Затерянный мир. Клод Леви-Стросс. «Печальные тропики Леви стросс печальные тропики

Печальные тропики

«Печальные тропики»: Мысль; Москва; 1984

Аннотация

Книга, которую Вы только что открыли, впервые вышла в свет во Франции почти тридцать лет назад, но до сих пор не утратила интереса для самых разных групп читателей. Тому, чье внимание она привлечет, надо иметь в виду, что перед ним не полное, а значительно сокращенное издание сочинения Клода Леви-Строса. Дело в том, что его автор не только этнограф-индеанист, но и теоретик , создатель так называемой французской школы структурализма.

Редакции географической литературы издательства «Мысль», исходя из своего профиля и учитывая интерес традиционного круга их читателей, публикуют главным образом те главы книги «Печальные тропики», которые носят географический или этнографический характер. Живо и непринужденно рассказывает в них автор о городах, сельских местностях и природе Бразилии. Большое место в книге занимают описания нескольких племен бразильских индейцев (кадиувеу, бороро, намбиквара, тупи-кавахиб), изучавшихся Леви-Стросом в годы, непосредственно предшествовавшие началу второй мировой войны.

Книга, которую Вы только что открыли, впервые вышла в свет во Франции почти тридцать лет назад, но до сих пор не утратила интереса для самых разных групп читателей. Тому, чье внимание она привлечет, надо иметь в виду, что перед ним не полное, а значительно сокращенное издание сочинения Клода Леви-Строса. Дело в том, что его автор не только этнограф-индеанист, но и теоретик, создатель так называемой французской школы структурализма.

Многое из увиденного произвело на него грустное впечатление, печальным показалось будущее индейцев, и сама книга получила название «Печальные тропики». Она принадлежит к этнографической классике и до сих пор часто упоминается в работах по латино-американистике и теории этнографической науки.

Думается, что это произведение, впервые выходящее в русском переводе, с интересом и пользой прочтут не только географы и этнографы, но и все, кому хотелось бы знать, каким был Южно-Американский континент несколько десятилетий назад, как жило его население, особенно коренное. В конце 30-х годов Леви-Строс был профессором университета в городе Сан-Паулу. Этнографические материалы, собранные им в 1935–1938 годах, легли в основу не только «Печальных тропиков», но и многих его сугубо научных работ.

Можно только удивляться, какой огромный фактический материал сумел собрать Леви-Строс во время своих в общем-то недолгих полевых исследований. Вот некоторые из опубликованных им на их основе статей и книг: «Война и торговля у индейцев Южной Америки» (1942 г.), «О некоторых чертах сходства в структуре языков чибча и намбиквара» (1948 г.), цикл работ, посвященных индейцам тупи-кавахиб, намбиквара, правобережья реки Гуапоре, верховьев реки Шингу в многотомном справочнике по южноамериканским индейцам (1948 г.), «Семейная и социальная жизнь индейцев намбиквара» (1948 г.).

Перечислены лишь работы , непосредственно касающиеся отдельных групп южноамериканских индейцев. Но едва ли не еще более широко материалы об индейцах, особенно по их мифологии, используются Леви-Стросом в его теоретических сочинениях, таких, как четырехтомник «Мифологические», включающий тома «Сырое и вареное», «От меда к пеплу», «Происхождение застольных манер», «Голый человек» (1964–1971 гг.).

Первую из этих книг известный бразильский этнограф Герберт Бальдус назвал самым глубоким и полным анализом мифологии индейцев Бразилии. Мифы южноамериканских индейцев и этнографические материалы о них Леви-Строс широко привлекает и в других произведениях общего характера, в основном для того, чтобы подкрепить доминирующую в его теоретических построениях идею противопоставления природы и культуры, не забывает он этой темы и в «Печальных тропиках», тесно связывая ее с характеристикой структуры индейских обществ, с представлениями самих индейцев о жизни, о мироздании.

Вообще надо заметить, что теоретические воззрения Леви-Строса ощущаются во многих местах книги, и прежде всего там, где он обращается к социальной организации тех или иных индейских племен. Главное для автора - формальная структура взаимоотношений, неизменная и существующая как бы вне истории. Анализируя ее, Леви-Строс не раз на протяжении книги описывает доклассовые общества индейцев, например мбайя-гуайкуру, и при этом пользуется категориями классового феодального общества. Мы читаем о королях и королевах, сеньорах и крепостных у индейцев, находившихся на первобытнообщинном уровне!

С такой интерпретацией индейских обществ не могут согласиться не только представители марксистской школы в этнографии. По сути дела ее не принимает никто из современных индеанистов. Самое ценное в книге - факты о жизни бразильских индейцев в годы, предшествовавшие второй мировой войне.

С той далекой поры в Бразилии многое изменилось. В послевоенные годы и вплоть до недавнего времени страна переживала период быстрого экономического развития. Валовой национальный продукт рос в среднем на 6 % в год. Благодаря высокой рождаемости стремительно увеличивалась и численность населения. С 1940 по 1980 год она возросла втрое - с 40 миллионов до 120 миллионов человек (в округленных цифрах).

