Охранное отделение (охранка). Царская охранка: история, агенты и провокаторы Архивы департамента царского охранного отделения

Тема то конечно известная, но вдруг все же кого то удивят масштабы всего этого, а так же собственно эффективность и результат.

Возможна, одна из причин сталинских репрессий 1930-х — это поиск части «врагов народа» из числа провокаторов царской охранки. К 1917 году охранка имела только штатных агентов около 10 тысяч человек в среде революционных партий. С учётом временных, внештатных агентов («штучников») — более 50 тысяч. К примеру, в числе большевиков, включая верхушку партии, их было более 2 тысяч. Агентами охранки были пронизаны все оппозиционные движения царской России.

При советской власти в 1920-х некоторых из них судили, тогда и вскрылся масштаб инфильтрации агентами охранки оппозиции.

В период с 1880 по 1917 год в архивах Департамента полиции числилось около 10 тысяч секретных сотрудников. И это не полный перечень. Несколько раз ещё до Революции при смене руководства ведомства часть дел на агентов уничтожалась. Значительная часть документов на них была уничтожена в феврале-марте 1917 года при погроме архивов полиции. Общее число агентов, внедрённых в среду оппозиционных партий, могло достигать 20 тысяч человек. Т.е. тех, кто получал деньги за свою деятельность. И это не считая т.н. «штучников» — секретных сотрудников жандармских управлений, поставлявших сведения эпизодически, или порывавших с охранкой после исполнения небольшого числа дел. Вместе с ними число агентов охранки в революционных партиях могло достигать 50 тысяч человек.

Этот факт надо учитывать, когда мы говорим о причинах репрессий 1920-30-х (и даже 1940-50-х). Лишь после Октября 1917 года вскрылся масштаб инфильтрации агентов в среду оппозиции, в том числе большевиков. Паранойя настигла верхушку большевиков, особенно с учётом того, что, как говорилось выше, часть дел на провокаторов была уничтожена. Каждый мог подозревать другого, что тот состоял секретным агентом охранки, тем более к тому времени — к середине 1920-х — уже было известно о деле провокатора Малиновского, возглавлявшего фракцию большевиков в Госдуме, любимчика Ленина, а также о делах ещё десятков провокаторов. Часть большевиков подозревала даже Сталина, что тот был секретным агентом жандармерии, а что уж говорить о менее значительных деятелях партии большевиков.

Более того, многие из провокаторов были двойными агентами — и русской охранки, и заграничных разведок. Это тоже в будущем, в 1920-30-е дало повод ОГПУ/НКВД искать «шпионов под кроватями».

В книге Владимира Игнатова » Доносчики в истории России и СССР» (изд-во «Вече», 2014 г.) рассказывается о постановке системы секретных агентов в Российской империи и СССР. Одна из глав книги рассказывает, как функционировала эта система в позднее царское время. Мы приводим небольшой отрывок из этой главы.

***
Вопреки распространенному мнению, лишь незначительную их часть (секретных агентов) удалось раскрыть до свержения самодержавия.
С полицейскими провокациями социал-демократы сталкивались и раньше. Новым и неожиданным для многих из них явилось вовлечение в провокаторскую деятельность рабочих-передовиков, выдвинувшихся в период первой революции. Подобно тому, как когда-то участники «хождения в народ» идеализировали крестьянство, не избежали идеализации рабочих и интеллигенты-марксисты. В 1909 году Инесса Арманд с горечью и недоумением констатировала: провокаторство становится массовым, оно распространяется «среди интеллигентных рабочих, у которых ведь в противовес личным интересам, несомненно, стоит осознанный классовый инстинкт». «Некоторые здешние товарищи, — писала она, имея в виду Москву, — даже утверждали, что как раз среди интеллигентных рабочих это явление более всего сейчас распространено».

(Разгром полицейского архива в Петрограде (Екатерининский канал, 103) в дни Февральской революции)

В Москве охранка завербовала таких известных в революционной среде рабочих-партийцев, как А.А.Поляков, А.С.Романов, А.К.Маракушев. Имелись провокаторы-рабочие и в Петербурге, например, активно работавшие в союзе металлистов В.М.Абросимов, И.П.Сесицкий, В.Е.Шурканов. Осведомители состояли на учете в Департаменте полиции, на каждого из них заводилось дело, содержавшее сведения о его личности, профессии, членстве в революционных организациях, партийных кличках и т.д. Картотека со сведениями о секретных сотрудниках хранилась в Особом отделе Департамента полиции.

Денег на «осведомление» не жалел». Например, провокатор Р.В.Малиновский, член ЦК партии большевиков, имел жалованье 700 руб. в месяц (жалованье губернатора составляло 500 руб.). Писатель М.А.Осоргин, разбиравший после Февраля архивы охранки, сообщает о курьёзном случае: случайно встретились и заспорили два большевика-подпольщика, принадлежавшие к разным течениям в партии. Оба написали отчёт в охранку о разговоре и о собеседнике — оба были провокаторами. А в партии всего-то было 10 тыс. человек на всю Россию! (из них, как говорилось, выше, только документально удалось выявить 2070 агентов охранки).

Известна деятельность секретного сотрудника Анны Егоровны Серебряковой, стаж сотрудничества с Московским охранным отделением которой насчитывал 24 года. Серебрякова (родилась в 1857 году) кончила Московские высшие женские курсы профессора В.И.Герье, вела политический отдел по иностранной литературе в газете «Русский курьер». Участвовала в работе общества Красного Креста для политических заключённых. Снабжала посетителей своего клуба-салона марксистской литературой, предоставляла квартиру для собраний. В её квартире бывали большевики А.В.Луначарский, Н.Э.Бауман, А.И.Елизарова (старшая сестра В.И. Ленина), В.А. Обух, В.П.Ногин, легальный марксист П.Б.Струве и многие другие. В её доме в 1898 году собирался Московский комитет РСДРП. С 1885 до 1908 года она — секретная сотрудница Московского охранного отделения. Агентурные псевдонимы «Мамаша», «Туз», «Субботина» и другие. После ареста мужа начальник Московского охранного отделения Г.П.Судейкин, под угрозой ареста, вынудил её дать согласие на работу в качестве агента на Департамент полиции.

Она сдала охранке несколько революционных групп, социал-демократическую организацию «Рабочий Союз», руководящие органы Бунда, социал-демократическую организацию «Южный Рабочий», Московский комитет РСДРП. В её «активе» ликвидация нелегальной типографии «Народного права» в Смоленске и многие другие»«заслуги», в том числе арест в 1905 году руководителей комитета по подготовке восстания в Москве. На протяжении своей деятельности в качестве агента Серебрякова ежемесячно получала крупные суммы на содержание из средств Департамента полиции.

Руководители Московского охранного отделения, Департамента полиции и министр внутренних дел П.Столыпин высоко ценили деятельность Серебряковой как агента по борьбе с революционным подпольем. По их инициативе ей выплачивались единовременные пособия. Например, в 1908 году 5000 руб. В феврале 1911 года по ходатайству министра внутренних дел император Николай II утвердил назначение Серебряковой пожизненной пенсии 100 рублей в месяц.

После Октябрьской революции, когда новая власть начала поиск и судебное преследование бывших агентов Департамента полиции, Серебрякова была разоблачена. Судебные заседания по её делу проходили в здании Московского окружного суда с 16 по 27 апреля 1926 года. Учитывая преклонный возраст и инвалидность, суд приговорил Серебрякову к 7 годам лишения свободы с зачётом срока, отбытого в следственном изоляторе (1 год 7 месяцев). «Мамаша» умерла в местах лишения свободы.

(Анна Серебрякова во время судебного процесса в 1926 году)

***
После революции один из доносчиков-большевиков написал Горькому покаянное письмо. Там были такие строки: «Ведь нас много — все лучшие партийные работники». Ближайшее окружение Ленина было буквально нашпиговано агентами полиции. Директор департамента полиции, уже в эмиграции, говорил, что каждый шаг, каждое слово Ленина известно было ему до мельчайших подробностей. В 1912 году в Праге, в обстановке величайшей конспирации, Ленин проводил съезд партии. В числе отобранных, «верных» и проверенных 13 его участников четверо были агентами полиции (Малиновский, Романов, Брандинский и Шурканов), трое из которых представили о съезде подробные доклады полиции.

***
Завербованный Гартингом большевик, член Заграничного бюро ЦК РСДРП Яков Абрамович Житомирский (партийный псевдоним Отцов), до того как начать работать на российскую полицию, работал на немцев. Германской полицией он был завербован в начале 1900-х, когда учился на медицинском факультете Берлинского университета, где организовал социал-демократический кружок. В 1902 году Житомирский занимал видное место в берлинской группе «Искры». В том же году он был завербован Гартингом и стал агентом заграничной агентуры Департамента полиции. Он информировал полицию о деятельности берлинской группы газеты «Искра» и одновременно выполнял поручения редакции газеты и ЦК партии, совершая по её заданиям поездки в Россию. Живя в Париже с конца 1908 по 1912 год, находился в ближайшем окружении Ленина. Информировал Департамент полиции о деятельности социал-демократов, социалистов-революционеров и представителей других левых партий, находящихся в эмиграции. На основании информации, отправленной в Департамент полиции Житомирским, были арестованы известный большевик С.Камо, агенты РСДРП, пытавшиеся сбыть денежные купюры, экспроприированные в одном из российских банков.

Житомирский принимал участие в работе 5-го съезда РСДРП (1907 г.), в пленарных заседаниях ЦК РСДРП в Женеве (август 1908 г.) и в работе 5-й Всероссийской конференции РСДРП в Париже (декабрь 1908 г.). На конференции он был избран в состав Заграничного бюро ЦК РСДРП, а позднее стал членом заграничной агентуры ЦК РСДРП. В годы Первой мировой войны Житомирский остался во Франции, где служил врачом в русском экспедиционном корпусе. После Февральской революции, когда в руки революционеров попали документы парижской агентуры Департамента полиции, был разоблачен как провокатор и скрылся от межпартийного суда в одной из стран Южной Америки.

***
Некоторых революционеров полиция привлекала к сотрудничеству буквально в «обмен на жизнь». Так, незадолго перед казнью дал согласие на сотрудничество с полицией Иван Фёдорович Окладский (1859-1925 гг.), рабочий, русский революционер, член партии «Народная воля». Летом 1880 года Окладский участвовал в попытке покушения на императора Александра II под Каменным мостом в Санкт-Петербурге. Арестован 4 июля 1880 года и на процессе 16-ти приговорён к смертной казни. На суде держался достойно, однако, оказавшись в камере смертников, согласился сотрудничать с Департаментом полиции. В июне 1881 года бессрочная каторга Окладскому была заменена ссылкой на поселение в Восточную Сибирь, а 15 октября 1882 года — ссылкой на Кавказ. По прибытии на Кавказ он был зачислен секретным сотрудником в Тифлисское жандармское управление.

(Иван Окладский во время судебного процесса в 1925 году)

В январе 1889 года Окладский был отправлен в Петербург и стал негласным сотрудником департамента полиции с окладом в 150 рублей. Завязав связи с деятелями петербургского подполья, он предал кружок Истоминой, Фейта и Румянцева, за что 11 сентября 1891 года по докладу министра внутренних дел получил полное помилование, с переименованием в Ивана Александровича Петровского и переводом в сословие потомственных почётных граждан. Окладский служил в Департаменте полиции до самой Февральской революции. Его предательство было раскрыто в 1918 году.

В 1924 году Окладский был арестован и 14 января 1925 года Верховным судом РСФСР был приговорен к смертной казни, заменённой в связи с преклонным возрастом десятью годами лишения свободы. Умер в местах лишения свободы в 1925 году.

***
Судя по числу провокаторов, внедрённых в революционные партии, большевики были не лидерами по радикализму, вызывавшими главный интерес охранки. Из 10 тысяч раскрытых агентов, около 5 тысяч были в составе эсеров. Примерно столько же, сколько у большевиков, было число агентов в еврейских (Бунд и Паолей Цион) и польских левых партиях (2-2,2 тысячи).

источники
http://ttolk.ru/articles/sistema_iz_10_tyisyach_provokatorov_tsarskoy_ohranki_i_paranoyya_stalinskih_repressiy

Зеркало статьи находится по адресу

К ознакомлению предлагаю документальный материал в воспоминаниях последнего начальника Петроградского Охранного отделения Департамента полиции Российской Империи генерал-майора Глобачева К. И. "Правда о русской революции: Воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения":

Петроградское охранное отделение.

