Кто дал определение политическому дискурсу. Политический дискурс: основные функции. Общественное предназначение политического дискурса

В настоящее время отмечается возросший интерес лингвистов к проблемам дискурса активных социальных групп, и прежде всего - политиков. Политический дискурс представляет собой явление, которое имеет частотное проявление и особое социальное значение в жизни общества. Вместе с тем феномен политического дискурса не поддается однозначному определению.

Политический дискурс является сложным объектом исследования, поскольку лежит на пересечении разных дисциплин - политологии, социальной психологии, лингвистики и связан с анализом формы, задач и содержания дискурса, употребляемого в определенных («политических») ситуациях.

В лингвистической литературе политический дискурс представлен как многоаспектное и многоплановое явление. В отношении данного термина сформировалось две основных трактовки его содержания.

Более узкое понимание предполагает, что критерием включения некоего текста в поле «политического дискурса» должна выступать идентичность интенциональной природы этого текста с целью дискурса, то есть завоевание, сохранение и осуществление политической власти и который ограничен сферой политики. Узкого определения политического дискурса придерживается и голландский лингвист Т. ван Дейк. Он считает, что политический дискурс - это класс жанров, ограниченный социальной сферой, а именно политикой. Правительственные обсуждения, парламентские дебаты, партийные программы, речи политиков - это те жанры, которые принадлежат сфере политики. Политический дискурс - это дискурс политиков. Ограничивая политический дискурс профессиональными рамками, деятельностью политиков, ученый отмечает, что политический дискурс в то же время является формой институционального дискурсу. Это означает, что дискурсами политиков считаются те дискурсы, которые производятся в такой институциональной окружающей обстановке, как заседание правительства, сессия парламента съезд политической партии Высказывание должно быть произнесено говорящим в его профессиональной роли политика и в институциональной окружающей обстановке. Таким образом, дискурс является политическим, когда он сопровождает политический акт в политической обстановке. В таком случае к политическому дискурсу будут отнесены только институциональные формы общения, в основном в форме речевых жанров публичной политики.

В широком смысле он включает такие формы общения, в которых к сфере политики относится хотя бы одна из составляющих: субъект, адресат либо содержание сообщения. Приведем высказывания ученых, придерживающихся широкого определения политического дискурса и понимающих его как: «любые речевые образования, субъект, адресат или содержание которых относится к сфере политики»; «сумма речевых произведений в определенном паралингвистическом контексте - контексте политической деятельности, политических взглядов и убеждений, включая негативные ее проявления (уклонение от политической деятельности, отсутствие политических убеждений)»; «совокупность дискурсивных практик, идентифицирующих участников политического дискурса как таковых или формирующих конкретную тематику политической коммуникации».

На наш взгляд, следует придерживаться определения политического дискурса, представленного в монографии Е.И. Шейгал: «Семиотика политического дискурса», которая в широком смысле под этим термином понимает любые речевые образования, субъекта, адресата, содержание которых относится к сфере политики. Также стоит отметить, что содержание политического дискурса должно учитывать все присутствующие в сознании коммуникантов компоненты, которые могут влиять на порождение и восприятие речи. Это - и предыдущие тексты, содержание которых учитывается автором и адресатом данного текста, с учетом целевых установок, политических взглядов, интенции и личностных качеств автора, специфики восприятия этого текста различными людьми, существующий политический фон, и конкретная политическая ситуация, в которой текст создан. Также учитывается та роль, которую этот текст может играть в системе политических текстов и - шире - в политической жизни страны.

Целью политического дискурса является захват, удержание или перераспределение власти. Для этого вида общения характерна высокая степень манипулирования; язык в политическом дискурсе является в первую очередь инструментом воздействия (убеждения и контроля). Е.И. Шейгал приходит к выводу, что в политическом дискурсе обнаруживается «примат ценностей над фактами, преобладание воздействия и оценки над информированием, эмоционального над рациональным». Ключевым концептом выступает «власть», а выражаемые ценности зависят от доминирующей идеологии, сводясь, с одной стороны, к раскрытию основных концептов этого типа дискурса, в том числе концепта власти, а с другой стороны - выражая моральные ценности общества в целом. К числу институциональных характеристик политического дискурса относятся его функции. К основным функциям политического дискурса Р. Водак относит: 1) персуазивную (убеждение); 2) информативную; 3) аргументативную; 4) персуазивно-функциональную (создание убедительной картины лучшего устройства мира); 5) делимитативную (отличие от иного); 6) групповыделительную (содержательное и языковое обеспечение идентичности).

В работах других зарубежных лингвистов, посвященных языку политики, выделяются наряду с информационной функцией также контролирующая функция (манипуляция сознанием и мобилизация к действию), интерпретационная функция (создание «языковой реальности» поля политики), функция социальной идентификации (дифференциация и интеграция групповых агентов политики) и атональная функция.

Политический дискурс, наряду с религиозным и рекламным, входит в группу дискурсов, для которых ведущей функцией является регулятивная. Исходя из целевой направленности, основной функцией политического дискурса можно считать его использование в качестве инструмента политической власти (борьба за власть, овладение властью, ее сохранение, осуществление, стабилизация или перераспределение). Однако, по мнению Е.И. Шейгал, данная функция настолько же глобальна, насколько коммуникативная функция всеохватывающа по отношению к языку. В связи с этим предлагается дифференцировать функции языка политики в качестве аспектных проявлений его инструментальной функции по аналогии с тем, что все базовые функции языка рассматриваются как аспекты проявления его коммуникативной функции.

Характерными признаками политического дискурса являются смысловая неопределенность (политики часто избегают высказывать свои мнения в максимально обобщенном виде), фантомность (многие знаки политического языка не имеют реального денотата), фидеистичность (иррациональность, опора на подсознание), эзотеричность (подлинный смысл многих политических высказываний понятен только избранным), дистанцированность и театральность (необходимость политиков «работать на публику», привлекая ее своим имиджем).

Политический дискурс представляет собой тип институционального дискурса, специализированную разновидность общения, обусловленную социальными функциями партнеров и регламентированную как по содержанию, так и по форме. Актуальность данного вопроса, интерес к теории и практике политической коммуникации, а также недостаточная разработанность данной проблемы обусловливает необходимость дальнейшего исследования в данном направлении.

Введение

Глава 1. Политическая коммуникация как стратегический дискурс

1 Специфика политического дискурса

2 Коммуникативные стратегии и тактики политического дискурса

3 Приемы политического дискурса США

Выводы по главе 1

Глава 2. Агональная стратегия и ее тактики в предвыборном дискурсе США

1 Тактика критики

2 Тактика дистанцирования

3 Тактика обвинения и оскорбления

Выводы по главе 2

Глава 3. Стратегия самопрезентации и ее тактики в предвыборном дискурсе США

1 Тактика самовосхваления

2 Тактики автоцитации и псевдо-критики

3 Тактики призыва и обещания

Выводы по главе 3

Заключение

Введение

Политический дискурс - это явление, с которым люди сталкиваются ежедневно. Борьба за власть является основной темой и движущим мотивом этой сферы общения. Чем более открыта и демократична жизнь общества, тем больше внимания уделяется языку политики. Политическим дискурсом интересуются как профессионалы от политики, в том числе журналисты и политологи, так и самые широкие массы граждан.

Политический дискурс относится к особому типу общения, для которого характерна высокая степень речевого воздействия, и поэтому выявление механизмов политической коммуникации представляется значимым в современном обществе.

Анализируя речи политических деятелей, можно выявить стратегии и тактики аргументации, используемые ими с целью убеждения аудитории. Исследования выступлений позволяют, с одной стороны, прогнозировать дальнейшие действия и намерения политика, а с другой - устанавливать наиболее эффективные способы воздействия на слушателей.

При исследовании дискурса акцент делается на рассмотрении речевых намерений политика, стратегий и тактик их реализации. Важнейшей характеристикой речевого поведения политических лидеров являются используемые ими коммуникативные стратегии, приемы и тактики, которые способствуют достижению целей и эмоциональному воздействию на слушателей.

Актуальность данной работы связанна с тем, что в современном мире политический дискурс становится самостоятельным смысловым полем - некой реальностью, которая существует и развивается по определенным законам. При этом содержание и структура данного дискурса не просто отражают представление людей о конкретном сегменте мира, но и создают символическую реальность со своими социальными законами и правилами поведения. Дискурсы определяют социальные, культурные и глобальные изменения - экологические катастрофы, войны, смены политического курса. В связи с этим возникает острая необходимость - прогнозировать развитие дискурса и созданного в нем поля значений [Йоргенсен, Филипс, 2008: 45-47].

Объектом исследования является политический дискурс США.

Предметом исследования в данной работе является тактико-стратегическая организация предвыбрного дискурса США.

Цель работы сводится к выявлению конкретных лингвистических средств, воплощающих коммуникативные стратегии в предвыборной коммуникации США.

В связи с этим предполагается решить следующие задачи:

1) уточнить понятия "дискурс" и "политический дискурс"; определить специфику и функции политического дискурса;

2) определить ведущие стратегии организации предвыборного дискурса США;

3) выявить набор тактик, используемых в стратегиях агональности и самопрезентации в политическом дискурсе США;

) описать языковые средства выражения анализируемых тактик в рамках каждой стратегии.

Материалом исследования послужили 7 предвыборных речей кандидатов в президенты США Б. Обамы и М. Ромни, произнесенные в ноябре 2012 года.

Структура работы включает введение, три главы, заключение и список использованных источников.

Глава 1. Политическая коммуникация как стратегический дискурс

.1 Специфика политического дискурса

Само определение такого термина как политический дискурс предполагает некоторую ориентацию в тех подходах, которые сложились в современной лингвистике. Классическим можно считать определение А.Н. Баранова и Е.Г. Казакевич, которые считают, что политический дискурс - это "совокупность всех речевых актов, используемых в политических дискуссиях, а также правил публичной политики, освещенных традицией и проверенных опытом..." [Баранов, Казакевич Е.Г., 1991: 6].

Исследователи описывают политический дискурс с помощью метафоры слоеного пирога, в котором существуют психологический, социальный, игровой слои. "Как и в функционировании языка, огромную значимость в процессе "съедения пирога" политического дискурса приобретают ролевые характеристики участников, их включенность в тот или иной сюжет политической истории. Сюжетно-ролевой слой одинаково важен для всех периодов развития нашего общества" [Баранов, Казакевич 1992: 39].

Понятие "дискурс" одно из ключевых в коммуникативной лингвистике и современных социальных науках. Термин допускает не только варианты произношения (с ударением на первом или втором слоге), но и множество научных интерпретаций. В целом, под дискурсом понимают совокупность письменных и устных текстов, которые производят люди в разнообразных ежедневных практиках - организационной деятельности, политике, рекламе, области социального взаимодействия, экономике, СМИ. Неоспоримым фактом является то, что содержание термина "дискурс" до настоящего времени остается предметом острых дискуссий. По мнению Е.С. Кубряковой, создание этого термина "было связано с необходимой потребностью в создании такого концепта, который соединил бы существующие в неясном и смутном виде представления в единый гештальт и помог бы отразить в едином образе порождаемую в особых условиях речь, связанную с самими коммуникативными условиями этого порождения [Кубрякова,2004:524].

С точки зрения Т.А. ван Дейка, дискурс представляет собой коммуникативное событие, которое не мыслимо без участников общения, что предполагает их взаимодействие в социальных ситуациях. В дискурсе задействован не только язык в его актуальном употреблении, но и те ментальные процессы, которые имеют место при коммуникации. Ученый считает, что дискурс не ограничивается сферой устной речи. Понятие дискурса распространяется и на письменную речь. Классической стала дефиниция понятия "дискурс", предложенная Т.А. ван Дейком: "Дискурс, в широком смысле слова, является сложным единством языковой формы, значения и действия, которое могло бы быть наилучшим образом охарактеризовано с помощью понятия коммуникативного события или коммуникативного акта" [Дейк, 2000:121].

