», «День рождения Инфанты», мы пришли к выводу, что часто внутренний мир героев – мир романтических иллюзий – рушится от столкновения с реальностью. Эти сказки – своеобразное предупреждение, в них – укор и критика жестокого реального мира.

2. Мотив соотношения красоты внешней и внутренней в сказках «Мальчик-звезда», «День рождения Инфанты». Суть этого соотношения в том, что внешний и внутренний мир не всегда идентичны, но судьба ставит все на свои места.

3. Мотив самопожертвования пронизывающий сказки «Мальчик-звезда», «День рождения Инфанты», «Рыбак и его душа» вводится с целью показать «перерождение» внутреннего мира героев, с целью обоснования главной идеи сказок – низости самолюбия в сопоставлении с духовностью жизненного начала.

4. Введение фольклорных мотивов: приобретения «волшебного помощника», сказочного рождения, поисков и странствий, говорит о том, что сказка XIX века все еще включала в себя черты фольклора, но уже отличалась тем, что являлась средством выражения социального протеста, отражением окружающей действительности и коренными проблемами общества.

5. При выявлении основных мотивов мы приходим к выводу, что во всех сказках имеются повторяющиеся сюжетные и структурообразующие мотивы, которые позволяют говорить о сказках, как о едином цикле. Исходя из вышесказанного, считаем нужным представить исследуемые мотивы в сводной таблице.

Таблица 1. Сводная таблица мотивов сказок сборника «Гранатовый домик» Оскара Уайльда.

Мотив

Сказки

«День рождения Инфанты»

«Рыбак и его Душа»

«Мальчик-звезда»

«Молодой Король»

Перерождения

Мотив поиска и странствий

Мотив красоты внешней / внутренней

Мотив самопожертвования

Мотив искушения

Мотив приобретения «волшебного помощника»

Мотив сказочного рождения

Заключение

Поэтика британской волшебной сказки берет свое начало в кельтском мифе. Отсюда идут такие важные категории ее поэтики, как образный строй, система пространственных отношений, категория волшебного.

Уже на этапе позднего бытования волшебной сказки (время записи сказочных текстов) внутри самого жанра вызревают предпосылки для возникновения новой жанровой разновидности – литературной сказки.

Литературная сказка Великобритании представляет собой сплав традиционных (волшебно-сказочных) и собственно-авторских черт. Своеобразие этого жанра заключается в свободном использовании уже готовых фольклорных и создании новых литературных образов.

Сказочное наследие О.Уайльда демонстрирует особенности развитой литературной сказки Великобритании, в его произведениях уникально переплетаются и переосмысливаются литературные и традиционные волшебно-сказочные черты.

Внешне структура сказок Уайльда композиционно упрощается. Сказки Уайльда демонстрируют отказ от сложившейся сказочной композиции (В.Г. Решетов, О.М. Валова). Композиция сказок осложняется за счет расширенных описаний (развитие тенденции, наметившейся в волшебной и литературной сказке), вставных эпизодов, приема обрамления, наличия пролога и эпилога (собственно литературные черты).

Мы приходим к выводу, что Уайльд в своем сказочном творчестве развивает общие для литературной сказки тенденции: происходит усложнение структурного построения сказок (расширенные описания, вставные эпизоды, рамочная конструкция); категория волшебного все чаще вытесняется реалистическими мотивировками, чудесам отводится роль знамений свыше («Молодой Король»). Перерабатываются уже известные образы (Дева Морская, Карлик), появляются новые социальные типы, абстрактные понятия.

Проблема объединения сказок в единый сборник может быть решена именно на мотивном уровне, на анализе и сопоставлении этих мотивов в сказках.

Очень ярко в сказках писателя представлен мотив поиска «личного я» в окружающем мире. И, выделив такие сказки, как «Молодой Король», «День рождения Инфанты», мы пришли к выводу, что часто внутренний мир героев – мир романтических иллюзий – рушится от столкновения с реальностью. Эти сказки – своеобразное предупреждение, в них – укор и критика жестокого реального мира.