Краткое описание: Его организация, Агентурная часть, Следственная часть, Производство обысков, Канцелярия. Наружное наблюдение, Охранная команда, Центральный филерский отряд, Регистрационный отдел, Начальник Отделения, Задачи Охранного отделения, Революционное и рабочее движение, Общественные настроения.

Я был назначен начальником Петроградского охранного отделения в январе 1915 года. Официальное его название было: «Отделение по охранению общее шейной безопасности и порядка в Петрограде», Это был самый крупный из органов местного политического розыска в РОССИИ. Он насчитывал до 600 служащих и подразделялся на следующие отделы:

1) собственно Охранное отделение.
2) Охранную команду.
3) Центральный отряд.
4) Регистрационный отдел.

Собственно Охранное отделение имело такую организацию: агентурная часть, следственная часть, наружное наблюдение, канцелярия и архив.
Агентурная часть являлась базой всего политического розыска, так как здесь сосредотачивались все материалы, полученные непосредственно из агентурных источников. Работа распределялась между опытными жандармскими офицерами и чиновниками, которые заведовали каждый порученной ему частью агентурного освещения. Так, несколько офицеров ведало освещением деятельности партии социал-демократов большевиков, несколько - социал-демократов меньшевиков, несколько социалистов-революционеров и народных социалистов, несколько - общественным движением, несколько группами анархистов и специальный офицер - рабочим движением вообще.

Здание Санкт-Петербургского градоначальства. Гороховая улица, 2.

Каждый из этих офицеров имел своих секретных сотрудников, служивших источниками сведений; он имел личные с ними свидания на конспиративных квартирах и вел этих сотрудников таким образом, чтобы, с одной стороны, оберечь их от возможностей провала, а с другой - наблюдал за правильностью даваемых сведений и недопущением провокации. Полученные сведения, по каждой организации особо проверялись путем наружного наблюдения и перс-крестной агентуры, а затем подробно разрабатывались, то есть делались выяснения и установки лиц и адресов, определялись связи и сношения и т. д. Агентурные сведения после законченной поверки и разработки приобретали таким образом характер полной определенности и достоверности. Когда данная организация была в достаточной степени обследована, то она ликвидировалась и весь материал, изъятый по обыскам, доставлялся в Охранное отделение, именно - в агентурную его часть, где он приводился в порядок, то есть отбиралось все преступное, имеющее характер вещественного доказательства для дальнейшего следствия. Систематизированный материал, списки обысканных и арестованных лиц, а равно и агентурная записка по данному делу передавались в следственную часть.

В следственной части производился допрос арестованных и свидетелей, предъявление вещественных доказательств, осмотр их, дополнительные выяснения, а если нужно, то обыски и аресты, а затем производилась передача всего дела судебному следователю, в губернское жандармское управление или военной власти, смотря по тому, какое направление принимало дело: то есть возбуждалось ли следствие, или дознание в порядке 1035 ст. Устава уголовного судопроизводства, или в административном порядке. Все расследования велись в установленные законом сроки, и арестованные вместе с передачей дела перечислялись дальнейшим содержанием под стражей за подлежащими лицами.

Дом Санкт-Петербургского Градоначальника, Гороховая 2.

Самое производство обысков поручалось полиции, иногда при участии чинов Охранного отделения (в более серьезных случаях) и всегда при участии понятых; весь отобранный материал поименовывался в протоколах, опечатывался и в таком виде из местного полицейского участка доставлялся в Охранное отделение.

Для быстрого выяснения лиц и установки адресов при каждом полицейском участке столицы имелся свой специальный полицейский надзиратель, который производил эту работу и на которого кроме этого возлагалась обязанность два раза в день по телефону сообщать в Охранное отделение о малейших происшествиях в районе участка, а в экстренных и серьезных случаях он делал доклад немедленно. Вся текущая переписка, телеграфные сношения, денежная отчетность, казначейская часть, ведение дел и т. д. сосредотачивались в канцелярии, чем ведал делопроизводитель Отделения.

При канцелярии имелся архив и карточный алфавит, что составляло весьма существенную часть канцелярии, так как в алфавит заносились все лица, когда-либо проходившие по делам Отделения, с ссылками на номера дел и страниц. За несколько лет алфавит представлял весьма солидную регистрацию лиц, прошедших по делам и, таким образом, если нужно было навести справку о любом лице, то это требовало не более пяти минут, О лицах, скомпрометировавших себя чем-либо в прошлом, можно было быстро получить самые подробные сведения. Сведения о лицах, по делам Петроградского охранного отделения не проходивших, получались так же легко при помощи своих полицейских надзирателей или путем телеграфных запросов в местные розыскные органы по всей Российской империи.

Отдел наружного наблюдения состоял из 100 штатных наблюдателей, или филеров, двух заведующих группами чиновников, двух их помощников и небольшой канцелярии (установки, сводки и т. п.). В филеры принимались люди, прошедшие военную службу, преимущественно из унтер-офицеров, грамотные, развитые и хороших нравственных качеств. Для удобства управления и работы филеры делились на две группы, из которых каждая подчинена была своему заведующему наружным наблюдением. Каждой группе давались задачи по наблюдению, согласно чему определялось число наблюдательных постов. Некоторая часть филеров вела наблюдение на извозчичьих пролетках, для чего Охранным отделением содержалось несколько извозчичьих лошадей с упряжками. Значение филерского отряда было весьма важным, так как он являлся проверочным аппаратом агентурных сведений и разработки таковых и, кроме того, подсобным для обследования деятельности и связей данной организации. Все данные наблюдения излагались в дневниках и докладывались ежедневно заведующими группами начальнику Отделения.

Внутренний распорядок Отделения, канцелярское делопроизводство и наблюдение лежали на ответственности помощника начальника Отделения. В течение круглых суток в Отделении дежурили: один офицер, два полицейских надзирателя, дежурный по канцелярии чиновник и дежурные служители и филеры.

Охранная команда состояла из 300 чинов охраны и двух офицеров и была подчинена второму помощнику начальника отделения. Она занимала особое помещение на Морской улице, № 26, где имелись особые классы для инструктирования чинов команды их обязанностям. Назначение охранной команды было: охрана Его Величества по путям Его следования в столице, охрана императорских театров, охрана высочайших особ и охрана некоторых высокопоставленных лиц по мере надобности. В охранную команду принимались лица отборные, самой лучшей репутации, из прошедших ряды армии на должностях унтер-офицеров, хорошо грамотные и развитые.

Центральный филерский отряд состоял из 75 наблюдателей-филеров под командой особого офицера, подчиненного начальнику отделения. Отряд составлялся из особо отборных и опытных филеров и предназначался для обследования серьезных организаций не только в столице, но и вне ее. Части его иногда командировались в провинцию в распоряжение местных розыскных органов для более осторожной и успешной разработки какого-либо дела. Кроме того, чины отряда выполняли и особо секретные задачи по наблюдению и охране. При высочайших проездах на них возлагалась задача наблюдения за линией проезда. Центральный отряд обладал всеми средствами для успеха выполнения ставящихся ему задач, как-то: грим, костюмы и принадлежности мелких уличных торговцев, газетчиков и т. п. Были в нем лица с высшим образованием, были и простые женщины и дамы.

Кабинет начальника Петербургского охранного отделения.

Регистрационный отдел состоял из 30 (число колебалось) полицейских надзирателей и офицера - заведующего отделом, подчиненного начальнику Охранного отделения. Назначение отдела состояло в наблюдении и регистрации неблагонадежного элемента, приезжающего в столицу и проживающего в гостиницах, меблированных домах, комнатах и т. п. Для этого весь город был разделен на районы, в которые входило несколько полицейских участков и которые были в ведении специального полицейского надзирателя. Последний во всех порученных его надзору помещениях имел свою агентуру из гостиничной прислуги, управляющих, швейцаров, дворников и т. д. Таким образом можно было не только собрать сведения о личности заподозренного лица, но и произвести самый тщательный осмотр всего принадлежащего ему имущества, не возбуждая с его стороны никаких подозрений. Кроме того, регистрационный отдел проверял детально и путем телеграфных запросов по местам приписок подлинность и легальность личных документов заподозренных лиц. Эта работа была весьма продуктивна и давала Охранному отделению весьма ценные сведения о прибывающих в столицу лицах. Чины регистрационного отдела, а часто и заведующий таковым, при высочайших выездах на временное пребывание в провинцию, командировались туда заблаговременно для регистрации местного, населения и в помощь местному розыскному органу.

Кабинет начальника Петербургского охранного отделения.

Все отделы Охранного отделения руководились лично начальником Охранного отделения, и им же устанавливался порядок работы. Начальники отделов, офицеры, ведающие агентурой, и чиновники, заведующие наружным наблюдением, делали ежедневно доклады лично или по телефону начальнику Охранного отделения, получая от него все задачи и указания. Ни одна мелочь повседневной жизни столицы не должна была от него ускользнуть.

В обществе укоренилось мнение, что власть начальника Охранного отделения, особенно в Петрограде, была безгранична. Мнение это совершенно ошибочно. Все права и обязанности начальника Охранного отделения были строго регламентированы, и в сфере предупреждения и пресечения государственных преступлений власть его была чрезвычайно ограничена; во-первых, законом, а во-вторых, силою всевозможных влияний лиц, стоящих в служебном положении выше его. Это второе обстоятельство положительно связывало руки начальника Охранного отделения при применении им вполне законных мер в борьбе с революционным движением. Инициатива ликвидации преступных организаций и отдельных лиц, конечно, была в его руках, но приведение в исполнение самой ликвидации требовало санкции по меньшей мере товарища министра внутренних дел или даже самого министра, и такая санкция легко давалась, когда дело касалось подполья, рабочих кружков или ничего не значащих лиц, но совсем иное было дело, если среди намеченных к аресту лиц значилось хоть одно занимавшее какое-либо служебное или общественное положение; тогда начинались всякие трения, проволочки, требовались вперед неопровержимые доказательства виновности, считались со связями, неприкосновенностью по званию члена Государственной думы и проч. и проч. Дело, несмотря на интересы государственной безопасности, откладывалось, или накладывалось категорическое «вето». Бели начальник Охранного отделения в силу исключительной экстренности осуществлял ликвидацию без предварительного доклада, то, во-первых, это ставилось ему на вид, а во-вторых, если в числе арестованных лиц значились лица вышеупомянутой категории, то таковые освобождались в самом непродолжительном времени по приказанию высшего начальства. Естественно, что при таком порядке вещей в том процессе, в котором нарастало революционное и бунтарское настроение, ответственны были главным образом рабочие кружки и периферия, а руководящая интеллигенция ускользала и продолжала делать свое преступное дело.

Офицеры и нижние чины санкт-петербургской полиции.

На точном основании закона и высочайше утвержденных Положений об охране и о местностях, объявленных на военном положении, каждому задержанному предъявлялось обвинение в течение первых же суток и арестованный содержался под стражей не более двух недель - при охранном положении и не более одного месяца - при военном положении, в течение каковых сроков он либо, освобождался за отсутствием достаточных данных, изобличающих его виновность, или перечислялся на основании Устава уголовного судопроизводства за тем лицом, которое производило дальнейшее расследование и направляло дело в подлежащий суд, то есть за судебным следователем или начальником губернского жандармского управления. Арестованные в исключительных случаях содержались день-два при Охранном отделении, но в условиях далеко лучших, чем в общих местах заключений, а затем переводились в городские тюрьмы или арестные дома. Таким образом, начальник Охранного отделения ни роли обвинителя, ни судьи не играл и бессрочно никого держать под стражей не мог, как это принято было думать, а арестовывал только активных революционеров, да и то с большим разбором, и привлекал их к законной ответственности.

Охранное отделение со всеми отделами официально подчинялось Петроградскому градоначальнику, но в сущность и в технику работы его последний не входил. Руководил же Охранным отделением Департамент полиции и главным образом товарищ министра внутренних дел, заведующий политической частью, иногда же и сам министр. Задачи Охранного отделения были очень широки: активная борьба с революционным движением, информация о настроениях разных слоев населения, наблюдение за рабочим движением, статистика ежедневных происшествий, регистрация населения, охрана высочайших особ и высокопоставленных лиц. Кроме того, на Охранное отделение возлагались особые секретные задачи, не имеющие прямого отношения к перечисленным обязанностям, в зависимости от требования Департамента полиции, министра внутренних дел, лица императорской фамилии, а иногда и военных властей. На основании всего осведомительного материала, получаемого Охранным отделением, составлялись доклады, которые представлялись: Департаменту полиции, товарищу министра внутренних дел, министру, градоначальнику, главнокомандующему Петроградским военным округом и дворцовому коменданту. Таким образом, все эти лица были в курсе политического положения и настроений текущего момента. С характером этих докладов можно отчасти ознакомиться по тем отрывкам, которые цитируются в статье Блока, напечатанной в IV томе «Архива русской революции». По этим выдержкам можно судить, что не было почти вопроса, который не был освещен Охранным отделением так, как это было в действительности, и что неизбежность близкой катастрофы была ясна.