Что касается понятия "политический дискурс", ван Дейк дает ему следующее определение: "Политический дискурс-это класс жанров, ограниченный социальной сферой, а именно политикой. Политический дискурс - это дискурс политиков" [Дейк, 2000:122].

Ограничивая политический дискурс профессиональными рамками, деятельностью политиков, ученый отмечает, что политический дискурс является формой институционального дискурса. Таким образом, дискурсами политиков считаются те дискурсы, которые производятся в такой институциональной окружающей обстановке, как заседание правительства, сессия парламента, съезд политических партий. А высказывание должно быть произнесено говорящим в его профессиональной роли политика и в институциональной окружающей обстановке. Следовательно, дискурс является политическим, когда он сопровождает политический акт в политической обстановке [Дейк, 2000:122].

Подобной же точки зрения придерживаются А.Н. Баранов и Е.Г. Казакевич.

По их концепции политический дискурс образует "совокупность всех речевых актов, используемых в политических дискуссиях, а также правил публичной политики, освещенных традицией и проверенных опытом" [Баранов, Казакевич,1991: 91].

Политический дискурс также трактуется как институциональное общение, которое, в отличие от личностно-ориентированного, использует определенную систему профессионально-ориентированных знаков, то есть обладает собственным подъязыком (лексикой и фразеологией). С учетом значимости ситуативно-культурного контекста политический дискурс представляет собой феномен, суть которого может быть выражена формулой "дискурс = подъязык + текст + контекст" [Шейгал,1998:22].

Политический дискурс, наряду с религиозным и рекламным, входит в группу дискурсов, для которых ведущей функцией является регулятивная. Исходя из целевой направленности, основной функцией политического дискурса можно считать его использование в качестве инструмента политической власти (борьба за власть, овладение властью, ее сохранение, осуществление, стабилизация или перераспределение). Однако, по мнению Е.И. Шейгал, данная функция настолько же глобальна, насколько коммуникативная функция всеохватывающая по отношению к языку. В связи с этим, автор предлагает дифференцировать функции языка политики в качестве аспектных проявлений его инструментальной функции [Шейгал, 2004: 326].

Говоря о специфике политического дискурса, следует отметить, что политический дискурс относится к институциональному виду общения. Под институциональным дискурсом понимается дискурс, осуществляемый в общественных институтах, общение в которых является составной частью их организации. К числу институциональных характеристик политического дискурса относятся его функции. К основным функциям политического дискурса Р.Водак относит: 1) персуазивную (убеждение); 2) информативную; 3) аргументативную; 4) персуазивно-функциональную (создание убедительной картины лучшего устройства мира); 5) делимитативную (отличие от иного); 6) групповыделительную (содержательное и языковое обеспечение идентичности) [Водак,1997: 139]

Наиболее значимым проявлением инструментальной функции языка политики является мобилизация к действию. Стимулирование совершения действий может осуществляться в форме прямого обращения - в жанрах лозунгов, призывов и прокламаций, а также в законодательных актах. Помимо этого стимулировать к действию можно путем создания соответствующего эмоционального настроя (надежды, страха, гордости за страну, уверенности, чувства единения, враждебности, ненависти).

Стимулировать ответные действия могут речевые акты, являющиеся заместителями действий: угроза, обещание, обвинение. Важной особенностью политического дискурса является то, что политики часто пытаются завуалировать свои цели, используя номинализацию, эллипсис, метафоризацию, особую интонацию и другие приемы воздействия на сознание электората и оппонентов.

Речь политика (за некоторыми исключениями) оперирует символами, а её успех предопределяется тем, насколько эти символы созвучны массовому сознанию: политик должен уметь затронуть нужную струну в этом сознании; высказывания политика должны укладываться во "вселенную" мнений и оценок (то есть, во всё множество внутренних миров) его адресатов, "потребителей" политического дискурса [Шейгал,2004:328].

Резюмируя все выше сказанное, можно сделать вывод о том, что в политическом дискурсе наглядно актуализируется и отражается общественное сознание, т.е. политический дискурс является непосредственно связанным с ценностными ориентациями в обществе.

1.2 Коммуникативные стратегии и тактики политического дискурса

коммуникация дискурс политика лингвистический

Борьба за власть определяет особенности коммуникативных действий, основой которых является стремление воздействовать на интеллектуальную, волевую и эмоциональную сферы адресата.

В политической коммуникации активно используется воздействующая функция языка, которая реализуется через применение речевых стратегий. Актуальность термина "стратегия" в лингвистике сопровождается отсутствием общепринятой интерпретации. Анализ работ, посвященных исследованию речевого воздействия, показывает, что однотипные речевые феномены манипулятивной природы одни ученые обозначают как стратегии / тактики, другие - как приемы.

Речевую стратегию определяют как совокупность речевых действий, позволяющих говорящему соотнести свою коммуникативную цель с конкретным языковым выражением. Под речевой тактикой следует считать одно или несколько действий, направленных на актуализацию стратегии [Левенкова, 2011: 238].

Одна из классификаций речевых стратегий предлагается Е.Р. Левенковой: информационная, интерпретационно-ориентационная, агональная, интеграционная, побудительная. Убеждающий потенциал информационной стратегии реализуется в тактиках утверждения и изложения информации. Интеграционная стратегия представлена тактиками сплочения, инспиратива и фатики, эффективность которых определяется апелляцией к идеалам, ценностям и чувствам адресата. Прямое воплощение регулятивной функции в политической коммуникации осуществляют тактики призыва и прескрипции. Тактиками, способствующими реализации вербальной агрессии, являются: дистанцирование, обвинение, критика и угроза. Интерпретационно-ориентационная стратегия реализуется в тактиках идентификации и комментирования, а также проективной, дидактической и стратагемной тактиках.

Рис. 1. Классификация стратегий и тактик американского политического дискурса [Левенкова, 2011:264].

Следует отметить, что стратегии в избирательном дискурсе определяются целями и, как правило, политик желает:

убедить адресата согласиться с говорящим, его мнением, принять его точку зрения (о том, что правительство работает плохо, или что реформы идут успешно и т.д.);

создать определенный эмоциональный настрой, вызвать определенное эмоциональное состояние адресата [Паршина, 2010:12].

О.Н. Паршина, исследуя политический дискурс выделяет достаточно длинный ряд коммуникативных стратегий: самопрезентации, дискредитации, нападения, самозащиты, формирования эмоционального настроя адресата, информационно-интерпретационная, аргументативная, агитационная, манипулятивная стратегии. На основе анализа речевого поведения политика исследователь выделяет тактики, которые реализуют стратегию самопрезентации в политическом дискурсе, и группирует их следующим образом в зависимости от частотности употребления:

) тактики, употребляемые всеми политиками:

тактика отождествления с кем-либо или чем-либо, т.е. демонстрация принадлежности к определенной социальной, статусной или политической группе;

тактика солидаризации с адресатом, т.е. создание впечатления общности взглядов, интересов, устремлений, ощущения "психологического созвучия" говорящего и аудитории;

тактика создания "своего круга";

тактика дистанцирования, т.е. акцентирование своей непричастности к кому-либо или чему-либо;

тактика нейтрализации негативного представления о себе;

тактика гипертрофирования "я"-темы;

тактика акцентирования положительной информации;

) тактики, употребляемые лишь отдельными политиками:

тактика эпатирования;

тактика насмешки и другие [Паршина, 2004: 45].

В работе Е.И. Шейгал сделан вывод о том, что основным критерием выделения политического дискурса из ряда институциональных служит тематический определитель цели "борьба за власть", которая разыгрывается как состязание, как большие национальные игры, для которых важны зрелищность, определенные имиджи, формы проявления речевой агрессии и т.д. Борьба за власть как цель политики определяет содержание политической коммуникации, которое можно свести к трем основным составляющим: формулировка и разъяснение политической позиции поиск и сплочение сторонников (интеграция ), борьба с противником (агоналъность ). Отсюда следует, что основным организующим принципом семиотического пространства политического дискурса, его семиотической моделью является базовая семиотическая триада "интеграция - ориентация - агоналъность ".

Соответственно, в семиотическом пространстве политического дискурса автор разграничивает три типа знаков: знаки ориентации, интеграции и атональности. Эта функциональная триада проецируется на базовую семиотическую оппозицию политического дискурса "свои - чужие": ориентация (определение где свои и где чужие), интеграция - сплочение "своих", атональность - борьба против "чужих" и за "своих" [Шейгал, 1998: 12].

Проблема отношения речи и власти исследуется также А.К. Михальской, которая отмечает: "Если для политиков предшествующих эпох необходимо было в первую очередь владение искусством публичного выступления, то для современного политического лидера этого недостаточно. Требуется также, а возможно, и в первую очередь мастерство публичного диалога [Михальская, 1996: 139]. Она предлагает соотнести операции общения с двумя главными стратегиями, которые образуют противоположные полюсы общения: стратегия близости характеризует тенденцию к сближению, стратегия индивидуальности - тенденцию к отстранению. К этим стратегиям может примыкать дополнительная стратегия - отказа от выбора, когда человек предоставляет собеседнику самому определять, как сложатся дальнейшие отношения в речевой ситуации. Таким образом, автор выделяет стратегию "отстранения", "близости" и стратегию "предоставь выбор" [Михальская, 1996: 98].

В отличие от других исследователей, ОЛ. Михалева предлагает исходить из трех основных стратегий: 1) стремление развенчать соперника предполагает стратегию "игры на понижение" 2) стремление говорящего возвысить себя над соперником, максимально увеличить значимость собственного статуса предполагает стратегию, "играющую" на повышение; 3) наличие в политическом дискурсе адресата-наблюдателя обусловливает реализацию стратегии театральности [Михалева, 2009: 9].

Каждая из предложенных Михалевой стратегий имеет свой набор тактик, число которых варьируется от пяти, реализуемых стратегией "игры на понижение" (например, тактика анализ-"минус", тактики обвинения, обличения и оскорбления), до девяти, выделенных в стратегии театральности (тактика побуждения, тактика кооперации, тактика размежевания, тактика информирования, тактика обещания, тактика предупреждения, тактика прогнозирования, тактика иронизирования и тактика провокации). Отмечая детальность и тщательность классификации тактик, предложенных Михалевой, нельзя согласиться с ней полностью. По мнению автора, основой для выделения стратегии театральности является фактор аудитории, которую говорящий учитывает постоянно. Однако целый ряд из перечисленных выше тактик театральности ориентирован не только на аудиторию, но в значительно большей степени - на политических соратников (например, тактика кооперации) и противников политика (например, тактики иронизирования и провокации). Другими словами, фактор адресата не позволяет провести однозначную классификацию тактик [Левенкова, 2011: 30].

1.3 Приемы политического дискурса США

Наибольшее распространение получила трехуровневое описание корпуса стратегий. Так, анализируя дискурс власти, В.Е. Чернявская предлагает описывать систему коммуникации, которая включает три составляющих: коммуникативную стратегию как понятие высшего уровня коммуникативной иерархии; коммуникативно-речевой прием или, в другой терминологии, речевую тактику как частное явление; конкретный коммуникативный ход, выступающий в качестве отдельного инструмента реализации общей стратегии (приемы могут быть как речевыми, так и неречевыми), и языковые средства. В качестве примеров языковых средств автор называет стилистические фигуры антитезы и контраста [Чернявская, 2006: 52].