Мы выявили мотив соотношения красоты внешней и внутренней в сказках «Мальчик-звезда», «День рождения Инфанты». Суть этого соотношения в том, что внешний и внутренний мир не всегда идентичны, но судьба ставит все на свои места.

Мотив самопожертвования пронизывающий сказки «Мальчик-звезда», «День рождения Инфанты», «Рыбак и его душа» вводится с целью показать «перерождение» внутреннего мира героев, с целью обоснования главной идеи сказок – низости самолюбия в сопоставлении с духовностью жизненного начала.

Стоит отметить введение фольклорных мотивов: приобретения «волшебного помощника», сказочного рождения, поисков и странствий, что говорит о том, что сказка XIX века все еще включала в себя черты фольклора, но уже отличалась тем, что являлась средством выражения социального протеста, отражением окружающей действительности и коренными проблемами общества.

Итак, главными мотивами являются мотивы человеческих взаимоотношений с утверждением необходимости взаимопонимания и честности. Таким образом, Уайльд творчески пересоздает фольклорные мотивы и образы, наполняет сказку нравственно-философским содержанием. Синтез традиционных и новаторских, авторских элементов и составляет неповторимый стиль уайльдовских сказок, их взаимодействие способствует выражению основной идеи сказки и реализует авторский замысел.

Что мы видим при рассмотрении каждой сказки из исследуемого сборника? Сказка самостоятельна сама по себе и вне сборника, так как имеет свою самостоятельную сюжетную линию. Но в составе сборника мы также воспринимаем сказку, как звено единого целого (цикла), так как отчетливо прослеживаем повторяемость и единство сюжетных и структурообразующих мотивов. Соответственно, можно говорить о том, что сказки, объединенные в сборник, это не что иное как цикл, единое целое, хотя каждая из них самостоятельна вне его.

Библиография

Уайльд О. Избранное. - М.: Худ. лит., 1986. С.392.

Айхенвальд. Ю. “Этюды о западных писателях”. – М.: Худ. лит., 1987. С. 358.

Аникин Г. В. Михальская Н. Г. История зарубежной литературы для студентов пед. Институтов. – М.: Высшая школа. – 1985. – С. 254-257, С. 278-281.

Аникин А. В. Оскар Уайльд и его драматургия. // Оскар Уайльд. Пьессы.

Бальмонт К. «Орхидея тигриная» // ст.. К. Бальмонта «Поэзия О. Уайльда». – 1904. – С. 34-35.

Бульваренко Л. В. Прекрасный принц з потворною душею. 10 кл. // Зарубіжна література в навчальних закладах. – 2006. - №7. – С. 5 – 17.

Венгерова З. А. Суд над Оскаром Уайльдом // Новая жизнь. – СПб., 1912. - № 11. - С. 157–179.

Веселовский А.Н. Историческая поэтика. - М., 1940, с.495.

Влащенко Н. О. Уайльд закончил свою жизнь в тюрьме // Сегодня. – 2002. – 19 февр. С. 11.

Горький А. М. О литературе: Литературнокритические статьи. – М.: Сов. писатель, 1955.

Гражданская З. Т. Зарубежная литература XX века (1871-1917): Учебник для студентов филол. фак. пед. Ин-тов. – М.: Просвещение, 1979. – 351с.

Далгат У.Б. Литература и фольклор. Теоретические аспекты.– М.: Наука, 1981. С.22.

Жид А. Оскар Уайльд (1901) / Пер. Б. А. Кржевского // Жид А. Собр. соч.: В 4 т. – Л., 1935. – Т. 1. - С. 410–430.

Зарубежные писатели: Биобиблиографический словарь: В 2 ч. / Под ред. Н. П. Михальской. – М.: Просвещение, 1997. – Ч. 2: М–Я.

Зверев А. М. Портрет Оскара Уайльда // Уайльд О. Избранное. – М.: Худож. лит., 1986. – С. 3–20.

“История английской литературы”. - М. : Издательство Академии СССР, 1958.