Кроме письменных докладов, ежедневно начальником Охранного отделения делались и устные доклады:

Директору Департамента полиции, градоначальнику и товарищу министра внутренних дел. В экстренных случаях министру и главнокомандующему.

Канцелярия 2-го полицейского участка Спасской части СПб. Фото К. Буллы. Около 1913-го года.

Охранное отделение, как и все прочие органы политического розыска в империи, было прекрасно налаженным в техническом отношении аппаратом для активной борьбы с революционным движением, но оно совершенно было бессильно бороться с все нарастающим общественным революционным настроением будирующей интеллигенции, для чего нужны были другие меры общегосударственного характера, от Охранного отделения не зависящие. В этой области Охранное отделение давало только исчерпывающие информации, советы и пожелания, которые упорно обходились молчанием.
Что касается борьбы с подпольным революционным движением, то таковая велась Охранным отделением весьма продуктивно и успешно, и определенно можно сказать, что работа тайных сообществ и организаций в России никогда не была так слаба и парализована, как к моменту переворота.

В Петрограде за последние два года до революции проявлялась деятельность следующих революционных организаций: партии социалистов-революционеров, Российской социал-демократической партии большевиков и меньшевиков и различных анархических групп. Первая влачила жалкое существование до 1916 г., с какового времени как действующая организация прекращает совершенно свое существование. Партия с.-д. большевиков, наиболее жизненная, рядом последовательных ликвидации приводилась к полной бездеятельности, но все-таки имела влияние на рабочую среду и боролась за свое существование. Партия с.-д. меньшевиков главным обраом использовала легальные возможности, как-то: профессиональные союзы, культурно-просветительные общества, Центральный военно-промышленный комитет и т. д. С вхождением меньшевиков в последний влияние их на рабочие круги Петрограда значительно возросло. Анархические группы возникали время от времени, и число их возрастало по мере приближения к моменту революции. Эти группы положительно целиком ликвидировались, и члены их в момент переворота почти все содержались по тюрьмам в ожидании суда. Революция автоматически освободила из-под стражи всех анархистов и родственный им уголовный элемент, чем и объясняется рост анархического движения при Временном правительстве; достаточно вспомнить черные автомобили, дачу Дурново, Московскую заставу и т. д.

Когда, уже после революции, я и члены бывшего императорского правительства содержались под стражей в Министерском павильоне Государственной думы, то бывшие арестованные за принадлежность к разным политическим организациям и освобожденные из мест заключений в революционном порядке, посещали нас и высказывали удивление, почему произошел так удачно переворот, что это для них настоящий сюрприз и что отнести это на свой счет они не могут. И действительно, какими собственно, силами они обладали к моменту переворота? Все, что было талантливого и наиболее энергичного у них, находилось в эмиграции, в ссылках или было рассажено по тюрьмам. Уже только после переворота все это бросилось в столицу, боясь опоздать, так сказать, к дележу общественного пирога или шапочному разбору. Из более видных большевистских деятелей, например, которые впоследствии заняли служебные посты при правительстве Ленина, были в России: Подвойский, служивший в городской управе, но в 1916 г. арестованный, и Александр Шляпников, прибывший незадолго до переворота из-за границы нелегал, проживавший в Петрограде по чужому паспорту, но и он был намечен к задержанию в самом непродолжительном времени.

Работа всех подпольных организаций базировалась на рабочих массах Петрограда. Число рабочих в столице во время войны, а в особенности к 1917 г., значительно возросло по сравнению с довоенным временем благодаря тому, что все почти крупные предприятия и мелкие, значительно расширенные, работали на оборону. Общее число рабочих в Петрограде достигло цифры 300 ООО человек. Настроение рабочих масс изменялось в соответствии с нашими успехами или поражениями на театре войны, и оно столько же было чутко, как и настроение всех прочих слоев населения к внешним успехам. Уже с начала 1915 г. создавалась последовательно весьма благоприятная почва для революционной пропаганды, но так как подпольные организации были недостаточно сильны, чтобы всецело руководить рабочим классом, то агитация велась главным образом за улучшение материального положения с постепенным переходом к чисто политическим требованиям.

Экономическое положение страны, испытывающей кризис благодаря небывалой по своим размерам войне, вполне способствовало этой агитации. 1915 и 1916 гг. отмечаются прогрессирующей борьбой рабочих с работодателями путем экономических забастовок. Но заводы и фабрики бастовали порознь: одни кончали забастовку, другие начинали; иногда бастовали и целые группы предприятий; число бастующих иногда доходило до 200 000, но никогда забастовка не превращалась в общую. Забастовки кончались почти всегда удовлетворением требований рабочих, то есть заработная плата повышалась. Бывали и политические однодневные забастовки, но особого успеха не имели и не захватывали всей рабочей массы. Эти забастовки обыкновенно приурочивались к годовщинам разных политических событий, например, 9 января - память революции 1905 г., 4 апреля - память Ленских событий, и др.
После Циммервальдовской и Киентальской социалистических конференций 1915 г. в рабочие массы Петрограда под влиянием агитации проникли новые пораженческие лозунги, принятые на этих конференциях. К пораженческому движению примкнули все социал-демократы большевики и часть социалистов-революционеров с Керенским во главе. Все рабочие группы, примкнувшие к пораженческому движению под лозунгом «война войне», тем не менее работ на оборону не бросали и даже не саботировали их. Вообще упорство в забастовках являлось невыгодным, так как приходилось иначе, как военнообязанным, идти на фронт.

Но в общем настроение рабочих масс нельзя было назвать враждебным по отношению к существующему порядку, и если были между ними пораженцы, то все-таки большая часть искренно верила в победу, и не из страха быть отправленными на фронт, а из сознания долга перед Родиной и собратьями. Материальное положение петроградских рабочих было весьма удовлетворительно, ибо, несмотря на все растущую дороговизну жизни, заработная плата прогрессировала и не отставала от ее требований. Можно сказать, что в материальном отношении петроградские рабочие были в гораздо лучших условиях, чем прочее население столицы. Например, контингент служащих на государственной службе был гораздо менее обеспеченным, чем рабочие.
При прогрессирующей дороговизне мелкие чиновники буквально голодали, и если жалование их иногда и повышалось, то прибавки всегда почти запаздывали против потребностей жизни. Это было отчасти причиной создания целого класса озлобленного чиновничьего пролетариата.

Население Петрограда, насчитывавшее до войны едва один миллион людей, возросло к концу 1916 г. до трех миллионов (считая окрестности), что, конечно, создало вместе с прогрессирующей дороговизной весьма тяжелые и прочие условия жизни (квартирный вопрос, продовольственный, топлива, транспорта и пр.). Все духовные интересы этого трехмиллионного населения естественно сосредотачивались на течении военных действий и на внутреннем экономическом и политическом положении страны. Население чутко реагировало на всякие изменения на фронте, на все то, что говорилось в народе, на рынках, в Государственной думе, Государственном совете, в печати, что делалось при Дворе и в правительстве. Каждое новое известие и слух варьировался и обсуждался каждым по собственному умозрению и желанию. Общество большей частью питалось всевозможными вздорными и ложными слухами, где умышленно искажалась истина.

Всякие неудачи, как внешние, так и внутренние, объяснялись всегда почти изменой или предательством, и все несчастья относились на счет Государя, его Двора и его министров. Государственная дума задавала тон всему и использовала тяжелое время государственной жизни для революционирования народа. Она не была деловым представительным органом, обязанным поднять в такие тяжкие минуты патриотические чувства и объединить всех на желании оказать помощь Государю и его правительству, а наоборот, она была тем оппозиционным центром, который использовал момент исключительного напряжения страны для революционного возбуждения всех классов населения против существующего порядка. Когда образовался «прогрессивный блок» из членов Государственной думы и Государственного совета, то стало ясно, что русскому правительству и престолу объявлена была жестокая война изнутри. К мнению этих народных представителей прислушивался не только Петроград, но и вся Россия, считая, что одновременно ведется война с врагом внешним и внутренним в лице монарха и его правительства. Словом, смело можно было сказать, что к концу 1916 г. создалось такое настроение, что в лагере правительственном никого уже почти нет и что в случае решительной на него атаки, никто не станет на его защиту.

Пресса, предназначенная к тому, чтобы отражать настроения общества, в действительности сама создавала эти настроения в явно оппозиционном и революционном направлении. Даже такие полуофициозы, как «Новое время», становились на сторону пресловутой общественности и на путь борьбы с правительством; что же уже говорить о других газетах, находившихся в верных руках людей левого лагеря. Военная цензура, изымавшая часть печатного материала уже после его набора, заставляла выходить газеты с большим числом пропуском (белых мест), что создавало им еще большую популярность как органам, борющимся якобы за право и истину.
Вот та обстановка, в условиях которой протекала работа Охранного отделения в Петрограде. Когда не только общественность, но даже правительственные органы, сами министры, военная власть, представительные органы и даже лица, окружающие Государя, борьбе с все нарастающим революционным движением не только не сочувствовали, но наоборот, одни сознательно, а другие бессознательно толкали Россию в пропасть.

Февральский переворот 1917 года.

Впоследствии, в первые дни после переворота, Керенский и его ближайшие сотрудники старались объяснить стрельбу из пулеметов тем, что пулеметы якобы были заранее расставлены по распоряжению Хабалова, Протопопова, Балка и моему и что из пулеметов якобы стреляла полиция, но такое обвинение никакой критики не выдержало и ему пришлось от этой глупости отказаться,
так как никаких доказательств он не собрал, а, кажется, наоборот были собраны все данные, что на первых порах стреляли из пулеметов рабочие.

Керенскому нужно было пустить такое обвинение, чтобы как можно больше разжечь ненависть темных масс против старого порядка вообще и против полиции в частности.

Те зверства, которые совершались взбунтовавшейся чернью февральские дни по отношению к чинам полиции, корпуса жандармов и даже строевых офицеров, не поддаются описанию. Они нисколько не уступают тому, что впоследствии проделывали со своими жертвами большевики в своих чрезвычайках.

Я говорю только о Петрограде, не упоминая уже о том, что, как всем теперь известно, творилось в Кронштадте. Городовых, прятавшихся по подвалам и чердакам, буквально раздирали на части некоторых распинали у стен, некоторых разрывали на две части, привязав за ноги к двум автомобилям, некоторых изрубали шишками. Были случаи, что арестованных чинов полиции и кто из чинов полиции не успел переодеться в штатское платье и скрыться, так беспощадно убивали. Одного, например, пристава привязали веревками к кушетке и вместе с нею живым сожгли. Пристава Новодеревенского участка, только что перенесшего тяжелую операцию удаления аппендицита, вытащили с постели и выбросили ил улицу, где он сейчас же и умер. Толпа, ворвавшаяся в губернское жандармское управление, жестоко избила начальника управления генерал-лейтенанта Волкова, сломала ему ногу, после чего потащила к Керенскому в Государственную думу. Увидав израненого и обезображенного Волкова, Керенский заверил его, что он будет находиться в полной безопасности, но в Думе его не оставил и не отправил в госпиталь, что мог сделать, а приказал отнести его в одно из временных мест заключений, где в ту же ночь пьяный начальник караула его застрелил. Строевых офицеров особенно в старших чинах, арестовывали на улицах и избивали. Я лично видел генерал-адъютанта Баранова, жестоко избитого во время ареста на улице и приведенного в Государственную думу с забинтованной головой.

В эти дни по городу бродили не известные никому группы лиц, производившие чуть ли не повальные обыски, сопровождаемые насилием, грабежом и убийством, под видом якобы розыска контрреволюционеров. Некоторые квартиры разграбливались дочиста, причем награбленное имущество, до мебели включительно, откровенно нагружалось на подводы и на глазах у всех увозилось. Подвергались полному разгрому не только правительственные учреждения, но сплошь рядом и частные дома и квартиры Например, собственный дом графа Фредерикса был разграблен и целиком сожжен.
Таких примеров можно было бы привести сколько угодно. Все это Керенский называл в то время «гневом народным».