В результате этого примерно со второй половины 60-х годов в Бразилии резко возрос интерес к экономическому освоению и заселению мигрантами из других частей страны ранее слабо освоенных северных и западных территорий, именно тех , которые служили убежищем для остатков некогда многочисленного индейского населения. Дополнительным стимулом для этого, по словам бразильской печати «марша на север», стало стремление защитить национальные богатства окраинных областей от фактического захвата их иностранными, прежде всего североамериканскими, монополиями, активно действующими в Амазонии в последние десятилетия.

Чтобы связать эту область с остальной частью Бразилии, были построены и строятся сейчас многие тысячи километров, автомобильных дорог. Они проходят по землям, на которых живут или жили к началу строительства свыше 30 индейских племен, и среди них - упоминаемые в «Печальных тропиках» намбиквара. По обе стороны каждой дороги выделяются широкие стокилометровые зоны для сельскохозяйственной колонизации. Крупнейшая из дорог - Трансамазонская магистраль «разрезала» территорию племени намбиквара, нарушив межплеменные связи.

Строительство дорог сопровождается созданием крупных про-: М"ышленных и сельскохозяйственных (особенно скотоводческих) комплексов в Серра-дос-Каражас между реками Шикгу и Арагуая, в Рондонии, Мату-Гросу и других северных и западных штатах и федеральных территориях. Коренное население насильственно переселяется из районов, предназначенных для экономического освоения, на земли, малопригодные для ведения традиционного хозяйства или принадлежащие другим племенам. Более того, и в первой половине XX века, и в последние десятилетия было известно немало случаев прямого истребления индейских племен бандами наемных убийц, состоящими на службе крупных скотоводов, различных колонизационных обществ и т. д.

Как отмечал в одной из своих работ известный бразильский этнограф и прогрессивный общественный деятель Дарси Рибейро, в первые годы XX века на индейцев , противившихся захвату их земель, охотились как на диких зверей. Целые племена уничтожались бандами профессиональных охотников на индейцев. Эти банды находились на жалованье у правительств штатов или различных колонизационных обществ. Еще более драматичным, по мнению названного исследователя, было положение племен, находившихся в «мирном сосуществовании» с бразильским обществом. Уже не способные защитить себя, они подвергались всякого рода насилиям. Их сгоняли с земли, если она представляла малейшую экономическую ценность, принудительно и практически бесплатно заставляли работать на латифундистов и других представителей бразильского капитализма и т. п. Вопиющие факты геноцида отмечались и относительно недавно. Например, в Мату-Гросу в 60-х годах было убито большое число индейцев бороро, в Пара - кайяпо. В тот же период избиения индейцев неоднократно устраивались и в Рондонии.

Жизни многих индейцев были унесены эпидемиями болезней, занесенных пришлым населением. В результате всего этого численность коренного населения Бразилии резко сократилась. По некоторым оценкам, в текущем столетии она снизилась в несколько раз и в настоящее время едва ли достигает более 150 тысяч человек.

Целый ряд индейских племен, и среди них упоминаемые в книге Леви-Строса тупинамба, обитавшие на атлантическом побережье Бразилии, исчезли с лица земли. Потому-то так ценны наблюдения Леви-Строса, проведенные в годы, когда культура бороро или намбиквара была гораздо меньше затронута внешними влияниями, чем теперь.

«Печальные тропики» Леви-Строса не научно-популярное, а научно-художественное произведение. Поэтому в нем, естественно , нет общей характеристики индейского населения Бразилии, нет и систематизированного рассказа о его судьбе. Между тем знакомство с ними позволило бы лучше оценить приводимые Леви-Стросом этнографические описания, представить себе общую картину жизни и истории бразильских индейцев. Тем читателям, которые разделяют это мнение, мы адресуем своего рода введение в этнографический мир Бразилии.

Распадаясь по своей языковой принадлежности на группы родственных племен, индейцы Бразилии в XIX–XX веках расселялись по территории страны в основном следующим образом. Ара-ваки образовывали (и образуют) наиболее компактную однородную группу на северо-западе Амазонии, по берегам рек Риу-Негру, Япура и Путумайо. Карибы живут главным образом к северу от Амазонки и к востоку от Риу-Негру, а тупи-гуарани занимают область к югу от этой реки. В прошлом они жили вдоль всего атлантического побережья Бразилии. Племена языковой семьи жес живут в бассейне рек Токантинс - Шингу на севере страны и в бассейне рек Тиете - Уругвай на юге, мбайя-гуайкуру расселены на западе Бразилии вблизи границы с Парагваем, пано обитают на юго-западных притоках Амазонки - Укаяли, Жавари, Журуа.

Есть и более мелкие языковые семьи, такие, как тукано, яноама и другие. Отдельные индейские языки остаются неклассифицированными или определяются как изолированные.