Кривина Т. М. Что знал о красоте Оскар Уайльд // Зар. лит. – 2006. – №7. С. 13 –14.

Лангаард Г. Оскар Уайльд: Его жизнь и литературная деятельность / Пер. М. Кадиша. – М.: Современные проблемы, 1908.

Ланглад Ж. (1999) Оскар Уайльд или правда масок / Пер. с фр. - М.: АО “Молодая гвардия”.

Луков Вл. А., Соломатина Н. В. Феномен Уайльда: Научн. монография. М. : Национальный институт бизнеса, 2005.

Луков Вл. А., Соломатина Н. В., Луков М. В. Уайльд как «литературный человек» (тезаурусный анализ самосоздания поэта-мифа) // Тезаурусный анализ мировой культуры: Сб. науч. трудов. Вып. 16 / Под общ. ред. Вл. А. Лукова. – М.: Изд-во Моск. гуманит. ун-та, 2008. С. 51–73 .

Мауткина И.Ю. Поэтика дворцового и храмового пространства в сказке О. Уайльда «Молодой Король». // Вестник НовГУ, серия «Гуманитарные науки», № 25. – В. Новгород, 2003. – С.75-78.

Мауткина И.Ю. Антропонимия британских сказок. // Вестник НовГУ, серия «Гуманитарные науки», № 29. – В. Новгород, 2004. – С. 65-69.

Мауткина И.Ю. Специфика храмового пространства в литературных сказках О. Уайльда «Молодой Король» и «Рыбак и его Душа». // Ученые записки ИНПО, выпуск 6. – В. Новгород, 2004. – С.128-129.

Мауткина И.Ю. Композиционные особенности британской волшебной сказки. // Тезисы докладов аспирантов, соискателей, студентов. – В. Новгород, 2005. – С.23-24.

Мауткина И.Ю. Систематика образов британской волшебной сказки в контексте исторического развития этого жанра. // Литературные связи и литературный процесс. Выпуск 9. (Единство и национальное своеобразие в мировом литературном процессе. Материалы межвузовской конференции). – С.-Петербург, 2005. – С.55-56.

Мауткина И.Ю. Мотив чуда в сказках Оскара Уайльда. // Актуальные проблемы современной науки. Труды 1-го Международного форума (6-й Международной конференции) 12-15 сентября 2005г. – Самара, 2005. – С. 25-28.

Мауткина И.Ю. Мотив чудесного рождения в сказке О. Уайльда «Мальчик-звезда». // Английская литература в контексте мирового литературного процесса. Тезисы докладов Международной научной конференции и 15 съезда англистов, 19-22 сентября 2005 г. – Рязань, 2005. – С.80.

Мауткина И.Ю. «Рыбак и его Душа» Оскара Уайльда. К вопросу о поэтике литературной сказки. // Вестник НовГУ, серия «Гуманитарные науки», № 36. – В. Новгород, 2006. – С. 42-46.

Немировский А. Л. Кумир отверженных // Натали. – 2006. – №11. С. 108 – 117.

Образцова А. Г. Оскар Уайльд об искусстве и художественной критике // Академические тетради. – М., . - Вып. 3. - С. 70–92.

Оскар Уайльд в России: Библиографический указатель: 1892–2000; Литературные приложения: Переводы из Оскара Уайльда / Сост. и вступ. ст. Ю. А. Рознатовской. - М.: Рудомино, 2000.

Паустовский К. Г. Оскар Уайльд // Паустовский К. Г. Собр. соч.: В 8 т. – М., 1970. – Т. 8. – С. 7–10.

Поддубный О., Колесников Б. Примечания // Уайльд О. Избранное. – М.: Просвещение, 1990. – с 360.

Порфильева Т. А. Особенности поэтики О. Уайльда (Новеллы, роман, сказки): Дис… канд. филол. наук. – М., 1983.

Постмодернизм: Энциклопедия / Сост. и науч. ред. А. А. Грицанов, М. А. Можейко. – Минск: Интерпрессервис; Книжный дом, 2001.