Константин Иванович Глобачев (24 апреля (6 мая) 1870 - 1 декабря 1941, Нью-Йорк, США) - русский полицейский администратор, начальник Петроградского охранного отделения, генерал-майор. Брат полковника В. И. Глобачева и генерал-майора Н. И. Глобачева.

Закончил кадетский корпус и 1-е военное Павловское училище, два класса Николаевской академии Генерального штаба. В ОКЖ с 1903 г. - адъютант Петроковского ГЖУ, в резерве при Бакинском и Гродненском ГЖУ (1904), начальник ЖУ в Лодзинском и Ласском уездах (с 1905), начальник Варшавского охранного отделения (с 1909), начальник Нижегородского ГЖУ (с 1912), начальник Севастопольского ЖУ (с 1914), начальник Петроградского охранного отделения (с 1915), в 1915 г. - генерал-майор.

Справочные материалы:

1) Глобачев К. И. Правда о русской революции: Воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения. - М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2009.
2) Газетные иллюстрации "Петроградская газета" из Президентской библиотеки.
3) Часть фотографий позаимствована из ГУ МВД России по г.Санкт-Петербургу и Ленинградской области, и государственного музея политической истории России.

УДК 341.741

Н. И. Свечников, А. С. Кадомцева

НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ОХРАННЫХ ОТДЕЛЕНИЙ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ

Аннотация. В статье приведены результаты исследований деятельности охранных отделений России в конце Х1Х и в начале ХХ в. Представлен краткий анализ причин, вызвавших потребность в органах политического сыска, и правовых актов, регламентировавших их организацию и функционирование. Дана оценка обоснованности и правильности упразднения охранных отделений.

Ключевые слова: правопорядок, охранное отделение, политический сыск, жандармский корпус, департамент полиции, розыскное отделение, филер, агент, осведомитель, надзиратель, революционное сообщество, негласное наблюдение.

Поддержание правопорядка и безопасности в стране является одной из важнейших функций государства. Проблема правового регулирования деятельности правоохранительных органов, особенно органов, призванных осуществлять оперативно-разыскную деятельность, была актуальной всегда. Знание исторических корней и традиций правового регулирования деятельности системы политического сыска Российской империи может быть использовано в становлении современной системы правоохраны и позволит избежать ошибок, допущенных в прошлом. С этой целью необходимо проанализировать способы, с помощью которых Российское государство стремилось узаконить деятельность охранных отделений; изучить не только сущность нормативных актов, но и эффективность их примененъия. Для того, чтобы деятельность правоохранительных органов вообще и органов внутренних дел в частности была качественной и эффективной, необходимо, опираясь на исторический опыт, выявить, какие мероприятия могут быть полезны.

В XIX в. активизировалось революционное движение в России, в связи с этим возникла потребность в создании специального органа, который занимался бы своевременным обнаружением «вредных» лиц, сбором информации о них и отсылкой их в жандармские корпуса. Существующие Жандармские управления были недостаточно приспособлены к ведению политического сыска в среде революционно настроенной интеллигенции. Это и послужило поводом для учреждения приказом министра внутренних дел первого в России Санкт-Петербургского (при градоначальнике) «Отделения по охранению порядка и спокойствия в столице» в 1867 г. Его штат состоял всего из 21 служащего -начальника, 4 чиновников для поручений, 12 полицейских надзирателей, делопроизводителя, его помощников и секретаря. В декабре 1883 г. было принято Положение «Об устройстве секретной полиции в Империи», определившее статус и задачи «особых розыскных отделений» - органов секретной полиции, ведавших «охранением общественного порядка и спокойствия» . Охранное отделение подчинялось непосредственно Департаменту полиции Министерства внутренних дел и руководствовалось Инструкцией от 23 мая 1887 г. «Состоящему в управлении С.-Петербургского градоначальника отделению по охранению общественной безопасности и порядка в столице» . Позже розыскные отделения появились в Москве и Варшаве, однако сфера деятельности революционных организаций уже вышла за границы названных городов .

Московское охранное отделение было создано в 1880 г. Вначале оно являлось малочисленным, штат его, например, в 1889 г. составлял всего шесть человек. Но существо-

Экономика, социология, право

вал и другой неофициальный штат, состоявший из «охранной наружной службы», т.е. филеров и агентов-осведомителей, «работающих» в рядах революционных групп (внутренняя агентура). По смете Московского охранного отделения в 50 тыс. руб. 60 % составляли расходы на наружное наблюдение, розыски и содержание агентуры . В 1897 г. «для наблюдения за лицами, отданными за политическую неблагонадежность под надзор полиции...» была учреждена должность полицейского надзирателя при Отделении по охранению общественной безопасности и порядка в Москве и разработана Инструкция полицейским надзирателям при отделении по охранению общественной безопасности и порядка в Москве .

В структуре охранных отделений, кроме канцелярии, как правило, секретного делопроизводства, имелись два отдела: наружного наблюдения и агентурный (отдел внутреннего наблюдения). В агентурных отделах разрабатывались данные, полученные от осведомителей и путем перлюстрации писем в так называемых «черных кабинетах» при почтамтах. Анализ полученных сведений составлял сущность работы каждого охранного отделения. Все остальные подразделения являлись вспомогательными. На правильную организацию и функционирование агентуры были направлены все усилия начальника отделения и его сотрудников - жандармских офицеров. Секретные агенты являлись предметом постоянных забот и попечения всего Департамента полиции. Об агентуре говорилось в циркулярах Департамента, адресованных начальникам охранных отделений и губернским жандармским управлениям .

В августе 1902 г. было принято Положение «О начальниках розыскных отделений» для некоторых местностей империи: «.где замечается особо усиленное развитие революционного движения, учреждаются розыскные отделения, на начальников коих возлагается заведование политическим розыском, т.е. наружным наблюдением и секретной агентурой, в известном определенном районе» .

Для филеров розыскных и охранных отделений в октябре 1902 г. была выпущена Инструкция филерам Летучего отряда и филерам розыскных и охранных отделений с четкими предписаниями их действий. Например, в п. 21 рекомендуется: «При осуществлении наблюдения необходимо всегда действовать так, чтобы не обратить на себя внимания, не ходить заметно тихо и на одном месте в течение продолжительного времени не оставаться» .

Цель создания охранных отделений наглядно определена в нормативных документах, которые регламентировали их деятельность. Важную гарантию оперативности в деятельности охранных отделений и других сыскных органов составляла возможность их непосредственного взаимодействия. Нормы Положения об охранных отделениях указывали, что «14. Начальники отделений с Департаментом полиции, начальниками районных охранных отделений, жандармских управлений и их помощниками, а равно губернскими и уездными учреждениями и между собою - сносятся непосредственно» . Если жандармские управления устанавливали необходимость проведения следственных действий по делам политического характера, требовалось получить согласие начальника охранного отделения. Такое согласие было закреплено с момента учреждения охранных отделений. Так, в § 19 Временного положения об охранных отделениях от 27 июня 1904 г. указывалось, что «без предварительного уведомления начальника охранного отделения в районе его наблюдения чинами корпуса жандармов не могут быть производимы никакие обыски и аресты» . Таким образом, видно, что охранные отделения постепенно начинают выполнять часть функций, которые были свойственны жандармским управлениям, что не могло не вызывать определенных противоречий в работе этих органов, ведающих политическим сыском.

На протяжении всего периода существования охранных отделений проводится реформирование их структуры. Для объединения и направления деятельности местных ор-

ганов, ведающих политическим розыском в Империи, были учреждены районные охранные отделения. 14 декабря 1906 г. было утверждено Положение о районных охранных отделениях. Они были созданы в таких крупных городах, как Петербург, Москва, Самара, Харьков, Киев, Одесса, Вильно, Рига. Для приближения управления к низовым органам было образовано восемь охранных округов. В состав охранного округа входили районные охранные отделения нескольких губерний. Положение устанавливало, что «§ 7. Одной из главнейших задач начальников районных охранных отделений является учреждение центральной внутренней агентуры, могущей освещать деятельность революционных сообществ, вверенной его надзору области...» .

Положением об охранных отделениях от 9 февраля 1907 г. уточнялась деятельность охранных отделений, например в § 24: «В деятельности охранных отделений должны быть различаемы: а) расследования в видах предупреждения и обнаружения преступных деяний государственных. и б) исследования политической благонадежности отдельных лиц.», и конкретизировались способы ее реализации, в § 25: «...собирание сведений о замышляемом или совершенном преступлении политического характера производится способами, указанными в 251 ст. Уст. Угол. Суд., то есть путем розысков (секретная агентура), словесных расспросов и негласного наблюдения (через секретных сотрудников и филеров)» .

Основная цель и сущность мероприятий, проводимых сотрудниками охранных отделений, были представлены в Инструкции начальникам охранных отделений по организации наружных наблюдений 1907 г. Так, в ст. 2 разъяснялось, что «.наибольшую выгоду из наружного наблюдения можно получить только при строгом сообразовании его с указаниями внутренней агентуры на значение наблюдаемых лиц и намеченных филерами событий». Кроме того, ст. 10 определяла одну из функций начальников: «К 5-му числу каждого месяца начальники охранных отделений представляют в Районные охранные отделения и в Департамент полиции списки лиц, проходивших по наблюдению, по каждой организации отдельно, с полной установкой знакомых, фамилия, имя, отчество, звание, занятие, кличка по наблюдению и по организации и кратким указанием причин наблюдения» .

Анализ материалов проведенных исследований позволяет сделать вывод о том, что охранные отделения наиболее активно взаимодействовали с жандармскими управлениями. Это обстоятельство было обусловлено аналогичностью возлагаемых на них функций, поскольку и жандармские управления проводили аресты, дознания и вели следствие по делам о государственных преступлениях. Таким образом, охранные отделения и жандармские управления осуществляли политический розыск, собирали необходимую информацию .

Основной целью политического розыска было «.определение и выяснение как отдельных лиц, так и целых организаций, стремящихся к изменению в стране существующего политического строя, и пресечение их деятельности». Весь политический сыск в России, как отмечают исследователи, базировался на «трех китах»: на внутренней агентуре, наружном наблюдении и перлюстрации корреспонденции .

Как уже отмечалось, возглавлял охранное отделение начальник, подчиняющийся Департаменту полиции или начальнику районного охранного отделения. В Положении об охранных отделениях от 9 февраля 1907 г. указывалось: «§ 5 Вмешательство других учреждений и лиц, кроме Департамента полиции и начальников районных охранных отделений, в деятельность местных охранных отделений не может иметь места» .

Изначально охранные отделения создавались как органы, основной функцией которых было наблюдение и предупреждение на основе полученной информации преступлений. Основная роль в политическом розыске (непосредственно ведение следствия, в том числе осуществление следственных действий) отводилась жандармским управлениям. Право самостоятельно провести обыск или арест охранным отделениям первона-

Экономика, социология, право

чально было предоставлено только в исключительной ситуации, когда невозможно было получить согласие начальника жандармского управления и обеспечить участие его чинов. По общему правилу, когда время и ситуация позволяли более тщательно разобраться и сообщить о предполагаемых мерах начальнику губернского жандармского управления, самостоятельность охранных отделений была ограничена его согласием. Причем после сообщения о планируемых следственных действиях они проводились жандармским управлением. Постепенно (в частности с 1907 г. в связи с принятием Положения об охранных отделениях) полномочия охранных отделений расширяются. Теперь без взаимодействия с охранными отделениями не происходит ни одно следственное действие со стороны губернских жандармских управлений по делам политически значимого характера . С принятием Положения об охранных отделениях от 9 февраля 1907 г. согласия начальника губернского жандармского управления не требовалось. Начальник охранного отделения должен был принимать все меры к сосредоточению в своих руках всего розыскного дела. Чины корпуса жандармов и общей полиции, получая из негласного источника сведения, относящиеся к политическому розыску, обязаны были сообщать их начальнику охранного отделения. Оценивая поступившую информацию по делам политического сыска, он принимал решение о производстве обысков, выемок и арестов .