Нет единообразия в описании не только высших единиц стратегической коммуникации, но и ее низшей единицы, которая может терминологически обозначаться как "прием", "механизм" [Левенкова, 2011: 30]. Большинство исследователей, разделяя точку зрения о трехуровневой иерархии, используют термин "стратегия" для единицы высшего уровня коммуникации, не ставят знака равенства между приемом и речевой тактикой. Например, Копнина Г.А. предлагает определять манипулятивную речевую тактику как такое "речевое действие, которое соответствует определенному этапу в реализации той или иной стратегии и направлено на скрытое внедрение в сознание адресата целей и установок, побуждающих его совершить поступок, выгодный манипулятору". Под манипулятивным приемом автор понимает "способ построения высказывания или текста, реализующий ту или иную манипулятивную тактику" [Копнина, 2008:49].

Разграничивая понятия "тактика" и "прием" при описании стратегической коммуникации, Е.С. Попова комментирует это следующим образом: "Соотношение между тактикой и приемом характеризуется как асимметричное: с одной стороны, один и тот же прием может подчиняться разным тактикам, т.е. одна структурная единица может передавать разные смыслы, а с другой - одна манипулятивная тактика может вербализоваться с помощью различных приемов" [Попова, 2002:282].

Речевые тактики в нашем понимании представляют собой выбор и последовательность речевых действий, характеризующихся своей задачей в рамках реализуемой коммуникативной стратегии.

В политическом дискурсе вряд ли может преследоваться цель "информировать" без желания сформировать при этом положительное или отрицательное отношение адресата к чему-либо или повлиять на его образ мыслей, поэтому функция воздействия в политическом дискурсе всегда присутствует.

В целом, для того чтобы определить стратегию речевого воздействия необходимо учитывать не только коммуникативную цель, но и набор и типы тех тактик, которые используются для ее реализации. Так, например, чтобы побудить электорат проголосовать за определенного кандидата, политик может сделать это путем предъявления убедительных аргументов, также возможно с помощью средств саморекламы или через очернение политического противника в глазах избирателей.

Выводы по главе 1

На рубеже ХХ-Х 1 века лингвисты пришли к пониманию дискурса как связного текста в совокупности с экстралингвистическими, прагматическими, социокультурными, психологическими и другими факторами.

Под политическим дискурсом понимается своеобразная знаковая система, в которой происходит модификация семантики и функций разных типов языковых единиц и стандартных речевых действий. Интенциональную базу политического дискурса составляет борьба за власть, что предполагает его основные функции: манипуляцию сознанием, интеграцию и дифференциацию групповых агентов политики и т.д. Политический дискурс соприкасается с другими разновидностями институционального дискурса (научным, педагогическим, юридическим, религиозным и т.д.), а также с неинстуциональными формами общения (художественный и бытовой дискурс).

При исследовании дискурса акцент делается на рассмотрении речевых намерений политика, стратегий и тактик их реализации. Важнейшей характеристикой речевого поведения политических лидеров являются используемые ими коммуникативные стратегии, приемы и тактики, которые способствуют достижению целей и эмоциональному воздействию на слушателей.

Глава 2. Агональная стратегия и ее тактики в предвыборном дискурсе США

.1 Тактика критики

В политической коммуникации сталкиваются как мнения, так и идеологические установки и ценности политиков. Поэтому в политическом дискурсе особая роль принадлежит коммуникативной категории чуждости, в которой отражается семиотический принцип членения мира на "свой" и "чужой". Коммуникативно организующая роль категории чуждости обнаруживается на разных ступенях организации речевого общения. Она проявляется в выборе коммуникативной стратегии, жанров общения, в этикетном оформлении, отборе тематики, характере использования средств эффективности общения, степени информационной полноты и эксплицитности ее выражения, в тональности [Захарова, 2001: 169].

Для описания конфликтного дискурса Е.И. Шейгал использует термин "агональный". Мы также придерживаемся данного термина, описывая в этой главе стратегию, обусловленную стремлением политика развенчать соперника. Однако не все исследователи придерживаются данного термина.

Так, по мнению О.Н Паршиной, агональный характер коммуникации отражает целый ряд стратегий, к числу которых относятся стратегии дискредитации и нападения, манипуляции и самозащиты [Паршина, 2007: 63].

В рамках каждой из этих стратегий, по мнению автора, реализуются определенные тактики. Так, стратегии дискредитации и нападения представлены тактикой обвинения и оскорбления; в манипулятивной стратегии реализуются демагогические приемы и манипулятивные тактики; в рамках стратегии самозащиты исследователь выделяет следующие тактики: тактику оправдания, тактику оспаривания и тактику критики [Паршина, 2007: 73].

О.Л. Михалева обозначает агональную стратегию термином стратегия на понижение. Стратегия реализуется, по мнению исследователя, в следующих тактиках: в тактике анализ-"минус" (которая основана на фактах разбора ситуации, предполагает отрицательное отношение к описываемому), в тактике обвинения (приписывание конкретному лицу какой-либо вины, раскрытие чьих-либо неблаговидных действий, поступков, качеств), а также в тактике безличного обвинения, в тактике обличения (приведение фактов, аргументов, делающих явной чью-либо виновность), в тактике оскорбления и в тактике угрозы [Михалева, 2004: 58].

Главной чертой агональной стратегии и ее тактик является как эксплицитное, так и имплицитное выражение отрицательного отношения говорящего не только к предмету речи, но и к адресату. Выбор стратегии агональности отражает наличие у говорящего установки негативного характера, поскольку адресат чаще всего является политическим противником, оппонентом. Кроме того, следует отметить, что противоборство участников детерминирует активность, направленную на овладение коммуникативной инициативой. Следовательно, агональная стратегия реализует установку говорящего на дискредитацию оппонента [Паршина, 2007:56].

В ходе анализа политической коммуникации возникают трудности при исследовании речевых стратегий и тактик, поскольку существует "тактик такое множество, какое можно сравнить с множеством речевых действий" [Формановская, 2002: 60].

Поэтому мы обращаемся к классификации Е.Р. Левенковой, согласно которой агональная стратегия реализуется, прежде всего, посредством тактик обвинения, оскорбления, критики и дискредитации [Левенкова, 2011: 264].

В данной тактике агональность проявляется через критику позиции оппонента. Маркерами являются такие словосочетания, как he was against, a problem for him, run away from this position:

"General Motors said, we think creating jobs in the United States should be a source of bipartisan pride. That’s what they said, and they’re right. I couldn’t agree more. And I understand Governor Romney has a tough time here in Ohio because he was against saving the auto industry. And the auto industry accounts for one out of eight jobs here in Ohio. So I get that it’s a problem for him. But you can’t run away four day, five days, six days before an election -- run away from that position, especially when you’re on videotape saying the words, "let Detroit go bankrupt." He said it… That"s not what being President is about" .

Приведенный выше пример является высказыванием, содержащим отрицательную оценку.

Критика отличается от обвинения тем, что предполагает отрицательное суждение о человеке и его действяих. В то время как обвинять значит считать виновным [Иссерс, 2008: 161].

Сила речевого воздействия тактики критики увеличивается, когда политик прибегает к приемам повтора и противопоставления:

"AUDIENCE MEMBER: No, it ain’t! (Laughter and applause.) PRESIDENT: Another $5 trillion tax cut that favors the wealthy - that’s not change.: No, it ain"t! (Laughter.) PRESIDENT: Refusing to answer questions about the details of your policies - not change.: No, it ain’t!PRESIDENT: (Laughter.) Ruling out compromise by pledging to rubber-stamp the tea party’s agenda as President - that’s not change.: No, it ain’t!PRESIDENT: In fact, that’s exactly the attitude in Washington that we’ve got to change" .

Х кратный повтор критического аргумента change увеличивает речевое воздействие на потенциальных избирателей. Завершается речь положительной оценкой оппозиционной политики Обамы.

Агональная стратегия реализуется в данной тактике через критику позиции оппонента. Тактика критики, в свою очередь, реализуется через различные приемы, такие как: сравнение, повтор, противопоставление.

2.2 Тактика дистанцирования

Тактика дистанцирования или отчуждения, как и некоторые другие используемые политическими лидерами тактики политического дискурса, базируется на осуществлении в речи коммуникативной категории чуждости. Отношение "свое - чужое" пронизывают все сферы жизни человека и общества. "Семиотический принцип членения мира на "свой" и "чужой" наиболее ярко отражается в категории чуждости именно как коммуникативной единице" [Захарова, 1998: 89].

Оппозиция "свои - чужие", реализуемая в противопоставлениях "we- they", "our- their", актуализируется и в современной политической коммуникации США. Идея тактики дистанцирования - противопоставление "we- they" с обязательным дистанцированием от тех, которые "не наши", которые образуют "не свой (то есть чужой) круг".

Концептуальный признак категории чуждости - "отдаление", "отстраненность" - может репрезентироваться через оппозиции "we- they". Маркером тактики дистанцирования являются местоимения "our- their", "we- they":

"But at the time Mitt Romney said Bill Clinton’s plan would hurt the economy and kill jobs, it turns out his math back then was just as bad as it is today. (Applause.) Because by the end of President Clinton’s second term, America had created 23 million new jobs, and incomes were up and poverty was down, and our deficit became the biggest surplus in history. So our ideas were tried and tested, and they worked. Their ideas were also tried, and they didn’t work out so well." .

В данном высказывании политик защищает свою оппозиционную политику(our ideas were tried and tested, and they worked) и осуждает политику Ромни (Their ideas were also tried, and they didn’t work out so well).

Как ведущие приемы реализации тактики дистанцирования, политики часто используют повтор и противопоставление:

"So we know what we want to do works. We know what they want to do doesn"t work. We know what we want to do grows our middle class; what they want to do squeezes the middle class. We know that our strategy makes sure that we bring our deficit down in a balanced way; their strategy ends up shooting the deficit up" .

Фраза we know является аргументом к знаниям, которые не требуют аргументов. Повтор фактически заменяет собой аргументы.

В приведенном выше примере маркерами тактики дистанцирования являются такие слова, как: we want - they want , our strategy - their strategy .

Тактика дистанцирования встречается в речи политиков не так часто, как другие тактики агональной стратегии. Следует отметить, что данная тактика реализуется в основном через прием противопоставительного повтора.

2.3 Тактика обвинения и оскорбления

Агональная стратегия реализуется посредством ряда тактик, основными из которыхв предвыборном дискурсе США являются тактики обвинения и оскорбления. Основной интенцией данных тактик является намерение опорочить политического оппонента. Используя данные тактики, политики преследуют задачу вывести противника из равновесия обвинениями и оскорблениями.

В данной работе мы придерживаемся разграничения понятий обвинения и оскорбления, предложенного О.С. Иссерс. Так, по мнению исследователя, оскорбление предполагает намерения унизить, уязвить, выставить в смешном виде. В то время как обвинение оппонентов или правительства в речи политических лидеров - это, как правило, обличение или разоблачение, которые не должны оставить сомнений в том, что страна идет к быстрому и неминуемому краху. Обвинение-это приписывание кому-либо вины [Иссерс, 1998: 161].

Для реализации тактики обвинения политики используют такой стилистический прием как сравнение:

"And what they’re now counting is that the American people will be so worn down by all the squabbling, so tired of all the dysfunction, that you’ll actually reward obstruction, either by voting for folks claiming to bring about change, or not voting at all, but either way, putting people back in charge who advocate the very same policies that got us into this mess.other words, their bet is on cynicism. They’re counting on you not voting. That’s their entire strategy. But, Colorado, my bet is on you. My bet is on you. My bet is on the decency and good sense of the American people." .

В данном примере мы можем наблюдать отрицательную оценку политического курса оппозиционной партии.

Тактика обвинения может реализовываться в речи политиков через сарказм и осмеяние оппонента:

"So we tried our ideas - they worked. We tried their ideas - didn’t work. Now, Governor Romney, he’s a very gifted salesman. So he’s been trying in this campaign, as hard as he can, to repackage these ideas that didn’t work, the very same policies that did not work, and he’s trying to pretend that they’re change. Have you heard him? He’s going around saying, I’m the candidate of change. Except, when you look at the policies, they’re the same ones that didn’t work" .