Пронин В. Н. Моруа // Зарубежные писатели: Биобиблиографический словарь: В 2 ч. / Под ред. Н. П. Михальской. – М.: Просвещение, 1997. – Ч. 2. – С. 89–90.

Пропп В.Я. Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки. – М.: Лабиринт, 1998. С.70.

Поэтика: слов, актуал. терминов и понятий / [гл. науч. ред. Н.Д. Тамарченко]. – М.: Издательство Кулагиной; Intrada, 2008. – 358 с.

Пути анализа художественного произведения. Под ред. Б.Ф.Егорова. – М.: Просвещение,1981.

Решетов В. Г., Валова, О. М. (2000) «Счастливый принц» и другие сказки об Оскаре Уайльде. – Киров.

Рознатовская Ю. А. Оскар Уайльд в России // Оскар Уайльд в России: Библиографический указатель: 1892–2000; Литературные приложения: Переводы из Оскара Уайльда / Сост. и вступ. ст. Ю. А. Рознатовской. – М., 2000. – С. 7–46.

Савельев К. Н. Оскар Уайльд и французская литература второй половины XIX века: Дис… канд. филол. наук. – М., 1995.

Система уроков по введению сказки О. Уайльда «Мальчик-звезда» // Все для учителя. – 2005. – №21-22.

Соколянский М. Н. О. Уайльд. Очерк творчества. – К.: Одесса. – 1990. С. 278.

Трыков В. П. Зарубежная литература конца XIX – начала ХХ веков. – М., 2001.

Хализев В.Е. Теория литературы. – М., 1999, с.267.

Храповицкая Г. Н. и др. Зарубежная литература XX века, 1871-1917: Хрестоматия. Учеб. пособие для студентов пед. ин-тов по спец. №2101. «Рус. яз. и лит» / Сост. Г. Н. Храповицкая, М. Б. Ладыгин, В. А. Луков; Под ред. Н. А. Михальской, Б. И. Туришева. – М.: Просвещение, 1981. – С. 114-125.

Целкова Л.Н. Мотив // Введение в литературоведение. – М., 2000, с.204

Чебракова М. А. (2004) Исследование общих характеристик, структур и загадок текстов сказок Оскара Уайльда. – СПб: Изд-во БАН.

Чуканцова В.О. Как сделана литературная сказка Оскара Уайльда? // Тема детства в западноевропейской литературе: сб. материалов. Вып.1. – СПб Изд-во «Дума», 2007. – С. 87-93.

Чуканцова В.О. Сакральное и профанное пространство в литературной сказке О. Уайльда «Молодой король» // Детство как литературный дискурс: сб. материалов. Вып. 2. – Спб.: Изд-во «Дума», 2008. – С. 92-95.

Чуковский К. О. О. Уайльд: Чуковский К. О. Собрание сочинений в 6т. Т3. – М., 1966. – С. 666 – 725.

Шахова К. В. Оскар Уайльд // Зар. лит. – 2004. – №6. – С. 23 – 31.

Яковлев Д. Ю. Путь эстетизма // Зар. лит. – 2006. – №7. – С. 14.

И.Ю.Мауткина

«РЫБАК И ЕГО ДУША» ОСКАРА УАЙЛЬДА. К ВОПРОСУ О ПОЭТИКЕ ЛИТЕРАТУРНОЙ СКАЗКИ

Гуманитарный институт НовГУ

Systematization of images is viewed in the present article. Special attention is paid to the originality of traditional and innovative element"s combination in O.Wilde"s tale “Fisherman and his Soul”.

Оскар Уайльд - автор двух сборников литературных сказок: «Счастливый Принц» (1888) и «Гранатовый домик» (1891). Не представляя основного направления в творчестве писателя, они служат важным материалом для понимания его философских, нравственных, эстетических идей. В них в значительной мере реализуются особенности стиля писателя, его художественный и творческий метод. Обращение О.Уайльда к сказочному жанру не случайно: литературная сказка позволяет писателю в аллегорической форме выразить свои взгляды, актуальные социальные проблемы, характерные приметы общества «конца века». В одном из писем он сам признавал, что сказки были для него «попыткой отразить современную жизнь в форме, далекой от реальности - разрешить современные проблемы идеальным и оригинальным способом» .