Основой традиционного хозяйства большинства индейцев Бразилии является подсечно-переложное земледелие в сочетании с рыболовством, охотой и собирательством. Важнейшие возделываемые ими сельскохозяйственные культуры - маниок, кукуруза, тыква, в некоторых районах - бананы. В настоящее время ведение традиционного хозяйства во многих районах страны дополняется работой по найму.

По территориальному размещению, некоторым особенностям культуры и степени затронутости европейским влиянием современн ных индейцев Бразилии принято объединять в несколько этнокультурных ареалов.

Индейские племена, живущие к северу от реки Амазонки, включаются исследователями в североамазонский ареал. В целом для индейцев этого ареала типичны высокая степень аккультурации (взаимовлияния культур различных племен) и, как следствие этого, значительная схожесть культур. Чаще всего однотипна и их традиционная социальная организация.

Почти все индейцы ареала, за исключением племен крайнего запада, живут небольшими соседско-семейными общинами , насчитывающими обычно не более 60–80 членов каждая. На западе ареала существуют или существовали в недавнем прошлом родовые общины.

Значительная часть индейцев ареала живет вне зоны интенсивной капиталистической колонизации. Некоторые племена на севере штата Пара избегают любых контактов с неиндейским населением. По уровню сохранения самобытной культуры североамазонский ареал подразделяется на несколько подареалов. Так, один из них совпадает с федеральной территорией Амапа, областью интенсивной капиталистической колонизации. Большинство живших здесь в прошлом индейских племен давно вымерли, ассимилировались или были уничтожены. Здесь сохранились лишь четыре группы индейцев: паликур, карипуна, галиби-марворно и галиби. Почти все индейцы этих групп двуязычны, и у них мало что осталось от традиционной культуры.

Другой подареал включает северную часть штата Пара, а также часть штата Амазонас и федеральной территории Рорайма до реки Риу-Бранку на западе. Живущие здесь индейские племена апарай, урукуяна, ваяна, пианакото-тирио сравнительно изолированы от влияния неиндейского населения. Многие племена подареала еще не имели с ним прямых контактов. Одно из них, племя арарау, селения которого расположены в междуречье Жатапу и Випи. Оно, как и другие подобные ему племена, в основном сохранило старую культуру и продолжает пользоваться каменными орудиями. В отдельный подареал выделяется район лесов и саванн к северу от Риу-Негру. Подавляющее большинство живущих здесь племен принадлежит к языковой семье яноама.

Кроме вышеназванных в североамазонском ареале принято выделять еще три подареала: саванны к востоку от Риу-Бранку, бассейн правых притоков Риу-Негру и, наконец, реку Путумайо. В саваннах живут таулипанг, макуши и вапишана. Они утеряли значительную часть традиционной, особенно материальной, культуры и в экономическом отношении также тесно связаны с окружающим неиндейским населением. Как правило, они нанимаются на сезонные работы. На правых притоках Риу-Негру - реках Исана и Вау-пес - обитают банива и тукано. На реке Путумайо живут тукуза, расселенные также в Перу и Колумбии.

Второй этнокультурный ареал Бразилии - Журуа - Пурус включает индейские племена или их остатки, живущие в долинах рек, впадающих в Амазонку с юга - от Пуруса на востоке до Жа-вари на западе. Индейцы этого ареала принадлежат главным образом к языковым семьям: аразакской (апурина, паумари, дани и др.) и пано (ямннава, марубо и др.). Некоторые местные племена , такие, как катукина или майо, говорят на неклассифицированных языках. Многие индейцы, живущие на глазном течении рек, заняты в местной экономике. Те же, кто обитает на мелких несудоходных реках, нередко не поддерживают связей с неиндейским населением и продолжают вести традиционное хозяйство. Третий этнокультурный ареал расположен в бассейне реки Гуа-поре. В начале XX века здесь активно велся сбор каучука. В это время, а также в последующие десятилетия были истреблены или вымерли большинство живущих здесь индейских племен. Из сохранившихся же наиболее многочисленны карипуна, намбиквара, па-каас новас. До последних лет, а именно до постройки Трансамазонской магистрали, контакты этих племен с пришлым населением были невелики ввиду малочисленности последнего.

Четвертый ареал включает территорию между реками Тапажос и Мадейра. Индейцы, живущие здесь, в большинстве своем говорят на языках тупи. Они подразделяются на племена мауэ, мунду-руку, паритинтин, апиака и др. Те из них, кто живет на севере и западе ареала, имеют постоянные экономические связи с окружающим неиндейским населением и во многом утеряли традиционную материальную культуру. Лучше сохранилась старая социальная структура. У индейцев южной и восточной частей названного ареала внешние контакты более редки, чем у их северных соседей. Пятый ареал - это область верховьев реки Шингу. Большую часть ареала занимает индейская резервация Национальный парк Шингу. Для живущих здесь индейцев камайюра, ауэто, трумаи, суйя, тшикао и других характерны большое культурное единообразие и экономическая, а также и социальная взаимозависимость между племенами, несмотря на то что они различаются по своему происхождению и языкам. У индейцев резервации искусственно сохраняются традиционная культура и социальная организация. В условиях современной Бразилии это обеспечивает им лучшее выживание , чем у тех индейских групп, чья традиционная культура насильственно разрушается в ходе капиталистической колонизации глубинных районов страны.