В данном примере тактике обвинения служит метафора денежных отношений, которая представляет политический дискурс как торговлю; где старый товар может быть продан в новой упаковке.

Тактика обвинения так же как и другие тактики агональной стратегии реализуется в основном через прием повтора.

Выводы по главе 2

Вреализации агональной стратегии и ее тактик четко прослеживается интенция борьбы за власть. Речь может быть понята и осуществлена как борьба, причём борьба и победа составляют главную цель общения. Средства речевого воздействия используются каждым из коммуникантов с целью одержать победу над противником. Однако весьма часто воздействие направлено не столько на прямого адресата, являющегося собственно "противником по коммуникации", сколько на адресата косвенного - аудиторию, наблюдающую за борьбой соперников.

В реализации агональной стратегии, основной целью каждого из коммуникантов является оказание воздействия на аудиторию, используя по возможности слабые стороны и промахи противника.

В политическом дискурсе США агональная стратегия реализуется в речи политиков посредством ряда тактик, данная стратегия реализуется через тактику обвинения, тактику критики и тактику дистанцирования. Выбор политиком той или иной тактики зависит не только от особенностей ситуации, но и от языковой личности говорящего.

Реализации тактик служат такие речевые приемы как противопоставительное сравнение, метафора, гипербола, синтаксический параллелизм, лексические повторы лозунговых фраз и эпитеты.

Глава 3. Стратегия самопрезентации и ее тактики в предвыборном дискурсе США

Самопрезентация - это управление впечатлением, которое политик желает произвести на аудиторию с целью оказания на нее воздействия; это "самоподача" оратора, вербальная демонстрация его личностных качеств. В речевом поведении политиков, "борющихся за власть", самопрезентация выступает как основная стратегия, а в речевом поведении политиков, "достигших власти" - как сопутствующие тактики. В любом случае сверхзадача укрепления имиджа присутствует в речи политика всегда, особенно в преддверии парламентских и президентских выборов [Михальская, 1996: 92].

В рамках стратегии самопрезентации реализуются следующие тактики:

тактика самовосхваления;

тактика псевдо - критики;

тактика призыва;

тактика обещания.

3.1 Тактика самовосхваления

Тактика самовосхваления базируется на желании кандидата на пост президента США представить себя в самом выгодном свете, описать свои личностные качества, достоинства и таланты. В классификации Паршиной О.Н. данная тактика называется тактикой гипертрофирования "я"-темы.

Зачастую в данной тактике самопрезентация проявляется через прием повтора:

"But you know what I believe. You know where I stand. You know I’m willing to make tough decisions, even when they’re not politically convenient. (Applause.) And you know I’ll fight for you and your families every single day, as hard as I know how. You know that." .

"You know where I stand. You know I tell the truth." .

В приведенных выше примерах Обама повторяет предикативную единицу "you know", используя ее как аргумент. Политик использует такие приемы, как: синтаксический параллелизм и лексический повтор, для того чтобы его речь обрела целостность и логичность.

Маркером данной тактики является местоимение "I".

Тактика самовосхваления реализуется так же при помощи приема конкретизации:

"The American auto industry is back on top. Home values and housing construction is on the rise. We’re less dependent on foreign oil than at any time in 20 years. Because of the service and sacrifice of our brave men and women in uniform, the war in Iraq is over. The war in Afghanistan is ending. Al Qaeda has been decimated. Osama bin Laden is dead. We have made real progress" .

Достижения, которые приводит политик, представляют собой квазиправду и носят манипулятивный характер.

Для того чтобы оказать еще больший вербальный эффект, Б. Обама старается пробудить в потенциальных избирателях чувство патриотизма:

"Today, our businesses have created nearly 5.5 million new jobs. (Applause.) The American auto industry is back on top. Home values are on the rise. We’re less dependent on foreign oil than any time in 20 years, and we"ve doubled the production of clean energy across America."

Для реализации тактики самовосхваления используются фразовые глаголы, несущее позитивную окраску.

Тактика самовосхваления используется политиками для положительной оценки не только своей личности, но и достигнутых успехов.

3.2 Тактики автоцитации и псевдо-критики

Одно из распространенных явлений в устном дискурсе - передача говорящим так называемой "чужой речи", или цитирование. Одним из методов описания этого явления традиционно считается разделение чужой речи на прямую и косвенную, нередко с выделением промежуточных вариантов. Наряду с вопросами собственно классификации чужой речи и определения способа цитирования для каждого конкретного случая, открытым остается вопрос о том, является ли один из этих способов базовым, немаркированным и какие именно факторы влияют на выбор говорящим того или иного способа. Прямым цитированием называется цитирование, при котором говорящий подает цитируемую речь/мысли/письменный текст как не принадлежащие ему, приписывая все особенности интонации, лексики, грамматики и стиля автору оригинального дискурса. При такой цитации ситуации и говорящий, и адресат "верят" в то, что цитация действительно идентична предполагаемому "оригиналу". Прямая цитация является независимой и "сохраняет" единство и целостность оригинала. Косвенным цитированием называется такое цитирование, когда цитация, становясь частью подчинительной конструкции, утрачивает просодические и стилистические свойства "оригинала" и подвергается специальным грамматическим и лексическим преобразованиям.

Тактика автоцитации базируется на желании кандидата в президенты США убедить оппонентов, что он выполняет свои обещания.

В своей предвыборной речи Б. Обама прибегает к косвенной цитации своих собственных слов:

"I said I"d end the war in Iraq - and I ended it. I said I"d pass health care reform - I passed it. I said I"d repeal "don"t ask, don"t tell" - we repealed it. I said we"d crack down on reckless practices on Wall Street - and we did." .

Кроме введения самоцитации с помощью I said , Барак Обама прибегает к варьированию лексических средств, вводящих фрагменты самоцитации:

"So when I say, Wisconsin, that I know what real change looks like, you"ve got cause to believe me because you"ve seen me fight for it, and you"ve seen me deliver it. You"ve seen the scars on me to prove it." .

Данная тактика применяется политиками значительно реже, чем другие тактики стратегии самопрезентации.

Псевдо-критика - это критика для сведения личных счетов, используется также как средство сохранения или повышения своего положения. Разновидности псевдокритики: ординарная критика, показная критика, "организованная критика", "согласованная критика", контркритика.

Политики прибегают в своей предвыборной речи к тактике псевдо-критики с целью оправдать свои действия и поступки:

"You may not agree with every decision I’ve made. You may be frustrated at the pace of change." .

Модальность высказывания позволяет Обаме создать впечатление о том, что у избирателей есть выбор.

3.3 Тактики призыва и обещания

Тактика обещания употребляется в стратегии самопрезентациии с целью изменить ситуацию в благоприятную для себя сторону.

Неискреннее обещание, обладающее особым личностным смыслом, присущим неискренности как стратегии, в большинстве случаев используется адресантом для достижения своих целей, без учета интересов адресата.

Обещание бывает как реакцией на некоторый стимул, так и стимулом к выполнению некоторого действия, при этом в обоих случаях исследование обещания требует его рассмотрения в последовательности речевых актов, с учетом различных факторов (лингвистических, прагматических, социальных, культурологических).

Сила речевого воздействия тактики обещания увеличивается, когда политик прибегает к приему повтора:

"I’m going to work with Republicans and Democrats in Congress. I’m going to meet regularly with leaders in both parties and I’m going to endeavor to find good men and good women on both sides of the aisle that care more about the country" .

Показатель будущего "I`m going" говорит о том, что планирует сделать политик, заняв пост президента. Использование повторов, позволяет кандидату неоднократно акцентировать свое намерение защищать и отстаивать интересы своих потенциальных избирателей.

Б. Обама в своей речи несколько раз повторяет отрицательную конструкцию, для того чтобы показать оппонентам свои намерения:

1) "As long as I’m President, I will never turn Medicare into a voucher just to pay for another millionaire’s tax cut. I’m not going to make it more expensive for some young person who is working hard trying to go to school. I’m not going to make them pay more just so I get a tax break that I don"t need. I’m not going to cut out some research grant to some outstanding young scientist that could have the next discovery for cancer just because I want a tax cut that I don"t need ".

) "I’m not just going to cut a deal that kicks students off of financial aid, or gets rid of funding for Planned Parenthood, or let’s insurance companies discriminate against people with preexisting conditions, or eliminate health care for millions on Medicaid who are poor or elderly or disabled" .

Для реализации тактики обещания в данных примерах используется такой приема, как стилистический повтор. Употребляя такие грамматические средства, как отрицание, политик приводит аргументы, которыми должны руководствоваться потенциальные избиратели при выборе президента.

Стратегия самопрезентации нередко реализуется через тактику призыва. Призыв или импиратив способствует сплочению, установлению контакта с аудиторией, а так же пробуждает в потенциальных избирателях чувство патриотизма и единства.

Тактика призыва обычно применяется в конце предвыборной речи политика, выражаясь прямо или косвенно:

"Thank you, Wisconsin. Get out there and vote! Thank you… Make sure that no matter what you look like or where you come from, or how you started out, you make it in America if you try. That"s what we’re fighting for. That’s why I need your vote" .

Употребляя слово need , политик скрыто призывает к голосованию за свою партию и за себя лично:

"That"s why I need you, Ohio -- to make sure their voices are heard, to make sure your voices are heard. (Applause.) We’ve come too far to turn back now. We’ve come too far to grow fainthearted. It’s time to keep pushing forward, to educate all our kids and train all our workers, create new jobs, rebuild our infrastructure, discover new sources of energy, broaden opportunity, grow our middle class, restore our democracy to make sure that no matter who you are or where you come from, you make it in America. That"s what we’re fighting for" .

Показателем тактики призыва так же являются выражения Let ’ s :

"Let’s picture what real change looks like. Real change is a country where Americans of every age have the skills and education that good jobs require. And, you know what, we understand government can’t do this alone -- parents have to parent; teachers have to teach. But don’t tell me that hiring more teachers won’t help this economy, or help young people compete. Don’t tell me that students who can’t afford college should just borrow money from their parents. That wasn’t an option for me, and I’ll bet it was not an option for a whole lot of you. We shouldn’t be ending college tax credits to pay for millionaires’ tax cuts - we should be making college more affordable for everybody who’s willing to work for it." .

Тактика призыва часто реализуется путем использования метафоры:

"Change comes when we live up to America’s legacy of innovation, where we make America home to the next generation of advanced manufacturing, and scientific discovery, and technological breakthroughs. I’m proud that I bet on America’s workers and American ingenuity and the American auto industry. And today, we’re not just building cars again; we’re building better cars - cars that by the middle of the next decade will go twice as far on a gallon of gas" .

Данную тактику очень легко распознать в речи политиков, если присутствует такое выражение, как I ’ m asking for your vote :

"I’m asking for your vote. And if you’re willing to work with me again and knock on some doors with me, and make some phone calls for me, and turn out for me, grab your friends and neighbors and co-workers…" .

Зачастую для реализации данной тактики используются повелительные предложения:

"AUDIENCE: Booo PRESIDENT: Don’t boo - vote. Vote." .

Тактика призыва так же реализуется через прием цитации:

"In the middle of the Great Depression, FDR reminded the country that "failure is not an American habit; and in the strength of great hope we must shoulder our common load." That"s the strength we need today. That"s the hope I’m asking you to share. That"s the future in our sights." .

Прием рамочной структуры используется реже:

"And that’s why I need you, Colorado… That"s why I’m asking for your vote. That"s why I need you early voting tomorrow. That"s why I need young people to turn out. That"s why I need you to knock on some more doors. That"s why I need you to make some phone calls. And if you turn out for me, if you vote for me, we"ll win Colorado again. We"ll win this election. We"ll finish what we started. We"ll keep moving forward. We"ll renew those bonds, and reaffirm that spirit that makes the United States of America the greatest nation on Earth".