Литературная сказка как жанр значительно отличается от волшебной сказки, литературной преемницей которой она является. Она наследует большинство элементов волшебно-сказочной поэтики, но, бу-

дучи (в отличие от народной) авторским произведением, оставляет за собой право их интерпретации. Писатель может отступать от сказочного канона, употребляя традиционные фольклорные мотивы по своему усмотрению. Сказка наполняется реалистическими деталями, чертами психологического портрета , в ней появляются мотивированность событий и философско-этическое наполнение. Все эти трансформации «работают» на основную идею сказки и одновременно отражают личность писателя, его взгляды, убеждения и склонности.

Британская литературная сказка возникает в начале XIX в.; к середине столетия она представляет собой уже полноценный жанр с особой поэтикой и устойчивыми национальными чертами. Сказочные произведения различных писателей отражают основные литературные течения и наиболее значимые общественные события своего времени.

На начальных этапах своего формирования британская сказка испытывает влияние просвети-

тельских идей, романтической традиции, сентиментализма. Она демонстрирует жанровую вариативность. Мы видим анималистическую сказку и сказ-ку-нонсенс (к примеру, «Nonsensical Story of Giants and Fairies» Кэтрин Синклер). Середина века ознаменовалась появлением социально ориентированной литературной сказки. В основу конфликта этих произведений ложится явно обозначенные общественные противоречия; сказочный жанр становится средством выражения социального протеста, вызванного индустриальной революцией и угнетением низших слоев населения . Эту тему развивает Дж.Рескин в сказке «The King of the Golden River». Отдельную группу представляют сказки об английских тружениках - простых людях. Г ероями в них оказываются крестьяне, пастухи, рыбаки и т. д. Во время движения чартистов в сказку проникает тема народного защитника, посвятившего себя нелегкой борьбе за счастье народа. Такова «The Story of Mer-rymind» Фрэнсис Браунэ.

К выходу в свет сборников О.Уайльда британская литературная сказка уже прочно занимает свои позиции. Национальные черты проявляются в особенностях поэтики и композиции сказок, философско-этическое наполнение сказочных сюжетов отражает реалии британского общества XIX в.; сказка взаимодействует с основными литературными течениями того времени, производя своеобразный поли-жанровый сплав. У.Б.Далгат пишет, что «процесс взаимодействия между литературными и фольклорными жанрами тоже имеет свою специфику, развиваясь от более простой (моножанровой) зависимости к более сложной (полижанровому синтетизму)» .

Литературная сказка на островах тесно связана с народными поверьями; в традиционных сюжетах, фантастических персонажах слышны отголоски кельтской мифологии. В то же время сказка рисует картину современного мира. Соединение фантастики с реальностью - одна из основных отличительных особенностей литературной и, в частности, британской литературной сказки.

Обратимся теперь к сказкам О.Уайльда. В своем творчестве писатель, несомненно, опирается на предшествующую сказочную традицию, однако создает неповторимые в своей оригинальности литературные произведения. Уайльд интерпретирует, трансформирует фольклорные мотивы, вводит в них социальный контекст и наполняет свои сказки философским содержанием. Проследим трансформацию фольклорных мотивов в творчестве О.Уайльда на примере образа волшебного помощника в сказке «Рыбак и его Душа».

Это произведение входит во второй сборник сказок писателя «Гранатовый домик». Все тексты этого сборника отличают довольно сложная композиция и особая утонченность стиля. Лейтмотивом сквозь весь сборник проходит идея поклонения красоте в разных ее проявлениях. В рассматриваемой нами сказке повествуется о любви Рыбака к Деве Морской, ради которой он избавляется от своей души. Душа, попадая в злой, враждебный мир, морально разлагается и в итоге становится причиной разлуки и смерти Рыбака и его возлюбленной. Но в самый

момент смерти Рыбака восстанавливается его утраченная целостность - его сердце снова вмещает и любовь, и душу.