Кроме того, существовало правило о том, что информация по политическим делам должна быть сосредоточена в охранных отделениях. Чины корпуса жандармов и общей полиции должны были передавать всю полученную информацию по таким делам в охранные отделения. В этих целях начальникам охранных отделений надлежало принимать все возможные меры к установлению «правильных» отношений с начальниками жандармских управлений, офицерами корпуса жандармов, а также с прокурорским надзором и судебными следователями. Особо следует отметить, что если в охранных отделениях фиксировалась информация, имеющая значение, выходящее за пределы вверенного района, то она подлежала сообщению непосредственно в Департамент полиции, а также в районное охранное отделение .

Охранные отделения взаимодействовали с местными губернскими властями и губернскими жандармскими управлениями при представлении информации для выдачи свидетельств о политической благонадежности лиц. Эти свидетельства запрашивали у местных губернских властей различные правительственные и общественные учреждения относительно политической благонадежности лиц, ходатайствующих о поступлении на государственную или общественную службу .

Таким образом, в системе органов власти начала ХХ в. охранные отделения занимали особое место. Власть стремилась полностью скрыть их истинное предназначение, что было обусловлено секретным характером их деятельности и важностью выполняемых задач. Охранные отделения являлись важным звеном в системе органов государственной безопасности Российского государства. Широкий перечень предоставленных охранным отделениям полномочий, обусловленный необходимостью и важностью политического сыска, возможность взаимодействия на этом основании практически с любым органом власти или должностным лицом, дублирование некоторых функций иных государственных органов (жандармских управлений) характеризуют охранные отделения как органы государственной безопасности, обладавшие особым правовым статусом .

Интересен еще и тот факт, что среди сотрудников охранных отделений существовало негласное правило при ликвидации выявленных революционных организаций всегда оставлять на свободе несколько народовольцев: «Если в стране не будет революционеров, то не будут нужны и жандармы, то есть мы с вами, господин Рачковский1, ибо некого

1 Петр Иванович Рачковский (1851-1910) - русский полицейский администратор. Действительный статский советник, глава заграничной агентуры Департамента полиции в Париже, вицедиректор Департамента полиции в 1905-1906 гг.

Вестник Пензенского государственного университета № 2 (10), 2015

будет выслеживать, сажать, казнить... Мы должны поставить работу охранных отделений таким образом, чтобы обязательно создать у государя императора впечатление, что опасность со стороны террористов для него исключительно велика и только наша самоотверженная работа спасает его и его близких от гибели. И, поверьте, нас осыпят всевозможными милостями» .

25 апреля 1913 г. В. Ф. Джунковский1 вступил в должность товарища министра внутренних дел и начал работу по ликвидации охранных отделений и по борьбе с разросшейся сетью секретных агентов, которая, по его мнению, уже не укладывалась в рамки целесообразности и законности. Так, спустя два месяца после своего назначения В. Ф. Джунковский распорядился упразднить все охранные отделения, за исключением основных (они сохранились в Санкт-Петербурге, Москве и Варшаве, а в некоторых отдаленных губерниях их статус был понижен до розыскных отделений). Принятие решения было мотивировано тем, что районные охранные отделения отдалились от работы «по живому руководству розыском на местах и, углубившись главным образом в канцелярскую работу, лишь замедляют поступление сведений о революционном движении. понижая осведомленность. о положении в каждый ближайший момент розыскного дела» . Кроме того, к 1913-1914 гг. система жандармских управлений окрепла и методы их работы были достаточно отлажены. По мнению некоторых исследователей, охранные отделения были упразднены «как излишнее промежуточное звено в громоздком аппарате политического сыска в России» .

Анализируя причины ликвидации охранных отделений, можно сделать вывод о том, что появление новых учреждений политического сыска было обосновано исключительно ростом политической активности населения, недовольного самодержавием. Эффективное противодействие охранных отделений политической оппозиции (революционным силам) привело к снижению революционной напряженности, как следствие, к функциональной невостребованности и экономической нецелесообразности их содержания. К одной из причин упразднения охранных отделений относят специфическое руководство Департаментом полиции, негативно относившейся к «выскочкам из охранки», к положению, при котором губернские жандармские управления уходили на второй план .

Упразднение охранных отделений в период, когда они являлись одними из ключевых правоохранительных органов , стоящих на страже государства, порождает много вопросов, требующих дальнейшего изучения.

Список литературы

1. Полиция России: Документы и материалы. 1718-1917 гг./ сост.: А. Я. Малыгин, Р. С. Мулукаев, Б. В. Чернышев, А. В. Лобанов. - Саратов: СЮИ МВД России, 2002. - 400 с.

2. Заварзин, П. П. Жандармы и революционеры / П. П. Заварзин. - Париж: Изд. автора, 1930. -256 с.

3. Кошель, П. А. История сыска в России / П. А. Кошель. - URL: http://www.Gumer.info/ bibliotek_Buks/History/koshel/15.php

4. Калинин, Н. В. Деятельность охранных отделений (конец XIX - начало XX в.) / Н. В. Калинин // Известия вузов. Правоведение. - 2008. - № 2. - С. 203-210.

5. Инструкция филерам Летучего отряда и филерам розыскных и охранных отделений, 31.10.1902. - URL: http://www.regiment.ru/Doc/B/I/3.htm

6. Положение об охранных отделениях от 9 февраля 1907 г. - URL: www.hrono.ru/dokum/190_dok/19070209polic.html

1 Владимир Федорович Джунковский (1865-1938) - российский политический, государственный и военный деятель, товарищ министра внутренних дел и командующий Отдельным корпусом жандармов (1913-1915).

Экономика, социология, право

http://www.regiment.ru/Doc/C/I/4.htm

http://www.regiment.ru/Doc/B/I/7.htm

9. Инструкция начальникам охранных отделений по организации наружного наблюдения, 1907 г. - URL: http://www.regiment.rU/Doc/B/I/15.htm

10. Колпакиди, А. Специальные службы Российской империи / А. Колпакиди, А. Север. - М. : Эксмо, 2010. - 768 с.

11. Жухрай, В. Тайны царской охранки: авантюристы и провокаторы / В. Жухрай. - М. : Политиздат, 1991. - 337 с.

12. Реент, Ю. А. Общая и политическая полиция России (1900-1917 гг.) : моногр. / Ю. А. Реент. -Рязань: Узорочье, 2001.

13. Зернов, И. В. Борьба с терроризмом в российской империи в конце ХХ - начале ХХ в.: Историко-правовые аспекты внутренней политики / И. В. Зернов, В. Ю. Карнишин // Вестник ПГУ. - 2014. - № 4. - С. 2-7.

14. Колемасов, В. Н. Деятельность органов объединенного государственного политического управления Средне-Волжского края по борьбе с преступностью в первой половине 1930-х гг. / В. Н. Колемасов // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Общественные науки. - 2012. - № 4. - С. 34-40.

Свечников Николай Иванович

кандидат технических наук, кандидат юридических наук, доцент, заведующий кафедрой правоохранительной деятельности,

Пензенский государственный университет E-mail: [email protected]

Кадомцева Алина Сергеевна

студентка,

Пензенский государственный университет E-mail: [email protected]

УДК 341.741 Свечников, Н. И.

Некоторые особенности деятельности охранных отделений Российской империи / Н. И. Свечников, А. С. Кадомцева // Вестник Пензенского государственного университета. - 2015. - № 2 (10). - C. 64-69.

Svechnikov Nikolay Ivanovich

candidate of technical sciences, candidate of juridical sciences, associate professor, head of sub-department of law enforcement, Penza State University

Kadomtseva Alina Sergeevna

Охранное отделение появилось в России в 1860-х годах, когда страну захлестнула волна политического террора. Постепенно царская охранка превратилась в тайную организацию, сотрудники которой, помимо борьбы с революционерами, решали свои частные задачи.

Специальная агентура

Одну из важнейших ролей в царской охранке играла так называемая специальная агентура, незаметная работа которой позволяла полиции создать эффективную систему слежки и профилактики оппозиционных движений. В их число входили филеры – «агенты наружного наблюдения» и стукачи – «вспомогательные агенты».

Накануне Первой мировой войны насчитывалось 70 500 стукачей и около 1000 филеров. Известно, что ежедневно в обеих столицах на службу выходило от 50 до 100 агентов наружного наблюдения.

На место филера был довольно строгий отбор. Кандидат должен был быть «честным, трезвым, смелым, ловким, развитым, сообразительным, выносливым, терпеливым, настойчивым, осторожным». Брали обычно молодых людей не старше 30 лет с неприметной внешностью.

Стукачей нанимали большей частью из среды швейцаров, дворников, конторщиков, паспортистов. Вспомогательные агенты обязаны были доносить о всех подозрительных личностях работавшему с ними участковому надзирателю.
В отличие от филеров стукачи не были штатными сотрудниками, а поэтому постоянного жалования не получали. Обычно за сведения, которые при проверке оказывались «основательными и полезными», им выдавалось вознаграждение от 1 до 15 рублей. Иногда с ними расплачивались вещами. Так, генерал-майор Александр Спиридович вспоминал, как купил одному из осведомителей новые калоши. «И проваливал же он потом своих сотоварищей, проваливал с каким-то остервенением. Вот что наделали калоши», – писал офицер.

Перлюстраторы

Были в сыскной полиции люди, выполнявшие довольно неблаговидную работу – чтение личной переписки, называемую перлюстрацией. Эту традицию еще до создания охранного отделения ввел барон Александр Бенкендорф, называя ее «делом весьма полезным». Особенно активным чтение личной переписки стало после убийства Александра II.

«Черные кабинеты», созданные еще при Екатерине II, работали во многих городах России – Москве, Санкт-Петербурге, Киеве, Одессе, Харькове, Тифлисе. Конспирация была такова, что сотрудники этих кабинетов не знали о существовании контор в других городах.
Некоторые из «черных кабинетов» имели свою специфику. Согласно газете «Русское слово» за апрель 1917 года, если в Санкт-Петербурге специализировались на перлюстрации писем сановников, то в Киеве изучали корреспонденцию видных эмигрантов – Горького, Плеханова, Савинкова.

По данным за 1913 год было вскрыто 372 тыс. писем и сделано 35 тыс. выписок. Такая производительность труда поражает, учитывая, что штат перлюстраторов составлял всего 50 человек, к которым присоединялись 30 почтовых работников.
Это была довольно продолжительная и трудоемкая работа. Иногда письма приходилось расшифровывать, копировать, подвергать действию кислот или щелочей, чтобы выявить скрытый текст. И только затем подозрительные письма переправлялись розыскным органам.

Свои среди чужих

Для более эффективной работы охранного отделения Департамент полиции создал разветвленную сеть «внутренней агентуры», внедряющейся в различные партии и организации и осуществляющей контроль над их деятельностью. Согласно инструкции по вербовке секретных агентов предпочтение отдавалось «подозревавшимся или уже привлекавшимся к политическим делам, слабохарактерным революционерам, разочаровавшимся или обиженным партией».
Оплата секретных агентов варьировалась от 5 до 500 рублей в месяц в зависимости от статуса и приносимой пользы. Охранка поощряла продвижение своих агентов по партийной лестнице и даже помогала им в этом деле арестом членов партии, стоящих рангом выше.

С большой осторожностью в полиции относились к тем, кто добровольно изъявлял желание послужить охране государственного порядка, так как в их среде оказывалось много случайных людей. Как показывает циркуляр Департамента полиции, в течение 1912 года охранка отказалась от услуг 70 человек «как не заслуживающих доверия». К примеру, завербованный охранкой ссыльный поселенец Фельдман на вопрос о причине дачи недостоверной информации ответил, что находился без всяких средств к существованию и пошел на лжесвидетельство ради вознаграждения.

Провокаторы

Деятельность завербованных агентов не ограничивалась шпионажем и передачей сведений полиции, они нередко провоцировали действия, за которые можно было бы арестовать членов нелегальной организации. Агенты сообщали о месте и времени акции, и подготовленной полиции уже не составляло труда задержать подозреваемых. По мнению создателя ЦРУ Аллена Даллеса, именно русские подняли провокацию до уровня искусства. По его словам, «это было главное средство, с помощью которого царская охранка нападала на след революционеров и инакомыслящих». Изощренность русских агентов-провокаторов Даллес сравнивал с персонажами Достоевского.

Главным российским провокатором называют Евно Азефа – одновременно агента полиции и руководителя партии эсеров. Его не без оснований считают организатором убийств Великого князя Сергея Александровича и министра внутренних дел Плеве. Азеф был самым высокооплачиваемым секретным агентом в империи, получая 1000 руб. в месяц.