Бассейн нижнего и среднего течения реки Шингу, речная сеть Токантинса и Арагуаи образуют территорию шестого ареала, большая часть индейского населения которого говорит на языках семьи жес. Главным образом по языковым особенностям живущие здесь племена подразделяются на три группы: тимбира в долине Токантинса, кайяпо в долине Шингу и акуэ на крайнем юге ареала. Одни из племен ареала, например паракана, до сих пор в своем большинстве уклоняются от контактов с пришлым населением, другие, например бороро, находятся в состоянии этнического распада и социальной деградации в результате захвата пришлым населением исконных индейских земель, что лишает бороро средств к существованию и вынуждает их нищенствовать.

Индейцы седьмого ареала, занимающего бассейны рек Пиндаре и Гурупи, принадлежат к языковой семье тупи. Здесь живут тембе, аманайе, туривара, гуажа, урубус-каапор, гуажажара. В последние десятилетия наблюдался большой приток бразильских колонистов на север и юг ареала, проникновение на индейские земли сборщиков орехов. Традиционная культура более или менее полно сохраняв ется лишь у обитающих в центральной части ареала гуажа и урубус-каапор. Восьмой ареал находится в зоне степей к востоку от реки Парагвай. Здесь живут терана (араваки), кадиувеу (мбайя-гуайкуру) и гуато. Все они в значительной степени утеряли традиционную культуру и социальную организацию.

Девятый ареал - река Парана - занимает земли от южной части штата Мату-Гросу до границ Риу-Гранди-ду-Сул. Здесь живут индейцы гуарани, подразделившиеся уже в колониальную эпоху на три группы: кайюа, мбуа и нандева. Они живут вперемежку с неиндейским населением, а также с индейцами терена на западе и кай-нканг на востоке.

Десятый ареал занимает территорию между рекой Тиете на севере и Риу-Гранди-ду-Сул на юге и включает внутренние районы штатов Парана и Санта-Катарина. Это густо заселенная область, где наряду с бразильцами много неассимилированных европейских, в частности немецких и японских , иммигрантов. Индейцы этого ареала подразделяются на две близкие по культуре и языку группы - собственно кайнканг и шокленг. Они живут в резервациях, сельскохозяйственные угодья которых недостаточны, чтобы обеспечивать индейцам существование за счет собственного хозяйства. Поэтому индейцы систематически работают по найму. Из традиционной культуры они сохранили лишь отдельные обычаи, язык и племенное самосознание.

И наконец, одиннадцатый ареал находится на северо-востоке Бразилии, на территории между рекой Сан-Франсиску и Атлантическим океаном. Здесь кроме бразильского земледельческого и скотоводческого населения живут остатки различных по своему происхождению племен потигуара, шукуру, камбива, атикум, панкарару, фулнио, машакали и др. К настоящему времени почти все эти племена утратили свою территориальную целостность, и индейские селения располагаются чересполосно с деревнями неиндейского населения. Все племена ареала, кроме фулнио и машакали, утеряли свои языки и традиционную культуру. Однако окончательная ассимиляция индейцев ареала сдерживается как антииндейскими предрассудками, распространенными среди местного бразильского населения, так и различиями в социальном положении между индейцами и неиндейцами, обусловленными, в частности, наличием в названном ареале индейских резервационных земель при постах Индейского национального фонда.

То расселение индейцев, о котором мы рассказали, в известной степени отражает размещение индейских племен по территории Бразилии к началу португальской колонизации, то есть к XVI веку. Тогда коренное население насчитывало несколько миллионов человек. К нашему столетию по многим

причинам и в большой мере в результате массового уничтожения и порабощения индейцев страны европейскими завоевателями оно сократилось до 200–500 тысяч человек. Как уже говорилось, многие индейские племена в послевоенные годы вообще прекратили свое существование , а некоторые в значительной степени утратили самобытную культуру.

В начале XX века многие факты о трагическом положении индейцев выявились и стали известны бразильской общественности в результате работы так называемой телеграфной комиссии, возглавлявшейся Кандидо Мариано да Сильва Рондоном, упоминаемым Леви-Стросом. Эта комиссия, прокладывая телеграфную линию через северную часть Мату-Гросу, встретила на своем пути много индейских племен и установила с ними мирные отношения. Тем самым она опровергла широко распространенную в то время в Бразилии легенду о свирепости и кровожадности индейцев, - легенду, использовавшуюся для оправдания истребления коренного населения страны.