Сказка обладает непростой композицией: традиционный сказочный сюжет усложняется за счет вставных эпизодов, повествующих о странствиях Души. Соответственно усложняется и система персонажей сказки: в ней действуют как традиционно фольклорные персонажи, так и персонажи, не свойственные волшебной сказке. Наиболее нетрадиционным персонажем в сказке является Душа: персонифицированное абстрактное понятие наделяется человеческими чертами и действует как полноправный персонаж.

Вследствие разветвленной системы персонажей традиционные отношения между сказочными героями тоже оказываются смещенными. Если в первой части сказки главным героем является Рыбак, то во второй доминирующая роль отводится Душе. Рассмотрим систему персонажей этой сказки подробнее.

В произведении отсутствует «начальная ситуация» (В.Я.Пропп) - мы не знаем, где и как появился на свет герой, кто его родители и т. д. Отсутствует фольклорный мотив «чудесного рождения» и связанные с ним сказочные атрибуты. Автор сразу начинает с описания рода занятий главного героя. Однажды в сеть к нему попадает спящая Дева Морская. От прикосновения Рыбака она просыпается и просит отпустить ее. Герой соглашается, но с условием, что она будет являться по первому его зову и петь свои песни, чтобы завлечь рыбу в сети Рыбака. Этот эпизод очень близок волшебно-сказочному мотиву приобретения «волшебного помощника» . А сам образ существа с телом женщины и хвостом вместо ног является наследием кельтской мифологии: в британской сказочной традиции довольно распространен сюжет о пойманной русалке, которая за свою свободу выполняет желания героя или приносит ему сокровища со дна моря. Так, в шотландской сказке «Джон Рид и русалка» герой подкарауливает русалку и добивается исполнения трех своих желаний. В народном представлении русалки, как и другие природные духи, могли быть враждебны человеку, и путникам следовало избегать их зова, особенно проходя ночью у водоемов, пользующихся дурной славой. Сходные представления встречаются и у других народов - ср. греческий миф о сиренах.

Однако образ Девы Морской во многом отличается от традиционной русалки. Уайльд вносит в повествование черты, не свойственные народной сказке. «Ее волосы были подобны влажному золотому руну, и каждый отдельный волос был как тонкая нить из золота, опущенная в хрустальный кубок. Ее белое тело было как из слоновой кости, а хвост жемчужно-серебряный. Жемчужно-серебряный был ее хвост, и зеленые водоросли обвивали его. Уши ее были похожи на раковины, а губы - на морские кораллы» . Подобное описание невозможно в волшебной сказке с ее типологизацией героев.

Очарованный пением русалки, Рыбак просит ее стать его женой. Таким образом, Дева Морская из разряда «помощников» (по классификации В.Я.Проппа)

переходит в круг действий «царевны». Этому персонажу свойственна функция загадывания трудных задач. Дева Морская ставит Рыбаку условие - избавиться от своей души, тогда она сможет полюбить его.

Здесь Уайльд вносит в сказку реалистический элемент. Для волшебной сказки характерно отсутствие мотивировок; сказочное действие развивается по своим законам, не требующим дополнительного объяснения. Условие, поставленное Рыбаку Девой Морской, строго детерминировано различной природой этих двух персонажей. Ведь Русалки и прочие существа нечеловеческой природы лишены души, она для них инородна и может даже послужить причиной их гибели. Поэтому так важно, чтобы у Рыбака не было души.

Дальше сюжет разворачивается, как в традиционной волшебной сказке: герой отправляется на поиски средства, которое поможет избавиться от души. Он последовательно обращается к Священнику, купцам и Ведьме. Мотив утроения характерен для фольклора, причем положительный результат достигается только благодаря третьей попытке, а первые две оказываются неудачными. У Священника и купцов Рыбак получает отказ, и лишь Ведьма соглашается помочь ему. Однако Ведьма в свою очередь ставит герою условие: он должен протанцевать с ней на шабаше. В данном случае условие ведьмы совпадает по форме с трудной задачей, однако не является ею по существу. Мы видим трансформированный вариант приобретения «волшебного помощника», где герой получает помощь по договору, а не в качестве благодарности за оказанную услугу.