Весьма успешным провокатором стал «соратник» Ленина Роман Малиновский. Агент охранки регулярно помогал полиции выявлять местонахождение подпольных типографий, сообщал о тайных собраниях и конспиративных встречах, но Ленин все не желал верить в предательство товарища. В конце концов, при содействии полиции Малиновский добился своего избрания в Государственную Думу, причем как член большевистской фракции.

Странное бездействие

С деятельностью тайной полиции были связаны события, которые оставили о себе двусмысленное суждение. Одним из них стало убийство премьер-министра Петра Столыпина. 1 сентября 1911 года в Киевском оперном театре анархист и секретный осведомитель охранки Дмитрий Богров без всяких помех двумя выстрелами в упор смертельно ранил Столыпина. Причем в этот момент рядом не было ни Николая II, ни членов царской семьи, которые по плану мероприятий должны были находиться с министром.
По факту убийства к следствию были привлечены глава Дворцовой охраны Александр Спиридович и начальник киевского охранного отделения Николай Кулябко. Однако, по поручению Николая II следствие было неожиданно прекращено.
Некоторые исследователи, в частности Владимир Жухрай, считают, что Спиридович и Кулябко были напрямую причастны к убийству Столыпина. На это указывает немало фактов. Прежде всего, подозрительно легко опытные сотрудники охранки поверили в легенду Богрова о неком эсере, собирающемся убить Столыпина, и более того, позволили ему с оружием попасть в здание театра для мнимого разоблачения предполагаемого убийцы.

Жухрай утверждает, что Спиридович и Кулябко не только знали о том, что Богров собирается стрелять в Столыпина, но и всячески этому содействовали. Столыпин, видимо, догадывался, что против него зреет заговор. Незадолго до убийства он обронил такую фразу: «меня убьют и убьют члены охраны».

Охранка за рубежом

В 1883 году в Париже была создана зарубежная охранка для наблюдения за русскими революционерами-эмигрантами. А следить было за кем: это и вожди «Народной воли» Лев Тихомиров и Марина Полонская, и публицист Петр Лавров, и анархист Петр Кропоткин. Интересно, что в агентуру входили не только приезжие из России, но и вольнонаемные французы.

С 1884 по 1902 годы зарубежную охранку возглавлял Петр Рачковский – это годы расцвета ее деятельности. В частности, при Рачковском агенты разгромили крупную народовольческую типографию в Швейцарии. Но Рачковский оказался замешан и в подозрительных связях – его обвиняли в сотрудничестве с правительством Франции.

Когда директор Департамента полиции Плеве получил донесение о сомнительных контактах Рачковского, он немедля направил в Париж генерала Сильвестрова для проверки деятельности начальника зарубежной охранки. Сильвестров был убит, а вскоре нашли мертвым и агента донесшего на Рачковского.

Более того, Рачковский подозревался в причастности к убийству самого Плеве. Несмотря на компрометирующие материалы, высокие покровители из окружения Николая II смогли обеспечить неприкосновенность тайного агента.

Начало 1915 года было увенчано тайным совещанием лидеров младотурок. В предводителях у них были Исмаил Энвер-паша, Мехмед Талаат-паша, Ахмед Джемаль-паша, идейные вдохновители и зачинщики геноцида армян, одержимые сперва идеей панисламизма – весь мир только для мусульман, а после – пантюркизма: в гашишном угаре они уже видели Великую Турцию, простирающуюся на значительную часть Европы и чуть ли не на всю Азию.

Махровые человеконенавистники, подобно султану Абдул-Гамиду II, они намерены были раз и навсегда покончить с «армянским вопросом», искоренив весь армянский народ.

Выразителем бредовой этой мечты на тайной той сходке явил себя доктор Назым-бей, один из лидеров младотурок – партии «Иттихад ве Тераки», что в переводе означает «Единение и прогресс»:

«Армянский народ надо уничтожить в корне, чтобы ни одного армянина не осталось на нашей земле (то бишь в Османской империи. – М. и Г.М.) и забылось само это имя. Сейчас идет война, такого удобного случая больше не будет. Вмешательство великих держав и шумные протесты мировой прессы останутся незамеченными, а если они и узнают, то будут поставлены перед совершившимся фактом, и тем самым вопрос будет исчерпан.

На этот раз наши действия должны принять характер тотального истребления армян; необходимо уничтожить всех до единого… Я хочу, чтобы на этой земле турки и только турки жили и безраздельно господствовали. Пусть исчезнут все не турецкие элементы, к какой бы национальности и религии они не принадлежали».

Так была запущена машина массового истребления армян.

В ночь на 24 апреля 1915 года по всему Константинополю прокатились аресты. Аресты, по указке свыше, исполнители-турки старались проводить без лишнего шума. Полицейские в штатском любезно просили хозяина дома пройти с ними в участок – буквально на пять минут, чтобы ответить на несколько вопросов. Поднимали людей с постели, прямо в пижаме и тапочках, уводили в центральную тюрьму города.

Как ни странно, те, кого полицейские не заставали дома, сами являлись в полицию, недоумевая, с чего это они властям понадобились.

Доктор-армянин Тигран Аллахверди, активный член партии младотурок, арестованный той ночью, пребывал в полной растерянности: не ошибка ли вышла?! В голове у него не укладывалось, как это его, организатора неоднократных акций по сбору средств в кассу партии, да задержали вдруг. Он и заподозрить не мог, что вся его вина в том, что уродился армянином.

Примерно та же судьба постигла законопослушного профессора Тиграна Келеджяна, издателя протурецкой газеты «Сабах». В начальнике лагеря для интернированных он узнал своего бывшего студента. Тот из почтения к любимому наставнику шепнул ему на ухо, что получен приказ за подписью Талаат-паши об уничтожении заключенных, и даже попытался помочь ему выбраться из лагеря. Решив, что арест его не больше чем недоразумение, наивный профессор и пальцем не шевельнул для своего спасения. Убили Келеджяна по дороге в Сивас. Из 291 узника того лагеря уцелели лишь 40.

С той роковой ночи и в течение нескольких недель в одном только Константинополе было взято под арест около 800 видных армян. Жертвами козней младотурок стали поэты и писатели Ерухан (Ерванд Срмакешханян), Рубен Зардарян, Тигран Чекурян, Тлкатинци, Левон Шант, актер Еновк Шаен, художник Грант Аствацатрян, епископ Смбат Саадетян, архимандриты Анания Азарапетян, Мкртич Члхатян…

Обо всех, кто пал в результате чудовищного злодеяния турок, не напишешь. Мы решили чуть подробнее поведать о тех, чьи имена едва ли не у всех на устах.

Даниел Варужан — Любимец языеских богов

В 1908 году, в письме к журналисту Теодику, Даниел Варужан сетовал: «Биография моя умещается на одной странице, ибо не жил я еще плодотворной жизнью…»?Далее он пишет, что «родился в 1884 году близ города Себастии, в селе Бргник», где и прошло его детство «в мечтаниях под сенью грустных ракит». Отец, как он помнит, уезжал на заработки в Константинополь, мать же, сидя у тонира, долгими зимними вечерами занимала его ум «рассказами о волках и янычарах». Признается, что, едва начав читать церковные книги, был увезен отцом в Константинополь: «это были ужасные дни погромов 1896 года…»

1902 год забрасывает Варужана в Венецию, в школу мхитаристов Мурад Рафаэлян. В один из свободных от занятий дней едет он на остров Сан-Лазар – поклониться праху Гевонда Алишана, выдающегося армянского ученого и поэта. В память об Алишане Варужан и издаст свою первую книгу стихов, написанную им в Венеции.

В 1906 году, окончив школу Рафаэлян, Варужан продолжает учебу в Каннском университете. В студенческом блокноте он оставил запись: «Здесь я спокоен, посещаю отделения философии и литературы… Преподаватели меня полюбили, кажется за то, что я армянин». Врожденная скромность не позволила поэту признать, что сим благоволением обязан он прежде всего себе – успехами в учебе.

По завершении образования Варужан возвращается на родину – «благоустроить родной очаг». В школе Сваза учительствует, снискав любовь и уважение учеников и их родителей. Незаурядным талантом и силой поэтического воображения вызывает зависть и ненависть учителей из монахов-католиков. Обращаясь к ним, Варужан восклицает: «О, папство! Не надо нам от тебя спасения, прекрати содеянное тобою зло».

Утешение от житейских невзгод находит Варужан в целомудренной девушке-провинциалке Араксии, ставшей его музой и женой. Стоя на коленях, признается он даме своего сердца: «Теперь ты вправе ждать от меня новых песен. Обещаю дать их тебе, ведь теперь, моя муза, ты дала мне крылья». Отцовское чувство к дочери Веронике он изливает в стихотворении «Варужнакис» – частичке его души.

Издав в 1912 году свой лучший поэтический сборник «Языческие песнопения», Варужан с семьей перебирается в Константинополь…

Проводив зашедших проведать его друзей, Варужан к полуночи собирался отойти ко сну. Тут в дверь постучали. Годы спустя вдова поэта вспоминает: «Варужан был полуодет, я пошла отворять дверь… Приоткрыв ее, я увидела трех человек. Толкнув дверь, они вошли со словами: «Где эфенди?» Пройдя в комнату мужа, они обыскали ее и, захватив рукописи поэта, увели его с собой».

Один из непрошеных гостей, обращаясь к Араксии, сказал: «Эфенди должен пойти с нами – подтвердить, что бумаги эти принадлежат ему».

Случилось это в ночь на 24 апреля. После она уже не видела его в живых. Варужану шел тридцать первый год.

Рубен Сева — Мученик по призванию

В мир пришел Рубен Севак (Чилинкирян) 15 февраля 1885 года в селе Силиври близ Константинополя в семье ремесленника-торговца. Окончил местную школу, позже – семинарию Берберян в Константинополе. Затем уехал в швейцарскую Лозанну – учиться в университете на медика.

Первые пробы пера относятся к 1905 году, однако его единственный прижизненный сборник стихов – «Красная книга» – увидел свет в 1910 году. Книга-хроника от первой до последней страницы о неисчислимых бедах родного народа: поэмы «Безумец погромов», «Турчанка», «Песня о человеке» составили костяк сборника. В периодике сохранились отдельные стихи из сборников «Книга любви», «Последние армяне», «Хаос», так и оставшиеся в рукописи.

Проявил он себя и как блестящий прозаик и публицист. Порукой тому страницы его сочинений о жизни и борьбе европейских рабочих за право на достойное существование, а также цикл рассказов «Страницы, вырванные из дневника врача. 1913 – 1914». Писаны эти вещи в часы ночных дежурств в пору его работы в больнице Лозанны.

Личная жизнь Рубена Севака сложилась более или менее удачно. В 1910 году его очаровала златокудрая фея Янни Апель, дочь прусского полковника из аристократов. Она подарила мужу сына Левона и дочь Шамирам.

«Красная книга», вышедшая в год его женитьбы, стала откликом на резню в Адане, учиненную уже младотурками. Только за две недели 30 тысяч безвинных жертв. Автор книги словно провидел апокалипсис армян Османской Турции.

Любящая жена, прелестные дети, престижная работа в клиниках Швейцарии, вилла на берегу озера Лемак… Казалось бы, чего еще желать? Его, блистательного врача и кавалера, писаного красавца, охотно принимали в лучших поэтических салонах Европы… Казалось бы… Но выбрал он для себя путь столь же мученический, какой уготован был его умному многострадальному народу: в 1914-м, оставив все это позади, Рубен Севак отправляется в Константинополь, чтобы уйти в небытие…

Леденящие кровь строки его берут за душу:

«Вот мы идем! – Кричат. –
И колесо
Страданий наших
мы вперед толкаем.
И дрожь стоит от наших голосов.
Мы по живым идем и повторяем:

«Вот мы идем!»
Дороги не закрыть
Пред яростью могучей
нашей силы.
Идем, чтобы заставить говорить
Бесчисленные общие могилы».

Глубокой ночью 24 апреля 1915 года, когда за Рубеном Севаком пришли, жена его в панике бросилась к послу Германии Вагенгейму, моля его спасти жизнь мужу. Холодный ответ отрезвил ее: «Немка ты недостойная, презрев свою нацию, вышла за чужого, за армянина, а теперь слезно просишь, чтобы я его спас?!

Он не должен вернуться. Он ушел умирать». «У меня есть сын, теперь я воспитаю его так, чтобы когда-нибудь он отомстил немцам за отца», – презрительно ответила Янни Апель и швырнула послу в лицо германский паспорт.