Отчеты комиссии привлекли внимание прогрессивных кругов бразильской общественности к судьбам коренного населения. В 1910 году Рондону при поддержке передовых кругов городского населения удалось добиться создания государственной организации «Служба защиты индейцев», которую он и возглавил. Девизом этой организации стали слова Рондона: «Умереть, если нужно, но никогда не убивать».

В начальный период деятельности «Службы зашиты индейцев», когда ею руководили люди, искренне стремившиеся облегчить участь коренного населения, этой организации удалось несколько смягчить тяжелые последствия столкновения индейцев с капиталистическим обществом. Но в то же время проводившаяся «Службой защиты» работа по «умиротворению» индейских племен глубинных районов объективно создавала предпосылки для проникновения в эти районы носителей капиталистических отношений: разного рода предпринимателей, спекулянтов землей, скотоводов, латифундистов и тому подобных, вытеснявших «умиротворенных» индейцев с их исконных земель. Таким образом, деятельность по «умиротворению» непокорных племен вне зависимости от желания тех, кто ее осуществлял, служила прежде всего интересам капиталистического освоения новых районов. Чтобы как-то уберечь индейцев от последствий этого освоения, «Служба защиты» создала более сотни своих постов в районах расселения отдельных племен. При этих постах были выделены земли (составлявшие, как правило, лишь небольшую часть прежних племенных земель) для использования их исключительно индейцами. Иногда такие резервационные земли способствовали консолидации индейских этнических общностей (например, терена, частично тукана), препятствовали их распылению и деэтнизации. Вместе с тем даже в начальный период деятельности «Службы защиты индейцев» эта организация исходила из постулата о неизбежности поглощения индейских обществ национальным. Как справедливо считает известный индеанист Кардосо де Оливейра, политика «Службы защиты индейцев» была направлена на то, чтобы подавить стремление индейских обществ к самоопределению. По существу политика защиты индейцев , осуществлявшаяся названной организацией, носила патронажный и филантропический характер. Идее миссионеров о религиозном «обращении дикарей» как пути к спасению их душ пришло на смену мнение руководства «Службы защиты», что «спасение» индейцев может быть достигнуто посредством технической эволюции их хозяйства и участием в производстве товаров, имеющих коммерческую ценность для бразильского общества. Такая тенденция привела к превращению постов «Службы защиты» в коммерческие предприятия. В результате частых смен руководства «Службы защиты» эта организация с течением времени все дальше отходила от задач защиты интересов коренного населения и все больше превращалась в послушное орудие тех бразильских кругов, которые стремились как можно быстрее очистить вновь осваиваемые земли от индейских племен. Но даже тогда, когда отдельные служащие названной организации действительно стремились защитить своих подопечных от насилий и притеснений, они по большей части ничего не могли сделать, так как «Служба защиты» не располагала ни необходимыми финансовыми средствами, ни юридическими правами для реального выполнения формально возложенных на нее функций.

В середине 60-х годов в ходе подготовки к осуществлению программы освоения глубинных районов страны, о чем уже говорилось выпе, правительство Бразилии сочло целесообразным ликвидировать маломощную и полностью дискредитировавшую себя «Службу зашиты индейцев» и создать вместо нее так называемый Индейский национальный фонд (ФУНАИ). Эта государственная организация формально должна была заботиться об индейцах, с тем чтобы в кратчайший срок превратить их в плотников, строительных рабочих и т. п. В тех же случаях, когда это невозможно или невыгодно, Индейский национальный фонд переселяет индейцев в места, не представляющие интереса для промышленного освоения или сельскохозяйственной колонизации.

Попытка быстро ассимилировать индейцев, превратив их в резерв наиболее бесправной и дешевой рабочей силы страны, совершенно нереальна. Как отмечал несколько лет назад Орландо Вилас-Боас в своем выступлении перед выпускниками университета Бразилиа, фактически те, кто призывает к быстрой ассимиляции коренного населения, видят в существовании индейцев препятствие для развития Бразилии , «темное пятно на сверкающей дороге прогресса, которое надо удалить во имя цивилизации». Однако пионерный фронт Бразилии - серингейрос, гаримпейрос, сборщики орехов, являющиеся наиболее отсталой частью населения страны, не способны ассимилировать коренное население. В южной части Бразилии, в штатах Парана, Сан-Паулу, на юге штата Мату-Гросу на постах Индейского национального фонда живут индейцы кадиувеу, гуарани, кайнканг, давно вовлеченные в национальную экономику, но никто из них не ассимилировался полностью. Все названные племена сохраняют самосознание, язык и остатки традиционной культуры, но они не счастливее своих предков. Терпя неудачу в попытках быстро ассимилировать индейцев, ФУНАИ стремится максимально использовать их как рабочую силу и в результате превратился в государственную организацию по эксплуатации индейцев. При этом для индейцев, работающих на Индейский национальный фонд, предусмотрена минимальная, установленная для данного района Бразилии заработная плата, но и ею они не могут распорядиться сами. Все покупки контролируются, по крайней мере официально , служащими ФУНАИ. В его пользу также отчисляется существенная часть от любых доходов индейцев резерваций. Это так называемая рента индихена, которая формально должна составлять 10 процентов от доходов индейцев, а фактически значительно превышает эту долю. Даже такие благожелательно относящиеся к деятельности ФУНАИ исследователи, как Э. Брукс, Р. Фуэрст, Дж. Хемминг и Ф. Хаксли, в своем отчете о положении бразильских индейцев за 1972 год были вынуждены признать, что рента индихена является скрытым налогом, которым государство облагает индейцев и за счет которого финансируется деятельность Индейского национального фонда. Например, индейцы гавиозс, живущие к востоку от реки Токантинс, работают на сборе бразильского ореха. Его рыночная цена составляла в начале 70-х годов от 60 до 100 крузейро за гектолитр. ФУНАИ платил индейцам за то же количество 17 крузейро, из которых, по утверждению сборщиков, 10 забирал в свою пользу назначенный фондом «капитан» резервации.