Образ Ведьмы тоже не вполне соответствует образу «волшебного помощника». Во-первых, она сама хочет стать женой Рыбака, заменив Деву Морскую. Она пытается завлечь Рыбака в свой мир, обратить его в услужение Дьяволу, которому служит сама. Ее попытки не увенчаются успехом: Рыбак любит только Деву Морскую, а при виде Дьявола непроизвольно осеняет себя крестным знамением, отчего нечистая сила исчезает. Здесь проявляются несвойственные фольклорной сказке религиозные мотивы. В эпизоде с Ведьмой общефольклорный мотив утроения заменяется пятикратным повтором, идущим от кельтской традиции. Ведьма спрашивает Рыбака пять раз, чего он хочет и зачем пришел к ней.

Ведьма долго не соглашается помочь Рыбаку, а согласившись, не спешит выполнить его просьбу. Рыбаку приходится силой удержать Ведьму и заставить ее выполнить свою часть договора. Сказочный «волшебный помощник» приходит на помощь по первому зову и выполняет все нужные действия сам, иногда даже не дожидаясь прямой просьбы. Важно также отметить, что в волшебных сказках «помощник» всегда добр, он действует только на пользу героя. В сказке О.Уайльда Ведьма помогает Рыбаку осуществить действие, значение которого он не может осознать и которое впоследствии станет причиной его падения и гибели. Мы видим парадоксальное пересоздание волшебно-сказочного образа «помощника»: он контаминирует с образом Ведьмы.

Так или иначе, но Ведьма дает Рыбаку ножик, с помощью которого он должен отделить от себя

свою душу. Функция колдуньи в этом случае полностью соответствует древним представлениям. Во всех древних религиях есть эпизоды отделения души от тела, причем если это происходит принудительно, этому всегда способствуют демоны или колдуны. Человек, лишенный души, заболевает или умирает, поскольку душа мыслится как жизненное начало . Телом души в сказке названа тень человека; Рыбак отделяет душу, отрезав свою тень вокруг ног ножом, данным Ведьмой. Чудесный предмет выполняет свое назначение: Рыбак избавляется от души, и ничто не мешает ему соединиться со своей возлюбленной. На этом заканчивается собственно сказочный сюжет. «Свадьба» в сказке «является знаком того, что герой осуществил свое жизненное предназначение, и в этом - его судьба и в этом - его счастье. Счастье в волшебной сказке - максимально полная реализация всех возможностей человека» . Однако повествование у Уайльда на этом не завершается.

Следующая часть сказки является чисто литературной и посвящена странствиям Души. Они открывают новый сказочный ход : герой и Душа являются одним целым, на время разъединенным с помощью колдовства. Во время и после своих странствий Душа пытается вернуть утраченную целостность с Рыбаком; этому подчинены все ее поступки. В этой части повествования Рыбак отходит на второй план, главное действующее лицо здесь Душа, а Рыбак становится для нее предметом устремлений.

Странствуя по миру, Душа приобретает волшебные предметы - зеркало мудрости и перстень богатства. Поиск этих предметов совпадает по форме с разрешением трудных задач, но в данном случае Душа всего добивается сама. При этом она проявляет некоторые черты «волшебного помощника». Например, она демонстрирует всеведение: ее проницательность позволяет ей отличить ложные сокровища от истинных и завладеть предметами, наделенными волшебными свойствами. Душа совершает невероятные поступки - ослепляет жреца, а затем возвращает ему зрение, является неуязвимой для оружия и т.д. В этом проявляется ее природа: отделившись от человека, Душа сохраняет свою принадлежность к нематериальному миру.