Пройдут годы, и исполненная достоинства немка, насмотревшись страданий народа, брошенного Германией на растерзание туркам, откажется от немецкого подданства, даже перестанет говорить на немецком и, изучив армянский язык, даст своим детям армянское образование. В декабре 1967 года, когда Янни Апель не станет, дети, следуя воле матери, проводили ее в последний путь по армянскому обряду.

На рассвете 26 августа 1915 года группу из пяти человек турецкие жандармы под предлогом перевода их в другое место посадили в арбу и вывезли. Среди них были Рубен Севак и Даниел Варужан. Путь «экипажу» в дороге преградили неизвестные. Они выволокли связанных армян, привязали к деревьям и стали без спешки невозмутимо колоть и резать своих жертв кинжалами.

А сколько еще? было подобных инсценировок? Имена палачей история не сохранила. Но нетленными остались слова Рубена Севака: «Хотелось бы перед окончательным возвращением на родину поехать в Венецию и провести там хотя бы одну весну, одну из считаных весен??моей жизни. Хочется жить, чувствовать, что живешь… в предчувствии смерти».

Открывая в канун 100-летия геноцида армян в Османской империи музей Рубена Севака в Святом Престоле, Католикос всех армян Гарегин II сказал:

«Музей – дань уважения и преклонения как перед Рубеном Севаком, так и перед Григором Зограбом, Сиаманто, Варужаном, Комитасом, другими нашими великими деятелями, перед памятью полутора миллионов наших безвинных жертв, которые не отреклись от своей веры и родины и приняли терновый венец.

Они погибли, храня в сердце веру, что армянский народ жив и будет жить в вечности. Музей посвящается 100-летию геноцида армян и имеет особое значение. Посредством своих посетителей он превратится в неумолкаемую колокольню, голос которой будет услышан во всем мире, способствуя усилиям, прилагаемым для международного признания геноцида».

Лоза гнева Сиаманто

Атом Ярджанян, известный миру как поэт Сиаманто, родился в 1878 году в образованной купеческой семье в городе Акн, что на правом берегу Евфрата. Получив начальное образование в родном Акне, по настоянию родителей убыл в Константинополь. В город детства он уже не вернется.

Лоза Гнева, начав набирать силу еще в юные годы его на берегах полноводного Евфрата, корнями своими уходила в тысячелетия истории армян. Плоды и листья его Лозы, вобрав в себя душевную хронику одной из древнейших культур мира, внесли в его творчество опыт умозрения народа, неотделимый от его судьбы. Сквозь мечтательную грусть и печаль поэта пророс терновник геноцида.

Первые же губительные шаги геноцида, маховик которого запущен был в 1894 – 1896 годах кровавым Абдул-Гамидом II, подвигли отца начинающего поэта во спасение сына вывезти его из охваченного погромами и резней Константинополя в Египет. На чужбине глазам легкоранимого Атома открылась ужасающая картина бедствий: бесконечные толпы беженцев, их неимоверные страдания запали в душу юного поэта как призрак смерти.

Не тогда ли с новой силой зашуршали соки жизни в его Лозе Гнева?!

Первым осадком от горьких впечатлений виденного им в Египте стало стихотворение «Сосланная свобода», опубликованное в 1898 году в журнале «Завтрашний голос», выходящем на армянском языке в английском Манчестере. На картины беженских судеб наложился образ разоренного в 1896 году бесчинствами турецких властей родного очага – Акна.

К моменту появления этого публицистического выплеска эмоций Атом Ярджанян уже учился в Европе – в университетах Женевы и Парижа. Боль и сострадание пульсируют у него в висках.

Нищета и хвори вконец подорвали слабое здоровье Атома. Всем смертям назло он получает блестящее образование. Живя в европейских столицах, проникается искусством, историей и литературой этих стран и народов.

Помимо бед, настигших его народ, цепляются к нему беды личного порядка: лечится от чахотки в горах Швейцарии, встречает там любовь и познает горечь измены. Но добивает его весть о самоубийстве отца, не выдержавшего унижений.

Придя в себя от потрясений, он налаживает связь с «Союзом армянских студентов Европы», тесно общается с учеными-монахами из конгрегации католиков-армян Вены и острова Святого Лазаря близ Венеции. Круг его друзей ширится. Уроженцы Акна – он, публицист, литературный критик Аршак Чопанян, новеллист Григор Зограб находят друг друга и уже не расстаются. Тетради его стихов переходят из руки в руки. О лирике Атома Ярджаняна, всем теперь известного как Сиаманто, тепло отзываются поэты Даниел Варужан, Ваан Текеян, Аветик Исаакян, актер-трагик Ваграм Папазян, драматург Александр Ширванзаде…

Прижав к худосочной груди тоненькую книжицу первого своего стихотворного сборника «Героическое», Сиаманто задумчиво бродит по полуночной Женеве, где она увидела свет в 1901 году. Читая вслух собственные стихи, пронизанные болью за страдания своего народа, он словно слышит крики о помощи насилуемых в Османской Турции армянок, видит переносные виселицы, на которых гибнут их сыновья, мужья и братья, зрит разоренные храмы и поруганные алтари веры армянской…

Сиаманто ловит себя на мысли, что стал он поневоле продолжателем исканий своего духовного отца из X века – Григора Нарекаци, автора «Книги скорбных песнопений», будто дописывает ее страницы. А ведь между Нарекаци и Сиаманто пролегли уже девять столетий вопрошений к Господу: «В чем вина уверовавшего в Тебя народа?!»

В 1909-м, спустя год после прихода к власти в Османской империи младотурок, в Константинополе выходит еще один сборник стихов Сиаманто – «Кровавые вести от друга». В нем он открыто, в полный голос, говорит о лживой природе этих так называемых революционеров.

Статуя Свободы, как вожделенный образ чаяний своего народа, зовет его в Америку. Там, в Бостоне, в 1910 году издает он уже целый том своих горестных песен. Успел побывать Сиаманто и на Кавказе, в Тифлисе. В этом городе, населенном преимущественно армянами, увидела свет книжка поэта «Святой Месроп». Привелось ему в 1913 – 1914 годах увидеть и Восточную Армению. Обратный путь в Европу «уникума мировой литературы», как охарактеризовал его Аветик Исаакян, лежал через Константинополь. Но там Сиаманто накрыл черный апрель 1915-го…

Смерть свою нашел он на изнурительном пути к берегам Евфрата, где мысленно высадил Лозу Гнева, которая, как он уверовал, однажды обернется символом единения нации на свободной земле исторической родины.

Григор Зограб — Дорога в Ад пустыни Дэр — Эс — Зор

Получив высшее образование в Константинополе, Григор Зограб сразу же стал заниматься адвокатской практикой, читал в местном университете лекции по праву. Стоя на гражданских позициях, он в 1895 – 1896 годах не убоялся защищать права в абдул-гамидовских судах политических обвиняемых.

Его правозащитная деятельность привела власти в ярость, и он вынужден был покинуть страну и обосноваться во Франции. Переворот младотурок в 1908 году позволил ему вернуться в Турцию. И снова он на гребне событий. Став депутатом армянского Национального собрания, избирается он еще и в османский парламент – меджлис, где яро отстаивал национальные права всех народов и народностей страны, ратовал за реформы в законодательстве и образовании, за равные с мужчинами права турецких женщин. В поле его зрения были и вопросы, связанные с созданием условий для развития промышленности, сельского хозяйства, науки, искусства.

В 1909-м, в разгар резни армян в Адане, Зограб публично клеймит погромщиков, теперь уже младотурок, называя их прямыми наследниками султана Абдул-Гамида II. Предъявленный им турецкому правительству протест получил широкий резонанс.

Армянский вопрос, который сводился к требованию создать в рамках Османской империи армянскую автономию, занимал его ум и время: в 1912 – 1914 годах он вел активные переговоры с послами великих держав в Константинополе, искренне надеясь более всего на помощь России. Его работа «Армянский вопрос в свете документов», опубликованная в 1913 году в Париже на французском языке и подписанная «Марсель Леар», была адресована большей частью правителям стран Европы.

Комитас — Узник Виль Жуифа

В 1881 году сын сапожника Геворга Согомоняна из Кутины, затерянной в бескрайней Анатолии, предстал в Святом Эчмиадзине пред очи Католикоса всех армян Геворга IV. Привез голосистого отрока-сироту местный священник по просьбе Патриарха. На первый же его вопрос мальчик ответил на турецком: «Я не говорю по-армянски, если хотите – спою».

Не разумея смысла слов, он исполнил армянский шаракан – духовный гимн. Проникновенный сочный голос растопил душу Патриарха. Его зачисляют в духовную семинарию Геворгян.

В 1890 году Согомона, в совершенстве освоившего родной язык, посвящают в сан монаха. А еще спустя три года он завершает обучение в семинарии, принимает сан священника и берет себе имя Комитас, в память о выдающемся поэте-католикосе VII века, авторе шараканов.

Ведя уроки музыки в родной семинарии, он создает хор, оркестр народных инструментов, принимается за обработку народных песен, очищая их от наслоений мелодики завоевателей – персов и турок. Рождаются первые труды об армянской церковной музыке.

В 1895-м, получив духовный сан архимандрита, едет в Тифлис учиться в музыкальном училище, где курс композиции ведет уже снискавший себе известность композитор Макар Екмалян. После едет в Берлин – в частную консерваторию профессора Рихарда Шмидта. Одновременно посещает императорский университет Берлина, слушает там лекции по философии, эстетике, общей истории и истории музыки.

Вернувшись в Святой Эчмиадзин, ведет занятия по родной музыке в семинарии. С головой уходит в изучение духовной музыки, занимается расшифровкой древней армянской нотописи – хазов. Оказавшись перед стеной непонимания и равнодушия, Комитас оставляет Эчмиадзин и едет в Константинополь.

Подтолкнуло его к этому шагу и событие, имевшее место в Тифлисе. Публицист и литературовед Аршак Чопанян так описывает личную драму друга своего Комитаса:

«Виделся я с Комитасом в конце 1909 года в Эчмиадзине, когда принимал участие в выборах католикоса. Хотел бы, как бы между прочим, рассказать о том, чему свидетель был в Тифлисе. На обеде, данном местной армянской общиной в честь депутатов – турецких армян, удостоены были чести услышать Ашуга Дживани уже преклонных лет. Усталым, чуть охрипшим голосом под свой саз исполнил он несколько своих чудесных песен, тронув наши сердца. Следом выступил Комитас, изумив нас своими задушевными песнями».

Надеясь устроить в Тифлисе сольный концерт Комитаса, Чопанян пытался упросить денежных тузов общины скинуться хотя бы на аренду концертного зала. В ответ услышал: «Пусть он сам устроит концерт, а мы поможем ему билеты распространить». Чопанян с горестью пишет: «Средств таких у Комитаса не было, что весьма его опечалило. Он отказался от этой идеи и вернулся в Эчмиадзин».

В Константинополе Комитас продолжает напряженно работать. Его шедевр «Патараг» («Литургия») для мужского хора вошел в сокровищницу мировой музыки. Навестив Комитаса в 1914 году, русский композитор Михаил Гнесин уверил его, что расшифровкой хазов, в которых сокрыто подлинное звучание церковных мелодий, он не только проливает свет на древнюю армянскую музыку, но и дает прочтение музыки других народов Востока.

Свой триумф Комитас пережил в Париже, когда в том же 1914-м ему рукоплескала вся образованная Европа. Фредерик Маклер, профессор Сорбонны, писал, что лекции и концерты армянского композитора вызвали бурю восторгов и всеобщее восхищение.

Предчувствие надвигающейся беды не обмануло Комитаса. Тревога его нарастала. События, одно другого пугающие, накатывали, терзая душу. Апрель 1915-го не обошел и его. Ссылка в глубь Анатолии, сопровождаемая насилием, явила ему картины ужасающие: на глазах у него пытали и истязали детей, стариков, женщин. Психика человека утонченного не выдержала. Благодаря исключительно заступничеству влиятельных друзей и поклонников его таланта Комитас был возвращен в Константинополь.

К 1916 году здоровье его было окончательно подорвано, и он помещен был в клинику для душевнобольных в Виль-Жуифе – предместье Парижа.

Близкий друг узника Виль-Жуифа художник Фанос Терлемезян вспоминает:

«В один из мартовских дней 1921 года решил я провести с Комитасом утро. Вошел в его комнату в сопровождении санитара. Застал его лежащим. Он вскочил, я кинулся ему на шею и стал целовать, целовать… Зажав в ладонях лицо мое, нежно пошлепал по щекам и назидательно сказал: «Дай-ка я тебя отшлепаю, отшлепаю!» Потом сказал: «Сядь», сам стоять остался, и потекла беседа.