Таким образом, ФУНАИ действует не в интересах индейцев, а в целях пособничества экспансии бразильского капитализма. В этом отношении Индейский национальный фонд не отличается от «Службы защиты индейцев» в последний период ее существования. Индейские земли продаются бразильскими властями частным лицам. Например, так была продана большая часть земель индейцев нам-биквара в Мату-Гросу. Продаются даже земли, на которых стоят индейские селения. Служащие же ФУНАИ в своей основной массе не только не препятствуют этому, но, по утверждению известного исследователя современного положения бразильских индейцев В. Хенбери-Тенисона, сами занимаются устранением индейцев с пути «прогресса», часто не зная при этом ни численности индейцев, ни названий племен, ни их точного расселения. Служащие постов Индейского национального фонда сдают земли резерваций в аренду неиндейцам, забирая себе арендную плату. О подобной практике в резервациях индейцев хокленг и кайнканг на юге Бразилии пишет С. Коэльо дос Сантос. При этом индейцы используются арендаторами в качестве батраков за плату ниже гарантированного минимума. Таким образом служащие постов и местные латифундисты совместно эксплуатируют местное население. Нередко Индейский национальный фонд разрешает частным фирмам разрабатывать природные богатства на территории резерваций. В резервации Арипуана , где после «умиротворения» были поселены индейцы суруи, с началом деятельности там частных фирм среди этих племен стали распространяться туберкулез и различные хронические болезни, что привело к резкому возрастанию смертности. А индейцев паракана, по сообщениям бразильской печати, заразили венерическими болезнями сами служащие Индейского национального фонда.

Мы уже упоминали о том, какие губительные последствия для индейцев имеет проведение через территорию резерваций автомобильных дорог. Но это строительство продолжается. Несмотря на борьбу прогрессивной общественности Бразилии против планов строительства автострады в так называемом Национальном парке Шингу, единственной резервации страны, где численность индейцев в последние десятилетия не только не падала, а даже увеличивалась благодаря самоотверженной заботе о племенах района известных всему миру братьев Вилас-Боас, эта дорога, разрезавшая территорию «парка», была построена. Только за три года, с 1972 по 1975, численность крен-акароре, живших в районе строительства, уменьшилась с пятисот до восьмидесяти человек из-за эпидемий, убийства индейцев строителями и тому подобных причин. Остатки этого племени были недавно перевезены братьями Вилас-Боас в отдаленную часть резервации.

Трансамазонская магистраль, прошедшая через резервации не только намбиквара, но и пареси, привела к нарушению традицией? ного образа их жизни, разрыву связей между территориальными группами племен, распространению среди индейцев нищенства и проституции.

В 1974 году анонимная группа бразильских этнографов представила Индихенистскому институту в Мехико составленный ими документ , озаглавленный: «Политика геноцида против индейцев Бразилии». В нем делается вывод, что положение бразильских индейцев сейчас во многих отношениях хуже, чем когда бы то ни было.

Одним словом, в Бразилии продолжается геноцид и этноцид коренного населения, которые были иронически названы X. Берге-сом в статье, опубликованной в одном из кубинских изданий, «ступенями приобщения бразильских индейцев к цивилизации» (конечно, автор имеет в виду капиталистическую «цивилизацию»).

Итак, политика Индейского национального фонда, как и политика его предшественницы «Службы защиты индейцев», не обеспечивает решения индейской проблемы в Бразилии. Те служащие ФУНАИ, кто не согласен с политикой, «в которой корыстные интересы ставятся выше интересов индейцев», вынуждены уходить из этой организации. Покидая ее, один из видных индеанистов-практиков - А. Котрим Нето заявил, что продолжение нынешней политики приведет к полному исчезновению индейцев. Называются даже даты, когда это случится. Многие индеанисты убеждены, что последний индеец исчезнет в Бразилии прежде, чем наступит третье тысячелетие.