Следует отметить, что в предвыборной коммуникации встречаются несколько моделей тактики призыва. Используются как чисто грамматические средства прямого императива vote , так и лексические I ` m asking for your vote , а так же метафора персонификации I need your vote .

Выводы по главе 3

Когда политик предстает перед аудиторией, его поведение будет влиять на исход ситуации, которая должна развернуться. Иногда он просчитывает свое поведение, чтобы вызвать необходимую реакцию. В некоторых случаях он намеренно и осознанно выражает себя определенным образом, но делает это главным образом потому, что традиции его группы или социальный статус требуют именно такого самовыражения. Потенциальные избиратели, в свою очередь, могут быть вполне удовлетворены производимым на них впечатлением, а могут неправильно понять ситуацию.

Стратегия самопрезентации используется с целью показать себя с лучшей стороны, привести аргументы в свою пользу, добиться желаемого результата.

Лингвистические средства реализации указывающие на вариативность выражений речевых тактик стратегии самопрезентации, включают использование грамматических, лексических и стилистических средств, при ведущей роли грамматических средств.

Данные тактики, как и тактики других стратегий, носят манипулятивный характер, используются политиками с целью вербального воздействия на аудиторию.

Заключение

В конце XX - начале XXI века окончательно сформировалось такое самостоятельное научное направление как политическая лингвистика. На современном этапе развития науки становится все более ясным, что политическая лингвистика, которую раньше объединял лишь материал для исследования (политическая коммуникация, язык власти) становится самостоятельным научным направлением со своими традициями и методиками, со своими авторитетами и научными школами.

Одним из центральных понятий политической лингвистики стало понятие дискурса. Дискурс - многозначный термин-понятие целого ряда наук. Как отмечают исследователи, дискурс, в том числе и политический, всегда находит свое выражение в тексте, он возникает и выявляется в тексте и через текст, но ни в коем случае не ограничивается им, не сводится к некоему одному тексту.

Дискурс не ограничивается рамками собственного текста, а включает также социальный контекст коммуникации, характеризующий ее участников, процессы продуцирования и восприятия речи с учетом фоновых знаний. Дискурс - это текст в неразрывной связи с ситуативным контекстом, он выходит за пределы текста и включает в себя различные условия его реализации.

Таким образом, дискурс существует в текстах, и поэтому анализ дискурса - это, прежде всего анализ текста, но текста погруженного в реальность.

Политические тексты - это тексты, обладающие определенной интенцией, под которой понимается общая установка, направленность текста на достижение определенного результата. Любой политический текст имеет коммуникативную целеустановку на воздействие и убеждение, объектом которого являются самые широкие слои населения.

В целом, под политическим дискурсом мы понимаем особую знаковую систему какого-либо национального языка, предназначенную для политической коммуникации, которая реализуется посредством набора определенных стратегий и тактик. Последние могут служить для пропаганды тех или иных идей, эмотивного воздействия на граждан страны и побуждения их к политическим действиям.

Кроме того, следует отметить, что политический дискурс представляет собой многожанровую функциональную разновидность публичной речи, которая характеризуется рядом специфических черт.

Коммуникативные стратегии и тактики американской политической речи на рубеже XX - XXI века являются достаточно новым лингвистическим объектом. По существу, речевые стратегии представляют собой спроецированные в область речевого взаимодействия когнитивные стратегии, назначение которых состоит в достижении говорящим коммуникативной цели наиболее оптимальным способом.

На основе проведенного анализа предвыборных речей американских политиков можно сделать вывод о том, что наиболее часто в политической коммуникации США употребляются агональная стратегия и стратегия самопрезентации. В политическом дискурсе США агональная стратегия представлена следующими тактиками: тактикой обвинения, тактикой критики и тактикой дистанцирования. Стратегия самопрезентации реализуется через тактику псевдо-критики, обещания, автоцитации и призыва.

Таким образом, мы на примерах показали, что для эффективности убеждения политические деятели прибегают к различным стратегиям и тактикам в политической коммуникации США, которые могут реализовываться посредством различных речевых воплощений. В процессе исследования были выявлены следующие языковые средства выражения тактик: использование отрицательно-оценочной лексики, синтаксического параллелизма, стилистического повтора, метафоры, цитирования.

Рассмотрим более подробно, какие функции присущи ПД. Как уже было сказано выше, ученые, исследующие ПД, сходятся во мнении, что его базовой инструментальной функцией является борьба за политическую власть (Р.Водак, А.П. Чудинов, Е.И. Шейгал и др.). Остальные функции ПД подчинены этой главной функции, составляющей основную специфику ПД. Учитывая, что понятие борьбы предполагает наличие противоборствующих сторон, сторонников и противников, друзей и врагов, очевидно, что ПД строится вокруг оппозиции «свой - чужой», которая, как можно предположить, будет так или иначе проявляться в его функциях.

Существует несколько подходов к классификации функций ПД, однако, несмотря на различные наименования, по своей сути они в той или иной степени совпадают или дополняют друг друга. Нами будет рассмотрено два подхода к функциям ПД, разработанных А.П. Чудиновым и Е.И. Шейгал, так как, не вступая в противоречие друг с другом, эти две системы в совокупности раскрывают наиболее полно функциональность ПД и могут служить основой для исследования КО «свой - чужой».

А.П. Чудинов рассматривает шесть функций языка (коммуникативную, метаязыковую, побудительную, эмотивную, фатическую и эстетическую), выделенные Р. Якобсоном, применительно к ПД [Чудинов 2006: 81-88].

Коммуникативная функция ПД предполагает возможность общения политика с гражданами и ориентирована на передачу информации о событиях политической сферы. Здесь необходимо оговориться, что передача информации в чистом виде в политическом дискурсе невозможна, учитывая его нацеленность на борьбу за власть. Сообщение информации практически всегда осуществляется с применением таких стратегий, как передача информации в выгодном для говорящего или пишущего свете, то есть таким образом, что «свои» представлены положительно, а «чужие»- отрицательно; выдвижение на передний план нужной информации, отвечающей интересам говорящего; и наоборот, замалчивание информации, не способствующей положительной самопрезентации.

Метаязыковая функция направлена на объяснение специальных политических или экономических терминов и понятий рядовым гражданам. На подобное объяснение, как и при передаче информации, накладывается субъективная интерпретация, и довольно часто используются приемы, работающие на оценку интерпретируемого понятия и способствующие нужному для автора восприятию.

Еще одна функция, которая также отмечается большинством авторов как присущая ПД, это побудительная (также известная как функция мобилизации или вокативная), то есть воздействие на адресата, вовлечение его в активную политическую деятельность [Глухова 2001: 69], способность стимулировать избирателей к конкретным действиям, привлекать сторонников. ПД призван формировать в общественном сознании определенную политическую картину мира, эмоционально воздействовать на население, навязывать тот взгляд на политическую действительность, который будет соответствовать картине мира говорящего или пишущего и его сторонников (то есть лагеря «своих»).

Эмотивная функция направлена на выражение эмоций автора и создание необходимого эмоционального фона, который способствует убеждению адресата и побуждению его к необходимым действиям.

Фатическая функция предназначена для установления и поддержания контакта с читателем - в ПД может выражаться в использовании идеологем, которые служат своего рода сигналом о политических взглядах говорящего или слушающего, а также в использовании разговорных лексем и синтаксических структур для создания эффекта неформального дружеского общения.

Эстетическая функция, рассматриваемая А.П. Чудиновым как еще одна из функций ПД, ориентирована на внимание к форме сообщения, на создание выразительного политического высказывания, которое способно за счет своей оригинальности и экспрессивности заинтересовать адресата и привлечь больше сторонников.

Помимо шести функций, выделяемых в языке Р. Якобсоном, А.П. Чудинов отмечает когнитивную функцию, которая присуща любому виду дискурса, в том числе политическому. Когнитивная функция воплощается в использовании языка для концептуализации мира, для создания как личностной, так и групповой политической картины мира.

Е.И. Шейгал выделяет группу функций (ориентации, интеграции и атональности), которые имеют особое значение для ПД, в связи с тем, что осуществление именно этих функций связано с использованием специфических знаков, составляющих семиотическую базу политического дискурса [Шейгал 2004]. Эти функции тесно связаны с дихотомией «свой - чужой», которая является архетипической для ПД. В ходе настоящего исследования было выявлено, как данные функции реализуются в англоязычном ПД (в работе Е.И. Шейгал объектом анализа является преимущественно русскоязычный ПД).

Функция ориентации служит для идентификации агентов политики, для указания на их политическую позицию, маркирует объект как «свой» или «чужой». В англоязычном ПД данная функция представлена явной или скрытой оппозицией, реализуемой, например, через дейк- тики (we - they, our - their, this - that ) или политическую лексику (left - right, liberal - authoritarian).

Функция интеграции по сути совпадает с фатической функцией в терминологии А.П. Чудинова и заключается в поиске и сплочении сторонников, присоединении говорящего/пишущего к группе «своих». Данная функция осуществляется через использование языковых средств, маркирующих автора как «своего». В англоязычном ПД к языковым средствам, которые употребляются для реализации функции интеграции, относятся языковые единицы, имеющие положительное значение или коннотацию (в частности, политическая лексика с положительным оценочным знаком), а также языковые средства, способствующие установлению контакта с адресатом, такие как дейктические знаки we, our, you and I, разговорная лексика, различные разговорные синтаксические конструкции (эллипсисы, вопросно-ответные единства). Подчеркивая принадлежность к одной с адресатом группе и создавая видимость общих интересов, автор таким образом заручается солидарностью читателя и использует этот прием для манипулятивного воздействия.

Суть агональной функции сводится к ниспровержению оппонента и понижению его политического статуса. Данная функция преимущественно осуществляется через употребление языковых средств с отрицательной оценочностью. К ним относятся некоторые дейктические знаки {those, that), политические ярлыки {totalitarian, fascist, racist), отрицательная оценочная лексика {stupid, corrupt), пейоративная разговорная лексика {daft, fat cat, rubbish, talking shop), дисфемизмы и др.

Для настоящего исследования вышеназванная функциональная триада (функции ориентации, интеграции и агональности) имеет большое значение, так как именно эти функции ПД реализуются через языковые средства, непосредственно участвующие в репрезентации КО «свой - чужой». Как и какими языковыми средствами эти функции осуществляются будет более подробно рассмотрено в главе 3.

Что касается других функций ПД, приведенных А.П. Чудиновым, коммуникативной, побудительной, эмотивной, метаязыковой, эстетической и когнитивной (кроме фатической, которая идентична функции интеграции), то они характеризуют весь ПД, и их выделение представляется целесообразным при рассмотрении политической коммуникации в целом. В связи с тем, что данные функции не играют классифицирующую роль для языковых средств, участвующих непосредственно в репрезентации дихотомии «свой- чужой», они представляют меньший интерес для настоящего исследования.

. Понятие дискурса

Дискурсом называют текст в его становлении перед мысленным взором интерпретатора.
Дискурс состоит из предложений или их фрагментов, а содержание дискурса часто, хотя и не всегда, концентрируется вокруг некоторого «опорного» концепта, называемого «топиком дискурса», или «дискурсным топиком».

Логическое содержание отдельных предложений – компонентов дискурса – называется пропозициями; эти пропозиции связаны между собой логическими отношениями (конъюнкции, дизъюнкции, «если – то» и т.п.). Понимая дискурс, интерпретатор компонует элементарные пропозиции в общее значение, помещая новую информацию, содержащуюся в очередном интерпретируемом предложении, в рамки уже полученной промежуточной, или предварительной интерпретации, то есть:

– устанавливает различные связи внутри текста – анафорические, семантические (типа синонимических и антонимических), референциальные (отнесение имен и описаний к объектам реального или ментального мира) отношения, функциональную перспективу (тему высказывания и то, что о ней говорится) и т.п.;

– «погружает» новую информацию в тему дискурса.