– Комитас, – начал я, – знаю, зол ты на мир, имеешь право. И я от него не в восторге, но нельзя же веки вечные дуться. Все мы с нетерпением ждем тебя.

В ответ он ударился в рассуждения о семантике и философии моих слов. Я заметил, как лицо его стало суроветь. Высказался о живописи: «Кроме света и природы, писать ничего не надо».

Я предложил ему съездить со мной на Севан.

– А что мне там делать?

Когда я завел речь об Эчмиадзине, на лице его и мускул не дрогнул.

– Давай выйдем – погуляем.

– Мне и здесь хорошо, – ответил.

Когда же зашел разговор о жизни и смерти, выдохнул: «Смерти, как таковой, нет». Рванув на себя дверь комнаты, вскричал: «Что она есть, моя келья, если не могила?!» Желая успокоить друга своего, мягко сказал: «Пойду, пожалуй, чтобы не утомлять тебя». «Ты что?! Уж коли пришел, так посиди со мной».

Позволил себе сказать, что собираюсь привести к нему одного из его друзей, который специально в Париж приехал – на актера учиться. «На что ему ремесло это?!» И привел несколько речений Агатангелоса. Однако, уловив, что смысл сказанного им на кондовом грабаре так до меня и не дошел, пояснил: «Свиньи, валяясь в грязных лужах, мнили, что купаются славно».

Завел речь о его учениках. Несказанно рад был, что в Париж учиться они приехали. Спросил, чья музыка лучше, наша, армянская, или европейская? «Брат (серчаясь), уж не вздумал ли ты из абрикоса вкус персика высосать?? Прелесть вкуса у каждого своя».

«Ты не спел бы мне», – справился. «Спою», – кивнул в ответ. «Коли не жаль, Комитас-джан, тогда спой что-нибудь для меня». «Нет, пою я сейчас только для себя, да и то в себе».

Еще с полчаса перекинулись мы о том, о сем, и вдруг, помрачнев, он открыл дверь, пошел к окну и прижался лицом к стеклу. И замер. Оделся, сказал – счастливо оставаться, и, так и не получив ответа, вышел».

Прошло восемь лет, и вновь Фанос Терлемезян возжелал увидеть друга своего. Об этой последней встрече у него всего пара строк:

«В 1928-м я еще раз посетил Комитаса. Он лежал в саду лечебницы и мечтательно смотрел в небо. Вконец поседел. Подошел и минут тридцать задавал ему всякие вопросы, но ни на один из них он так и не отреагировал. Так мы с ним и расстались».

22 октября 1935 года жизнь великого Комитаса оборвалась. Весной 1936-го прах его был перевезен в Армению и предан земле в Ереване. Так и возник Пантеон деятелей культуры.

Парамаз: «Там где мы будем покоиться, возьмет свое начало Воскресенье

15 июня 1915 года в Константинополе на площадь Султана Баязида вывели двадцать членов партии «Гнчак» во главе с Парамазом, их известным трибуном. Они взошли на эшафот, движимые мечтой о независимой Армении. В вину им вменили попытку государственного переворота. Схваченные 12 июля 1914 года по доносу предателя из своих, они предстали перед турецким военным судом как террористы.

Арестованы были перед подготовленным покушением на Талаат-пашу, изображавшего из себя «лучшего из друзей» армянского народа, но уже вынашивавшего с соратниками по партии младотурок зловещий план геноцида.

Уже с петлей на шее Парамаз бросил в лицо судьям:

«Вы веками жили как кровопийцы нашей жизненной силы и, в то же время, не хотели, чтобы источник этой силы – армянский народ – имел право на существование. Среди населяющих эту страну народов армяне были самой главной созидательной силой и самой преследуемой. Преследуемых? за одну только мечту о независимой Армении, нас, ее сыновей, вы собираетесь отправить на виселицу??

Мы не сепаратисты в этой стране, господа судьи. Наоборот, это она хочет отделиться от нас, своих коренных жителей, желая уничтожить нас только за то, что мы армяне. Но я прощаю ее, не прося пощады. Вы повесите нас, двадцать человек, а завтра следом за нами придут двадцать тысяч.

И там, где мы окончим свой жизненный путь, там воспрянет Свобода. Там, где мы будем покоиться, возьмет свое начало Воскресение!»

Поочередно все двадцать приговоренных поцеловали крест, тайком переданный им одним из конвоиров. Символ веры армянской придал им духа в час, когда в руках у них не было ни оружия, ни боевого знамени. Крест стал единственным звеном, связующим их с родным народом, ради которого и приняли они мученическую смерть.

В музее при Святом Эчмиадзине этот заветный крест не всем и не сразу бросается в глаза. Но велика его притягательная сила. Он уже стал святыней.

Время донесло до нас имена, увы, не всех двадцати страдальцев. В день поминовения усопших Церковь в молитвах чтит их поименно: Парамаза из зангезурского села Мегри, Мурада Закаряна из села Цронк области Муш, Акопа Басмаджяна и Товмаса Товмасяна из Килиса, Гранта Екавяна и Арама Ачгапашяна из Арабкира, Еремию Мананяна из Константинополя, Петроса Манукяна из Харберда (известного как арабист доктор Пенне), Ерванда Топузяна из села Партизак, Гегама Ваникяна (известного под псевдонимом Ваник, редактора издаваемого до начала Первой мировой войны в Константинополе журнала «Кайц»).

Парамаз, он же Матевос Саркисян-Парамазян, родился в 1863 году в селе Мегри Эриванской губернии (ныне в области Сюник Республики Армения). Начальное образование получил в родном селе, после попал в Эчмиадзинскую семинарию Геворгян, откуда отчислен был за непослушание. Занимался самообразованием, учительствовал в Нахичеване и Ардабиле. Потом втянулся в национально-освободительную борьбу, став членом партии «Гнчак».

Сколотив свой отряд фидаинов, в 1897 году он попытался прорваться в Ван, что в Западной Армении, но был схвачен турками и предан суду. На суде Парамаз открыто обвинил власти Османской империи в преднамеренных погромах, учиняемых в городах и селах, населенных преимущественно армянами. Вызволил из лап палачей приговоренного к смертной казни Парамаза русский вице-консул в Ване. Его выслали на Кавказ, где он вскоре был выпущен на свободу.

В октябре 1903-го Парамаз подготовил и осуществил покушение на Главноначальствующего Кавказа князя Григория Сергеевича Голицына, злобного арменофоба. Князь в мае 1896-го был произведен в генералы от инфантерии и в декабре того же года назначен Главноначальствующим Кавказской администрации и командующим войсками Кавказского военного округа. Уже в чине генерал-адъютанта инициировал принятие закона о конфискации имущества Армянской Апостольской Церкви и закрытии приходских школ.

Подобные действия князя-злопыхателя не могли остаться безнаказанными. Тифлисская организация партии «Гнчак» вынесла ему смертный приговор. Когда слухи об этом дошли до высокородных ушей, князь захандрил, ушел в себя и стал все реже и реже покидать дворец. В случае же крайней необходимости окружал себя плотным кольцом дюжих казаков. Отлично осведомленный о нравственных правилах армян-революционеров, никогда не позволяющих себе применять оружие против женщин и тем более детей, насмерть перепуганный Голицын, выезжая из дворца, всенепременно усаживал жену в карете рядом с собой.

Привести смертный приговор Голицыну в исполнение партия «Гнчак» доверила Парамазу.

В автобиографическом очерке «Последние наместники Кавказа. 1902 – 1917» (Прага, 1928) осетин Николай Бигаев, служивший в конвое Главноначальствующего, рисует картину покушения:

«Мой приезд в Тифлис ознаменовался известным покушением на жизнь Главноначальствующего на Кавказе кн. Голицына.

Насколько я помню, некоторые характерные черты этого покушения остались совершенно неизвестными. О них никто не писал и писать не мог. Поэтому я попытаюсь в общих чертах их восстановить.

Князь Голицын с женою возвращался с обычной прогулки из ботанического сада. На Коджорском шоссе, близ Тифлиса, экипаж Главноначальствующего был остановлен тремя «просителями» с протянутым прошением в руках.

Просители, в скромных крестьянских одеждах, не внушали подозрения. Голицын взял прошение. Тем временем один из нападавших стал перед лошадьми, а двое других заскочили с двух сторон экипажа. Ординарец-казак, сидевший на козлах, и кучер сообразили недоброе. Первый соскочил с козел, но упал, а второй дал кнута.

В этот промежуток времени два ставших у подножек экипажа злоумышленника стали наносить острыми кинжалами раны в голову князя. Голицын и его жена не растерялись. Они палкой и зонтиком ловко отбивали удары. Прежде, чем казак успел оправиться, а кучер дать полный ход, нападавшие успели, однако, нанести тяжелую рану своей жертве в голову.

Нападавшие бросились бежать, а князь, обливаясь кровью, прискакал во дворец. Через час злоумышленники были захвачены стражниками и казаками конвоя, выскочившими по тревоге…

Стражники, захватив злоумышленников живыми, убили их, несмотря на то, что один из них умолял дать ему возможность попрощаться с матерью-старухой.

Молва упорно говорила, что в их задачу входило снять голову с кн. Голицына и водрузить ее на Эриванской площади… После постигшей неудачи в открытом «бою» армяне, как гласила молва, хотели взорвать Тифлисский дворец и таким путем покончить с кн. Голицыным. Инженерному ведомству пришлось устроить кругом дворца подземные ходы и постоянно их наблюдать, чтобы предупредить подвод под дворец мин.

Покушение на жизнь Голицына было вызвано, как известно, «близорукой политикой последнего на Кавказе вообще и в отношении армянского народа в частности и в особенности».

Маниакальные страхи изводили Голицына настолько, что даже шум типографических станков в подвальном этаже его дворца казался ему попыткой заложить мину.

Фидаины под прозвищами Шант, Кайцак и Пайлак, коим Парамаз поручил расправу с Голицыным, во избежание нанесения ран княгине, только и успели что ударить князя несколько раз кинжалом по голове. Шант и Кайцак были зарублены стражниками, Пайлаку же удалось ускользнуть и бежать в Персию. Подлинные имена Шанта и Кайцака остались неизвестными, что до Пайлака, то звали его Мгер Манукян.

В 1906 году, во время армяно-татарских столкновений, Парамаз призвал армян и местных татар-тюрок сложить оружие и перестать истреблять друг друга, разъясняя, что вражда эта на руку лишь царским чиновникам.

После свержения в 1908 году младотурками султана Абдул-Гамида II Парамаз едет в Западную Армению, носясь с идеей единения всех проживающих в Османской империи немусульман. В 1914 году, обвиненный в подстрекательстве к мятежам, мегринец Парамаз, он же Матевос Саркисян-Парамазян, был арестован и предан суду.

Посол Моргентау: «Турецкие власти выносили смертный приговор целой нации»

Дабы придать вакханалии бесчинств цивилизованный вид, младотурки пошли на присущую им хитрость. 26 мая 1915 года (заметьте, повальные аресты с последующей депортацией начались еще 24 апреля) министр внутренних дел Талаат-паша представил меджлису «Закон о депортации» (о борьбе с выступлениями против правительства в военное время). И уже 28 мая турецкий парламент его одобрил и принял. Тогдашний посол США в Османской империи Генри Моргентау позднее напишет:

«Истинной целью депортации было ограбление и уничтожение; это действительно является новым методом резни. Когда турецкие власти отдавали приказ об этих высылках, они фактически выносили смертный приговор целой нации, они это прекрасно понимали и в разговорах со мною не делали особых попыток скрыть этот факт…

Я имел беседу с одним ответственным чиновником-турком, который рассказал мне о применяемых пытках. Он не скрывал, что правительство одобряет их, и, как и все турки из правящего класса, сам горячо одобрял такое обращение с ненавистной ему нацией. Этот чиновник сказал, что все эти подробности пыток обсуждались на ночном заседании в штаб-квартире «Единение и прогресс».

Каждый новый метод причинения боли расценивался как превосходное открытие, и чиновники постоянно ломают головы над тем, чтобы изобрести какую-нибудь новую пытку. Он рассказал мне, что они даже обращались к отчетам испанской инквизиции… и переняли все, что находили там».

Марина и Гамлет Мирзояны . Фото: noev-kovcheg.ru