Руководство ФУНАИ утверждает, правда, что дело обстоит совсем не так плохо и что в Бразилии в середине 70-х годов насчитывалось 180 тысяч индейцев, из которых около 70 тысяч находилось в сфере деятельности названной государственной организации. Однако эта оценка не подкрепляется соответствующими данными по отдельным племенам и не принимается, пожалуй, ни одним из известных индеанистов. Как отмечает один из лучших знатоков индейской проблемы в Бразилии - Ж. Мелатти, «индейские общности исчезают двумя путями: через ассимиляцию их членов в бразильском обществе или в результате вымирания. В первом случае индейские общности исчезают, но люди, составлявшие их, сохраняются как члены бразильского общества. Во втором - исчезают и общности, и люди. И этот второй вариант встречается гораздо чаще , чем первый».

Уменьшению численности индейцев способствует и практикующаяся в некоторых резервациях стерилизация индеанок под предлогом, что деторождение вредно для здоровья той или иной женщины или что при меньшем числе детей их легче вырастить. Так, в резервации Вануире в штате Сан-Паулу, где живут индейцы кайн-канг, операция стерилизации сделана почти половине женщин бра-коспособного возраста.

В целом на протяжении XX века перестали существовать не менее сотни племен бразильских индейцев. Более точную цифру трудно назвать, так как не всегда ясно, когда речь идет о племени, а когда о его подразделении. В середине века, по мнению весьма авторитетного бразильского исследователя Д. Рибейро, в этой стране сохранялось менее чем полторы сотни племен, причем в некоторых из них было лишь по нескольку членов. В начале 80-х годов столь же компетентный индеанист Кардосо де Оливейра насчитывал 211 племен. В какой-то степени это увеличение связано с обнаружением новых, дотоле неизвестных племен или же остатков племен, считавшихся навеки исчезнувшими. Из племен, неизвестных еще несколько десятилетий назад, можно назвать индейцев шота реки Параны, первые контакты с которыми датируются 1955 годом. Тогда их было сто, а к 1970 году осталось пять или шесть человек. Пока еще не исчезли, но очень сильно сократились в численности тупи-кавахиб, которые упоминаются Леви-Стросом среди племен, находящихся на грани вымирания. Последующие исследования, казалось, подтвердили предположения Леви-Строса. Д. Рибейро в 50-х годах писал об одной из двух групп тупи-кавахиб , а именно об итогапук, как об исчезнувшей. Но позднее они были снова обнаружены. К 70-м годам итогапук вместе с бока-негра, другой группой тупи-кавахиб, насчитывали около сотни человек, избегавших всяких контактов с неиндейским населением. Известны и другие подобные примеры. Можно, как это делают некоторые ученые, не соглашаться с оценкой численности современного индейского населения Бразилии в 50–70 тысяч человек, которую дает В. Хенбери-Тенисон, и считать, что она выше и составляет 100–120 тысяч человек, как, например, полагает Кардосо де Оливейра. Но эти разночтения не меняют той непреложной истины, что численность коренного населения Бразилии быстро сокращается и одно племя за другим уходит в небытие. С этим согласны все, кто изучает индейцев.

Не вызывает споров и то, что подавляющее число бразильских индейцев в значительной степени подверглось влиянию капиталистического общества, чему способствовала в последние десять-пятнадцать лет так называемая внутренняя колонизация глубинных районов страны. К началу 80-х годов примерно лишь 20 процентов общего числа известных племен бразильских индейцев не имели более или менее постоянных контактов с неиндейским населением и жили в сравнительной изоляции от мира капитализма. Подавляющее большинство таких групп обитают в

амазонской сельве, причем не вдоль главного русла реки, а на боковых, часто несудоходных притоках. Труднодоступность многих районов Амазонии способствовала тому, что индейцы до сих пор сохранились в штатах Пара, Амазонас, Акри, Рондония и в федеральной территории Рорайма , где живет 60 процентов общего числа известных бразильских племен. На штаты Мату-Гросу, Мату-Гросу-ду-Сул и Гояс приходится 22 процента племен, а на северо-восток, юго-восток и юг Бразилии - соответственно 12, 4 и 2 процента. В процентном отношении индейцы составляют ничтожную долю от 122-миллионного населения Бразилии. Но, как замечает Кардосо де Оливейра, ошибочно считать, что индейцы сегодня не имеют в Бразилии заметного политического веса.

В последние годы вопрос о положении индейцев глубоко проник в общественное сознание бразильцев. Теперь никто не скажет, что в Бразилии нет индейцев, как сказал полвека назад Леви-Стросу посол этой страны во Франции. В середине 70-х годов в одиннадцати штатах Бразилии возникли шестнадцать добровольных обществ «Помощи индейцам», «Друзей индейцев» и с иными сходными названиями. Появление этих обществ было следствием нескольких причин: общего подъема демократического движения в Бразилии после долгих лет правления военной диктатуры, увеличения контактов с индейцами в ходе промышленного и сельскохозяйственного освоения бразильского Севера и, наконец, начала политической борьбы за свои права самих индейских племен, главным образом на севере страны. С 1974 по 1981 год состоялось пятнадцать конференций вождей индейских племен. В одной из последних встреч приняли участие 54 вождя и старейшины из 25 племен.