В результате устраняется (если это необходимо) референтная неоднозначность, определяется коммуникативная цель каждого предложения и шаг за шагом выясняется драматургия всего дискурса.

По ходу такой интерпретации воссоздается – «реконструируется» – мысленный мир, в котором, по презумпции интерпретатора, автор конструировал дискурс и в котором описываются реальное и желаемое (пусть и не всегда достижимое), нереальное и т.п. положение дел. В этом мире мы находим характеристики действующих лиц, объектов, времени, обстоятельств событий (в частности, поступков действующих лиц) и т.п. Этот мысленный мир включает также домысливаемые интерпретатором (с его неповторимым жизненным опытом) детали и оценки.

Этим-то обстоятельством и пользуется автор дискурса, навязывая свое мнение адресату. Ведь пытаясь понять дискурс, интерпретатор хотя бы на миг переселяется в чужой мысленный мир. Опытный автор, особенно политик, предваряет такое речевое внушение подготовительной обработкой чужого сознания, с тем чтобы новое отношение к предмету гармонизировало с устоявшимися представлениями – осознанными или неосознанными. Расплывчатая семантика языка способствует гибкому внедрению в чужое сознание: новый взгляд модифицируется (это своеобразная мимикрия) под влиянием системы устоявшихся мнений интерпретатора, а заодно и меняет эту систему, ср. .

2 . Политологическая филология

Уже сама речь, как показал Э.Косериу , «политически нагруженна», поскольку является знаком солидарности с другими членами общества, употребляющими тот же язык. Иногда даже говорят, что язык – как посредующее звено между мыслью и действием – всегда был «важнейшим фактором для установления политического подавления, экономической и социальной дискриминации» . Политический язык отличается от обычного тем, что в нем:

– «политическая лексика» терминологична, а обычные, не чисто «политические» языковые знаки употребляются не всегда так же, как в обычном языке;

– специфичная структура дискурса – результат иногда очень своеобразных речевых приемов,

– специфична и реализация дискурса – звуковое или письменное его оформление. .

Политический дискурс может рассматриваться как минимум с трех точек зрения:

– чисто филологической – как любой другой текст; однако,

«боковым зрением» исследователь смотрит на фон – политические и идеологические концепции, господствующие в мире интерпретатора,

– социопсихолингвистической – при измерении эффективности для достижении скрытых или явных, – но несомненно политических – целей говорящего,

– индивидуально-герменевтической – при выявлении личностных смыслов автора и/или интерпретатора дискурса в определенных обстоятельствах.

Ясно поэтому, что исследование политического дискурса лежит на пересечении разных дисциплин и связано с анализом формы, задач и содержания дискурса, употребляемого в определенных («политических») ситуациях, ср. . Одна из этих дисциплин – политологическая филология – исследует, например, соотношение свойств дискурса с такими концептами, как «власть», «воздействие» и «авторитет». В отличие от «чистых» политологов, филологи рассматривают эти факторы только в связи с языковыми особенностями поведения говорящих и интерпретации их речи.

Политологическое литературоведение исследует макроструктуры политического дискурса: смену и мотивацию сюжетов, мотивов, жанров и т.п., – то есть, рассматривает дискурс с помощью литературоведческого инструментария.

Политологическая лингвистика занимается микроуровнем, ее предметом являются: а) синтактика, семантика и прагматика политических дискурсов, б) инсценировка и модели интерпретации этих дискурсов. В частности, именования политологически значимых концептов в политическом употреблении в сопоставлении с обыденным языком (ср. ).

3. Характеристики политического дискурса

Далее мы попытаемся показать, что описание политического дискурса в чисто лингвистических терминах, без использования литературоведческих методов, неадекватно предмету: необходим более общий понятийный аппарат – политологической филологии. Особенно ясно это видно, когда пытаются охарактеризовать эффективность и полемичность политического дискурса.

3.1. Оценочность и агрессивность политического дискурса

Поскольку термины политический и моральный обладают оценочностью , в лингвистическом исследовании всегда фигурируют соображения внелингвистические .

Так, когда пытаются охарактеризовать особенности «тоталитаристского» дискурса, неизбежно вводят в описание этические термины, например, по Х.Медеру (цит. по ):

– «ораторство»: доминирует декламаторский стиль воззвания,

– пропагандистский триумфализм,

– идеологизация всего, о чем говорится, расширительное употребление понятий, в ущерб логике,

– преувеличенная абстракция и наукообразие,

– повышенная критичность и «пламенность»,

– лозунговость, пристрастие к заклинаниям,

– агитаторский задор,

– превалирование «Сверх-Я»,

– формализм партийности,

– претензия на абсолютную истину.

Эти свойства проявляют полемичность, вообще присущую политическому дискурсу и отличающую его от других видов речи. Эта полемичность сказывается, например, на выборе слов и представляет собой перенесение военных действий с поля боя на театральные подмостки. Такая сублимация агрессивности заложена (по мнению некоторых социальных психологов) в человеческой природе.

Итак, полемичность политической речи – своеобразная театрализованная агрессия. Направлена полемичность на внушение отрицательного отношения к политическим противникам говорящего, на навязывание (в качестве наиболее естественных и бесспорных) иных ценностей и оценок. Вот почему термины, оцениваемые позитивно сторонниками одних взглядов, воспринимаются негативно, порой даже как прямое оскорбление, другими (ср. коммунизм , фашизм , демократия ) .

Этим же объясняется и своеобразная “политическая диглоссия” тоталитарного общества, когда имеется как бы два разных языка – язык официальной пропаганды и обычный. Термины одного языка в рамках другого употреблялись разве что с полярно противоположной оценкой или изгонялись из узуса вообще. Например, про пьяного грязно одетого человека в Москве можно было услышать: «Во, поперся гегемон ». Говоря в другом, “аполитичном”, регистре, мы переходим из атмосферы агрессивности в нормальную, неконфронтирующую.

Выявить оценки, явно или скрыто поданные в политическом дискурсе, можно, анализируя, например, следующие группы высказываний (ср. ):

– констатации и предписания действовать,

– скрытые высказывания, подаваемые в виде вопросов,

– ответы на избранные вопросы (установив, на какие именно вопросы данный дискурс отвечает, а какие оставляет без ответа);

– трактовки и описания проблем,

– описание решения проблем, стоящих перед обществом: в позитивных терминах, «конструктивно» («мы должны сделать то-то и то-то»)

– или негативно («нам не подходит то-то и то-то», «так жить нельзя»),

– высказывания, подающие общие истины: как результат размышлений, как несомненная данность «от бога» (God"s truth ) или как предмет для выявления причин этой данности;

– запросы и требования к представителям власти,

– призывы способствовать тому или иному решению и предложение помощи и т.п.

3.2. Эффективность политического дискурса

Общественное предназначение политического дискурса состоит в том, чтобы внушить адресатам – гражданам сообщества – необходимость «политически правильных» действий и/или оценок. Иначе говоря, цель политического дискурса – не описать (то есть, не референция), а убедить, пробудив в адресате намерения, дать почву для убеждения и побудить к действию . Поэтому эффективность политического дискурса можно определить относительно этой цели.

Речь политика (за некоторыми исключениями) оперирует символами , а ее успех предопределяется тем, насколько эти символы созвучны массовому сознанию: политик должен уметь затронуть нужную струну в этом сознании; высказывания политика должны укладываться во «вселенную» мнений и оценок (то есть, во все множество внутренних миров) его адресатов, «потребителей» политического дискурса.

Далеко не всегда такое внушение выглядит как аргументация: пытаясь привлечь слушателей на свою сторону, не всегда прибегают к логически связным аргументам. Иногда достаточно просто дать понять, что позиция,

В пользу которой выступает пропонент, лежит в интересах адресата.

Защищая эти интересы, можно еще воздействовать на эмоции, играть на чувстве долга, на других моральных установках. (Впрочем, все это может так и не найти отзыва в душе недостаточно подготовленного интерпретатора.) Еще более хитрый ход – когда, выдвигая доводы в присутствии кого-либо, вовсе не рассчитывают прямолинейно воздействовать на чье-либо сознание, а просто размышляют вслух при свидетелях; или, скажем, выдвигая доводы в пользу того или иного положения, пытаются – от противного – убедить в том, что совершенно противоположно тезису, и т.п.

Любой дискурс, не только политический, по своему характеру направленный на внушение, учитывает систему взглядов потенциального интерпретатора с целью модифицировать намерения, мнения и мотивировку действий аудитории. Как в свое время отмечал А.Шопенгауэр, искусство убеждения состоит в умелом использовании едва заметно соприкасающихся понятий человека. Именно благодаря этому и совершаются неожиданные переходы от одних убеждений к другим, иногда вопреки ожиданиям самого говорящего .

Успех внушения зависит, как минимум, от установок по отношению к пропоненту, к сообщению в речи как таковому и к референтному объекту .

Первый вид установок характеризует степень доверчивости, симпатии к пропоненту, а завоевание выгодных позиций в этой области зависит от искусства говорящего и от характера реципиента (ср. патологическую доверчивость на одном полюсе и патологическую подозрительность на другом). Изменить установки адресата в нужную сторону можно, в частности, и удачно скомпоновав свою речь, поместив защищаемое положение в нужное место дискурса. Только создав у адресата ощущение добровольного приятия чужого мнения, заинтересованности, актуальности, истинности и удовлетворенности, оратор может добиться успеха в этом внушении .

Люди всегда чего-то ожидают от речи своих собеседников, что сказывается на принятии или отклонении внушаемых точек зрения. Речевое поведение, нарушающее нормативные ожидания уместных видов поведения, может уменьшить эффективность воздействия (если неожиданность неприятна для реципиента) или резко увеличить ее – когда для адресата неожиданно происходит нечто более приятное, чем ожидается в норме.

Различаются ситуации с пассивным восприятием , с активным участием и с сопротивлением внушению со стороны адресата.

При пассивном восприятии внушения адресаты ожидают, что уровень опасений, глубина затрагиваемых мнений и интенсивность речевого внушения будут соответствовать норме. Лица, пользующиеся большим доверием, могут тогда обойтись и малоинтенсивными средствами, резервируя более сильные средства только на случай, когда нужно ускорить воздействие. Остальным же пропонентам показаны средства только малой интенсивности. Кроме того, от мужчин обычно ожидают более интенсивных средств, а от женщин – малоинтенсивных. Нарушения этой нормы – речевая вялость мужчин и неадекватная грубость и прямолинейность женщин, – шокируя аудиторию, снижают эффект воздействия. А страх, вызываемый сообщением о том, что неприятие внушаемого тезиса приведет к опасным для адресата последствиям, часто способствует большей восприимчивости к различным степеням интенсивности воздействия: наибольшая восприимчивость тогда бывает к малоинтенсивным средствам, а наименьшая – к высокоинтенсивным. Причем малоинтенсивная атака более эффективна для преодоления сопротивления внушению, к которому прибегают после поддерживающей, опровергающей или смешанной предподготовки.

В ситуации с активным восприятием внушения реципиент как бы помогает убедить себя, особенно если он надеется, что все происходит в его интересах. Наблюдается прямое соотношение между интенсивностью используемых речевых средств в активно осуществляемой атаке и преодолением сопротивления, являющегося результатом поддерживающей, опровергающей или смешанной предподготовки.

Когда же адресат активно сопротивляется внушению , имеем большое разнообразие случаев. Если имела место предварительная обработка, «внушительность» основной атаки обратно пропорциональна эффективности подготавливающих высказываний. Опровергающие предварительные действия исподволь предупреждают адресата о природе предстоящих атак. Поэтому, если атакующие высказывания не нарушают ожиданий,

созданных опровергающим предварительным действием, сопротивляемость внушению бывает максимальной. Если же языковые свойства атакующих высказываний нарушают ожидания, выработанные в результате «опровергательной подготовки» (либо в позитивную, либо в негативную сторону), сопротивляемость уменьшается.