Вернувшись на берег моря, Душа искушает Рыбака добытыми сокровищами и самими рассказами о своих странствиях. Дважды она приходит на берег и искушает Рыбака, но он остается верен своей любви, считая ее выше мудрости и дороже богатства. Только на третий раз он соглашается следовать за Душой. Эта часть повествования пронизана фольклорным мотивом троичности: три раза Душа пытается прельстить Рыбака сокровищами, три города они посещают вместе, три года она искушает героя: первый год - грехом, второй - добром, а на третий год она просит Рыбака впустить ее в сердце и дать очиститься. Как и в фольклорных произведениях, мотив утроения здесь несколько замедляет действие, положительный результат достигается только с третьей попытки. Однако автор вносит в этот фольклорный мотив морально-этический контекст: отказываясь или соглашаясь, герой всегда делает определенный нравственный выбор.

Согласившись впустить в себя Душу, Рыбак обнаруживает, что она совершенно изменилась. Причина этому - отсутствие сердца. Изгоняя Душу, Рыбак не наделяет ее сердцем - иначе ему нечем будет любить Деву Морскую. Оказавшись без сердца в мире зла и несправедливости, Душа сама становится злой. Подчиняясь Душе, Рыбак совершает ряд злых деяний: он ударяет ребенка по лицу, крадет деньги и убивает купца, приютившего его на ночь. Происходит его падение. Д.Ериксен считает, что основная идея сказки выражается в падении Рыбака с последующим очищением и приобретением более высокой степени нравственной чистоты .

Характерно, что Уайльд меняет полярность обозначенных в сказке миров. В волшебно-сказочном хронотопе мир людей представлен как «свой», «добрый», а мир фантастических существ - «чужой», «враждебный». В «Рыбаке и его Душе» подводный мир воспринимается как царство вечной любви, мира, добродетели, а мир людей оказывается полным греха и страдания.

Пройдя путь страданий (разлука с Девой Морской, сосуществование с утратившей нравственность Душой), Рыбак очищается. Вместо прежнего нетерпимого отношения к Душе он проявляет смирение, пытается помочь ей полностью соединиться с ним, войти в его сердце. Это невозможно, поскольку оно занято любовью. В тот момент, когда сердце Рыбака открывается для Души, умирает Дева Морская: соприкосновение с человеческой душой смертельно для жителей подводного мира. Но именно ее смерть позволяет Рыбаку обрести прежнюю целостность своей сущности: Рыбак умирает от разрыва сердца, и в этот

миг Душа наконец-то проникает в его сердце. Теперь оно вмещает и любовь, и душу.

Финал сказки аллюзивен: на могиле Рыбака и Девы Морской вырастают цветы необыкновенной красоты . Очарованный их видом и ароматом, Священник проповедует любовь и благословляет всех тварей морских. Здесь мы видим еще одно подтверждение непреодолимой силы любви: она не только заставляет цвести бесплодную почву, но и снимает противоречия между враждующими персонажами.

Таким образом, Уайльд творчески пересоздает фольклорные мотивы и образы, наполняет сказку нравственно-философским содержанием. Синтез традиционных и новаторских, авторских элементов и составляет неповторимый стиль уайльдовских сказок, их взаимодействие способствует выражению основной идеи сказки и реализует авторский замысел.

1. Цит. по: Eriksen Donald H. O.Wilde. Boston, 1977. Р.59-60.

2. См.: Брауде Л.Ю. Скандинавская литературная сказка. М.: Наука, 1979. С.77.

3. Zipes J. When dreams came true. N.Y.; L.: Routledge, 1999. Р.118.

4. Далгат У.Б. Литература и фольклор. Теоретические аспекты. М.: Наука, 1981. С.22.

5. Пропп В.Я. Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки. М.: Лабиринт, 1998. С.70.

6. Уайльд О. Избранное. М.: Худ. лит., 1986. С.392.

7. Фрэзер Дж. Золотая ветвь. Исследование магии и религии. М.: АСТ, 1998. 784 с.

8. Неелов Е.М. Волшебно-сказочные корни научной фантастики. Л.: ЛГУ, 1986. С.105.

9. Пропп В.Я. Указ. соч. С.70.

10. Eriksen Donald H. Op. cit. Р. 12.