Когда адресату предъявляют более одного довода в пользу одного и того же тезиса, оправданность или неоправданность ожиданий при первом доводе воздействует на принятие второго довода. Поэтому, если речевые ожидания нарушены позитивно в результате первого довода, то этот довод становится внушительным, но изменение отношения к исходной позиции происходит только после предъявления последующих доводов, поддерживающих все ту же позицию, направленную против сложившейся установки. Когда же речевые ожидания в результате первого довода нарушены в отрицательную сторону, этот довод внушительным не бывает, но зато адресат более склонен поверить аргументам из последующей речи, аргументирующей в пользу того же тезиса, направленного против сложившейся установки (подробнее см. ).

3.3. Отстаивание точки зрения в политическом дискурсе

Итак, политический дискурс, чтобы быть эффективным, должен строиться в соответствии с определенными требованиями военных действий. Выступающие обычно предполагают, что адресат знает, к какому лагерю относится, какую роль играет, в чем эта роль состоит и – не в последнюю очередь – за какое положение выступает («аффирмация») и против какого положения и какой партии или какого мнения («негация»), ср. . Принадлежность к определенной партии заставляет говорящего

– с самого начала указать конкретный повод для выступления, мотив «я говорю не потому, что мне хочется поговорить, а потому, что так надо»;

– подчеркнуть “репрезентативность” своего выступления, указав, от лица какой партии, фракции или группировки высказывается данное мнение, – мотив «нас много»; поскольку коллективное действие более зрелищно,

чем отдельное выступление, часто предусматриваются поддерживающие действия со стороны единомышленников;

– избегать проявления личностных мотивов и намерений, тогда подчеркивается социальная значимость и ответственность, социальная ангажированность выступления – мотив «я представляю интересы всего общества в целом» (ср. ).

Как и на поле боя, политический дискурс нацелен на уничтожение «боевой мощи» противника – вооружения (то есть мнений и аргументов) и личного состава (дискредитация личности оппонента).

Одним из средств уничтожения противника в политическом дебате является высмеивание противника. Смех вообще, по мнению многих теоретиков (напр., А.Бергсона), проявляет неосознанное желание унизить противника, а тем самым откорректировать его поведение. Такая направленность осознанно эксплуатировалась в политических дебатах еще со времен Римской империи. Об этом свидетельствуют обличительные речи Цицерона, в которых высмеиваются даже интимные характеристики противника, вообще говоря, не имеющие прямого отношения к политике. По , оратор «входит в сговор» со слушателем, стремясь исключить из игры своего политического оппонента как не заслуживающего никакого положительного внимания. Много поучительных примеров такого способа уничтожить противника находим мы у В.И.Ленина.

Поскольку высмеивание находится на грани этически допустимого, можно предположить, что в наибольшей степени оскорбительный юмор воспринимается обществом как уместный только в самый критический период; а в «нормальные» периоды такой жанр вряд ли допустим.

В более же мягкой форме исключают противника из игры, когда говорят не о личности (аргументируя ad hominem ), а об ошибочных взглядах , «антинаучных» или несостоятельных. Так, во времена СССР говорили о «патологическом антикоммунизме», «научной несостоятельности», «фальсификации фактов», «игнорировании исторических процессов» и т.п., см. ).

Еще мягче выражались, когда говорили, что «товарищ не понял» (скажем, недооценил преимущества социализма перед капитализмом и т.п.) – своеобразно смягченная оценка не очень высокого интеллекта противника. В академическом, не политическом дискурсе чаще в таких случаях говорят о том, что нечто у данного автора «непонятно» или «непонятно, что некто хотел сказать»: в этом саркастичном обороте вину как бы берет на себя интерпретатор. Еще больший эвфемизм граничит с искренностью – когда говорят: «Я действительно не понимаю...»

Отстранив таким образом оппонента от равноправного участия в обсуждении вопросов, оратор остается один на один со слушателем; при определенных режимах свободный обмен мнениями не предполагается, и политический дискурс не нацелен на диалог, см. .

4. Заключение

Итак, интерпретируя политический дискурс в его целостности, нельзя ограничиваться чисто языковыми моментами, иначе суть и цель политического дискурса пройдут незамеченными. Понимание политического дискурса предполагает знание фона, ожиданий автора и аудитории, скрытых мотивов, сюжетных схем и излюбленных логических переходов, бытующих в конкретную эпоху. Поэтому, хотя термин «политологическое литературоведение» звучит сегодня необычно, а «политологическая лингвистика» давно завоевала свое право на существование, следует признать, что более интересного результата можно добиться только в рамках объединения этих дисциплин, то есть, от политологической филологии.

Литература

Badaloni N. 1984 – Politica, persuasione, decisione // Linguaggio, persuasione, verità. – Padova: Cedam (Milani), 1984. P.3-18.

Bayley P. 1985 – Live oratory in the television age: The language of formal speeches // G. Ragazzini, D.R.B.P. Miller eds. Campaign language: Language, image, myth in the U.S. presidential elections 1984. – Bologna: Cooperativa Libraria Universitaria Editrice Bologna, 1985. P.77-174.

Bell V. 1995 – Negotiation in the workplace: The view from a political linguist // A. Firth ed. The discourse of negotiation: Studies of language in the workplace. – Oxford etc.: Pergamon, 1995. P.41-58.

Bruchis M. 1988 – The USSR: Language and realities: Nations, leaders, and scholars. – N.Y.: Columbia University Press, 1988.

Corbeill A. 1996 – Controlling laughter: Political humor in the late Roman republic. – Princeton; N.J.: Princeton University Press, 1996.

Coseriu E. 1987 – Lenguaje y política // M. Alvar ed. El lenguaje político. – Madrid: Fundación Friedrich Ebert, Instituto de Cooperación Iberoamericana, 1987. P.9-31.

Duez D. 1982 – Silent and non-silent pauses in three speech styles // Language and Society, 1982, vol.25, № 1. P.11-28.

García Santos J.F. 1987 – El lenguaje político: En la Secunda Republica y en la Democracia // M. Alvar ed. El lenguaje político. – Madrid: Fundación Friedrich Ebert, Instituto de Cooperación Iberoamericana, 1987. P.89-122.

Grác J. 1985 – Persuázia: Oplyvkovanie človeka človekom. – Brno: Osveta, 1985.

Grünert H., Kalivoda G. 1983 – Politisches Sprechen als oppositiver Diskurs: Analyse rhetorisch-argumentativer Strukturen im parlamentarischen Sprachgebrauch // E.W. Hess-Lüttich ed. Textproduktion und Textrezeption. – Tübingen: Narr, 1983. S.73-79.

Guilhaumou J. 1989 – La langue politique et la révolution française: De l"événement à la raison linguistique. – P.: Méridiens Klincksieck, 1989.

Januschek F. ed. 1985 – Politische Sprachwissenschaft: Zur Analyse von Sprache als kultureller Praxis. – Opladen: Westdeutscher Verlag, 1985.

Martínez Albertos J.-L. 1987 – El lenguaje de los políticos como vicio de la lengua periodística // M. Alvar ed. El lenguaje político. – Madrid: Fundación Friedrich Ebert, Instituto de Cooperación Iberoamericana, 1987. P.71-87.

Miles L. 1995 – Preface // C. Schäffner, A.L. Wenden eds. Language and peace. – Aldershot etc.: Dartmouth, 1995. P.ix-x.

Morawski L. 1988 – Argumentacje, racjonalność prawa i postępowanie dowodowe. – Toruń: Universytet Mikołaja Kopernika, 1988.

Morik K. 1982 – Überzeugungssysteme der Künstlichen Intelligenz: Validierung vor dem Hintergrund linguistischer Theorien über implizite Äusserungen. – Tübingen: Niemeyer, 1982.

Pocock J. 1987 – The concept of a language and the métier d"historien : Some considerations on practice // A. Pagden ed. The languages of political theory in early – modern Europe. – Cambr. etc.: Cambr. University Press, 1987. P.19-38.

Rathmayr R. 1995 – Neue Elemente im russischen politischen Diskurs seit Gorbatschow // R. Wodak, F.P. Kirsch eds. Totalitäre Sprache – langue de bois – language of dictatorship. – Wien: Passagen, 1995. S.195-214.

Schopenhauer A. 1819/73 – Die Welt als Wille und Vorstellung: 1.Bd. Vier Bücher, nebst einem Anhange, der die Kritik der Kantischen Philosophie enthält. 4.Aufl // A.Schopenhauer"s sämtliche Werke /Hrsgn. v. Julius Frauenstädt. 2. Aufl: Neue Ausgabe. Bd.2. – Leipzig: Brockhaus, 1891.

Schrotta S., Visotschnig E. 1982 – Neue Wege zur Verständigung: Der machtfreie Raum. – Wien; Hamburg: Zsolnay, 1982.

Todorov T. 1991 – Les morales de l"historique. – P.: Grasset, 1991.

Volmert J. 1989 – Politikrede als kommunikatives Handlungsspiel: Ein integriertes Modell zur semantisch-pragmatischen Beschreibung öffentlicher Rede. – München: Fink, 1989.

Wierzbicka A. 1995 – Dictionaries and ideologies: Three examples from Eastern Europe // B.B. Kachru, H. Kahane eds. Cultures, ideologies, and the dictionary: Studies in honor of Ladislav Zgusta. – Tübingen: Niemeyer, 1995. P.181-195.

Политический дискурс определяет языковую картину мира и языковое сознание современного общества. Политическое мышление, политическое коммуникативное действие и языковая форма находятся в тесном единстве, что делает политический дискурс объектом междисциплинарных исследований. В настоящее время изучением политического дискурса занимаются политологи, психологи, философы, социологи, экономисты, специалисты по теории коммуникации. В последние десятилетия эта область знания стала объектом пристального внимания лингвистов. Интерес к изучению политического дискурса привел к появлению нового направления в языкознании - политической лингвистики.

Откуда возник этот интерес? По оценке А.Н. Баранова, в его основе лежат три главных фактора. Первый из них - внутренние закономерности развития самой лингвистической теории, которая не могла оставить без внимания такую сферу функционирования языковой системы, как политика. Второй фактор - потребность политической науки в методах анализа политических текстов и текстов СМИ для мониторинга различных тенденций в общественном сознании. Третий - социальный заказ, связанный с попытками избавить политическую коммуникацию от манипуляций недобросовестных политиков .

В лингвистической литературе категория политический дискурс употребляется в двух смыслах: узком и широком. В широком смысле это понятие включает такие формы общения, в которых к сфере политики относится хотя бы одна из его составляющих - субъект, адресат либо содержание сообщения. Такой точки зрения придерживаются, в частности, российские ученые Е.И. Шейгал и А.Н. Баранов.

Так, А.Н. Баранов определяет политический дискурс как "совокупность дискурсивных практик, идентифицирующих участников политического дискурса как таковых или формирующих конкретную тематику политической коммуникации" .

Е.И. Шейгал рассматривает политический дискурс в двух измерениях - реальном и виртуальном, при этом в реальном измерении он понимается как "текст в конкретной ситуации политического общения, а его виртуальное измерение включает вербальные и невербальные знаки, ориентированные на обслуживание сферы политической коммуникации, тезаурус прецедентных высказываний, а также модели типичных речевых действий и представление о типичных жанрах общения в данной сфере" .

При таком подходе исследование политического дискурса предполагает анализ всех семиотических систем, а языковым материалом выступают заявления политиков, политических обозревателей и комментаторов, публикации в СМИ, материалы специализированных изданий, касающиеся различных аспектов политики.

Но многие исследователи рассматривают политический дискурс как явление исключительно публичной сферы. Политический дискурс понимается как актуальное использование языка в социально-политической сфере общения и, шире, в публичной сфере общения.

Этого подхода придерживается один из ведущих исследователей данной проблематики, известный нидерландский ученый Т. ван Дейк. Он считает, что политический дискурс - это класс жанров, достаточно четко ограниченный социальной сферой, а именно политикой. Правительственные обсуждения, парламентские дебаты, партийные программы, речи политиков - это те жанры, которые принадлежат сфере политики. Таким образом, политический дискурс понимается исключительно как дискурс политиков. Ограничивая политический дискурс профессиональными рамками, деятельностью политиков, ученый отмечает, что политический дискурс в тоже время является формой институционального дискурса.

Это означает, что дискурсами политиков считаются те дискурсы, которые производятся в такой институциональной окружающей обстановке, как заседание правительства, сессия парламента, съезд политической партии. Высказывание должно быть произнесено говорящим в его профессиональной роли политика и в институциональной окружающей обстановке. Таким образом, дискурс является политическим, когда он сопровождает политический акт в политической обстановке .

Как видим, расхождения в трактовке понятия политический дискурс довольно значительные. Однако большинство исследователей, занимающихся проблемой политического дискурса, едины в том, что основной целью политического дискурса, предопределяющей его использование в качестве инструмента политической власти является борьба за власть. Как отмечает В.З. Демьянков, общественное предназначение политического дискурса состоит в том, чтобы внушить адресатам - гражданам сообщества - необходимость "политически правильных" действий и/или оценок, поскольку это выгодно тем, кто стремится к власти .

Таким образом, политический дискурс можно отнести к особому типу общения, для которого характерна высокая степень манипулятивности.

С проблемой институциональности политического дискурса сопряжен вопрос о границах политического дискурса и его жанровых разновидностях.

При узком понимании политический дискурс будет ограничен только институциональными формами общения (например, инаугурационная речь, указ, отчетный доклад, партийная программа, послание президента о положении в стране и т. д.), т. е. такими, которые осуществляются в общественных институтах, где общение является составной частью их организации.

Широкий же подход опирается на два уровня в определении политики: первый уровень представлен институциональными формами общения, второй - неинституциональными. Думается, что политический дискурс не может быть ограничен только статусно-ориентированным общением, следовательно, открыт для всех членов языкового сообщества (не связанных определенными ролевыми отношениями) и ориентирован на специфическое использование языка как средства не только контроля и убеждения, но и манипулирования. При таком подходе к политическому дискурсу следует отнести и политические слухи, и мемуары политиков, и скандирование лозунгов, а также многое другое, принадлежащее к сфере политики в любой из трех ее составляющих .

Принимая широкое понимание политического дискурса, включающего как институциональные, так и неинституциональные формы общения, мы, вслед за Е.И. Шейгал, полагаем, что, как и всякий другой, политический дискурс имеет полевое строение, в центре которого находятся те жанры, которые в максимальной степени соответствуют основному назначению политической коммуникации - борьбе за власть: парламентские дебаты, речи политических деятелей, голосование.

В периферийных жанрах функция борьбы за власть переплетается, как показывает исследователь, с функциями других видов дискурса, при этом происходит наложение характеристик разных видов дискурса в одном тексте. Например, юридический дискурс пересекается с политическим в сфере государственного законодательства, политическая реклама является гибридным жанром политического и рекламного дискурса, а мемуары политиков - политического и художественного дискурсов.

Исходя из широкого понимания политического дискурса, можно выделить следующие его разновидности:

* институциональный политический дискурс (предвыборная агитация, парламентские дебаты, официальные выступления руководителей государства и его структур, рассчитанные на массовую аудиторию, интервью политических лидеров и др.);

* масс-медийный (медийный) политический дискурс, в рамках которого используются тексты, созданные журналистами и распространяемые посредством прессы, телевидения, радио, Интернета; примерами могут служить интервью, аналитическая статья в газете, написанная журналистом, политологом или политиком (часто при помощи специалиста по СМИ). Журналисты в рассматриваемом случае привлекают внимание аудитории к проблеме, предлагают пути ее решения, сообщают об отношении к ней политических организаций и их лидеров, помогают политикам в осуществлении их целей;

* официально-деловой политический дискурс, в рамках которого создаются тексты, предназначенные для сотрудников государственного аппарата;

* тексты, созданные "рядовыми гражданами" (письма и обращения, адресованные политикам или государственным учреждениям, письма в СМИ и др.);

* "политические детективы", "политическая поэзия" и тексты политических мемуаров;

* посвященные политике тексты научной коммуникации.

Границы между шестью названными разновидностями политического дискурса не вполне отчетливы, нередко приходится наблюдать их взаимное пересечение.

Еще одна классификация источников изучения политической коммуникации основана на разграничении устной и письменной речи. К числу устных источников относятся, в частности, материалы парламентских дебатов, выступления политических лидеров на встречах с избирателями, митингах, официальных церемониях и др.

Письменные источники - это программы политических партий и движений, листовки, лозунги, послания президента парламенту, выступления политиков в прессе и др.

По объему среди жанров политической речи различаются малые (лозунг, слоган, речевка), средние (выступление на митинге или в парламенте, листовка, газетная статья и др.) и крупные (партийная программа, политический доклад, книга политической публицистики и др.).

Принадлежность к тому или иному жанру в значительной степени определяет выбор языковых средств, который обусловлен также целями политического дискурса, конкретными интенциями говорящего, ситуацией общения, характером реципиента.

Основная тема политического дискурса - политика, политическая борьба, что предопределяет использование в нем специальной группы слов - политической лексики (парламент, депутат, глава администрации, голосование, избиратель, мэр, оппозиция, указ и т. п.). Как отмечает А.П. Чудинов, следует различать политическую лексику и политологическую терминологию. Политологическая терминология, как и всякая терминология, в полной мере известна только специалистам .

Политическая лексика - это тематическое объединение общеупотребительных слов, которые должны быть понятны всем (абсолютному большинству граждан).

Политическая лексика постоянно обогащается за счет политологической терминологии: например, еще несколько лет назад такие слова, как консенсус, импичмент, саммит были понятны только специалистам, а в настоящее время они стали общеизвестными, то есть произошла деспециализация термина. Еще одной особенностью политической речи является широкое использование речевых клише (мрачные прогнозы, кризис доверия, закулисные сделки, ответственный пост, политическая воля, пирамида власти, эффективная система управления, серьезный опыт работы).

Кроме того, для политических текстов характерно использование слов и словосочетаний с оценочной семантикой, высокой, торжественной лексики (особенно в таких жанрах как инаугурационная речь, выступление на митинге, в парламенте, политическая реклама). Характерной особенностью политического дискурса последних лет является также использование грубо-просторечной и жаргонной лексики, иногда даже инвектива. Объясняется это тем, что в прошлом осталась жесткая регламентация, которая определяла строгое следование всевозможным нормам (языковым, речевым, жанровым, этическим, композиционным и иным), которая в каких-то случаях играла положительную роль.

Важным языковым средством, позволяющим реализовать такие функции политического дискурса, как убеждение и манипулятивное воздействие, является метафора.

А.П. Чудинов выделяет четыре разряда моделей политической метафоры: антропоморфную (например, метафора семьи, болезни), социоморфную (криминальная метафора, милитаристская метафора, метафора игры, театра, спорта), природоморфную (зооморфная метафора, фитоморфная метафора, метафора неживой природы) и артефактную (метафора дома, быта, механизма) . Вот некоторые примеры

таких метафор из высказываний украинских политиков и политологов, представленных в СМИ: милитаристская метафора: "Поражение оппозиционного лагеря на президентских выборах в прошлом году крепко подкосило его "боевой дух", считают политологи. "Падающие рейтинги властной команды - шикарная возможность для оппозиционеров отвоевать былые рубежи", - считает В. Корнилов"; метафора болезни: "По мнению ряда авторитетных экспертов, это может здорово подкосить и без того "нездоровую" экономику страны"; "Мы не должны работать в роли педали скорости. Педалью скорости должны работать регуляторы".

Семантическая связность политического дискурса во многом определяется тем, что в нем используется определенный набор идеологем. Идеологема -- языковая единица, семантика которой покрывает идеологический денотат или наслаивается на семантику, покрывающую денотат неидеологический . К семантическим стратегиям можно отнести использование лексем, связанных с традиционными идеологемами политического дискурса и их переосмыслением (народ, партия, власть, свобода, патриотизм), а также новыми идеологемами сознания (честность, порядочность, достоинство, благополучие). Традиционные и новые идеологемы различаются по частоте использования, по степени лексического разнообразия, по избирательности обращения к ним в зависимости от субъекта политической деятельности.

Если традиционные идеологемы являются концептами общественно-политического сознания, то новые идеологемы относятся к частному миру человека, его психологическим характеристикам, его представлениям о достойном существовании.

Интимизация политического дискурса -- семантическая стратегия, направленная на то, чтобы в сознании адресата сложилось представление: субъект политической деятельности имеет ту же систему ценностей, что и адресат.

В современном политическом дискурсе представлены следующие аргументативные стратегии:

Определение проблемной ситуации, формулируемой как необходимость перемены власти;

Выбор способа достижения результата, каковым является объявление себя действенной силой, способной изменить власть;

Выбор действия, которое носит созидательный характер (мы готовы отстаивать идеалы; мы будем добиваться победы; изменить антинародный курс политики);

Определение конечного результата (таковым может считаться либо получение власти, либо возможность воздействовать на власть).

Аргументация задействует риторические фигуры. Логика аргументирования зачастую лишь имитируется и не соответствует требованиям формальной логики построения логических конструкций, что позволяет оценивать политическую аргументацию не по шкале логичность / алогичность, а по шкале действенность / недейственность.

Имитируется темпоральная и каузальная последовательность, привлекаются доводы, рассчитанные на неосведомленность читателя.

Широкая палитра синтаксических ресурсов также обладает манипулятивным потенциалом, а потому активно используется в политичексом дискурсе. Для политического дискурса характерно использование:

* восклицательных предложений (особенно для таких жанров, как выступление на митинге, лозунг): "Не молчите! Не бойтесь! Мы победим!";

* инверсии, позволяющей выделить в предложении главное: "Через шесть лет после нашей революции под угрозой находится не только демократия моей страны, но также систематически искажается верховенство права и продается наша национальная независимость";

* различных риторических приемов, например, таких как риторический вопрос, синтаксический параллелизм: "Как можно мириться с таким положением? Видно же, что никаких объективных оснований для задолженности нет. Какие еще могут быть "первоочередные" расходы местных бюджетов, если не оплачено за потребленный газ?"; "Моя "вина" лишь в том, что в тяжелый кризис мы вместе с вами держали страну. Моя "вина" лишь в том, что я вовремя в кризис выплачивала пенсии и заработные платы, делала все, чтобы страна чувствовала себя стабильно и надежно".

Итак, в лингвистической литературе термин "политический дискурс" употребляется в двух смыслах: узком (дискурс политиков) и широком (формы общения, в которых к сфере политики относится хотя бы одна из составляющих: субъект, адресат либо содержание сообщения). Исходя из того, что цель политического дискурса - борьба за власть, успех которой зависит от поддержки большинства населения, он должен быть открыт для всех членов языкового сообщества и не может быть ограничен институциональными формами общения. Многомерность и сложность политического дискурса проявляются в возможности дифференциации его жанрового пространства по ряду параметров:

а) прототипность - маргинальность жанра в полевой структуре дискурса;

б) институциональность;

в) разграничение устной и письменной речи;

Жанровая принадлежность в значительной степени определяет выбор языковых средств, которые позволяют реализовать цели и функции политического дискурса.