Летом 1981 года на четырнадцатой конференции вождей, состоявшейся в столице Бразилии, был создан «Союз индейских народов» (УНИНД), который будет вести переговоры с правительством, и особенно с Индейским национальным фондом, чтобы добиться выполнения так называемого статута индейца - закона, принятого в 1973 году и призванного охранять права коренного населения. Этим законом гарантируются материальные права индейцев, в том числе на занимаемые ими земли, право на сохранение своих обычаев, на медицинское обслуживание и обучение на родном и португальском языках. К сожалению, за 10 лет, прошедших со времени принятия этого закона, из всех его положений главным образом выполнялось одно - право государства выселять индейцев с их земель во имя «высших интересов нации» и «национальной безопасности». Тем не менее закон служил юридической основой для борьбы прогрессивных сил страны за права индейцев , правда, чаще всего безуспешной. И когда в середине 70-х годов бразильское правительство вознамерилось отменить закон о положении индейцев под предлогом их эмансипации от опеки властей, в защиту названного закона выступили как широкие демократические круги Бразилии, так и сами индейцы. Как заявил один из лидеров «Союза индейских народов» - Сатаре-Моуэ, «ФУНАИ саботирует наши права, записанные в статуте индейца. Мы должны объединиться, чтобы бороться с ФУНАИ за осуществление своих прав». А другой вождь, Паташо, сказал: «Наша борьба - это борьба ради всех индейских общин Бразилии, а не только тех, вожди которых собрались на конференцию».

Исход противоборства индейцев и ФУНАИ еще не ясен, но несомненно, что в Бразилии возникло индихенистское движение в общенациональном масштабе и наступает конец бесконтрольным и односторонним действиям властей в отношении своих подопечных - коренных жителей страны, заселивших ее земли за многие тысячи лет до появления на Американском континенте европейцев. Нынешняя ситуация далека от той, с которой столкнулся Леви-Строс во время путешествий по Бразилии: изменились и страна, и бразильцы, и главный объект внимания писателя - индейцы. Но понять настоящее трудно, а порой и невозможно без знания проин лого, того прошлого, к которому нас возвращает произведение Леви-Строса.

Журналист и фотограф Александр Федоров вместе с журналисткой Еленой Срапян регулярно ездит по далеким и небезопасным уголкам планеты и делает репортажи для Discovery Russia, National Geographic и GEO. Для 34travel Саша о том, как они отправились на поиски самого удаленного племени индейцев в джунглях Амазонки. Публикуем вторую часть приключений в виде псевдо-дневника. Ты можешь следить за путешествием онлайн через телеграм-канал badplanet и инстаграм-канал bad.planet , а также помочь ребятам завершить проект и сделать выставку в Москве по ссылке .

Поселок Ля Эсмеральда - столица верхнего Ориноко, где живут общины индейцев яномами. Находится в пяти днях пути по реке Ориноко. В поселке есть взлетно-посадочная полоса, которой управляет венесуэльская армия, а также пристань для моторных лодок индейцев. В поселке проживает 151 человек и около сорока военных с летной базы. Вокруг - изумительная природа: полоса диких джунглей, две огромные столовые горы (тепуи) Дуида и Марауака с одной стороны и река Ориноко с другой. Погода - самая ужасная на свете: влага из джунглей отлично переносит жару экваториального солнца по всей территории поселка, а черная асфальтовая взлетно-посадочная полоса как батарея собирает солнечный свет и нагревает поселок. Каждый уголок Ля Эсмеральды прогревается до 45 °C каждый день и не остывает даже ночью. Индустрия этой территории - нелегальная добыча золота, в связи с чем, продукты первой необходимости, вроде бензина отпускаются только за золото. Но главная черта Ля Эсмеральды - сюда просто добраться и невозможно выбраться.

Изучая индейцев яномами, мы три недели мы просидели в Ля Эсмеральде в плену обстоятельств из-за сложной экономической ситуации в Венесуэле, когда во всей провинции закончился бензин, и транспорт исчез. Военные только подливали масла в огонь, отказавшись выпускать нас по воздуху без разрешения из столицы, до которой просто невозможно дозвониться. Мы были забыты на раскаленной наковальне, и, в какой-то момент, казалось, уже никто не захочет нам помочь, как бы мы ни старались найти хоть какой-то путь на волю.

День 1:

Нам очень повезло, что мы без труда выбрались из индейской деревни Окамо на моторной лодке, откуда неделю назад не успел выбраться больной аппендицитом и умер в дороге. В этот раз у индейцев было топливо, и они торопились в Ла Эсмеральду к отлету военного грузового самолета «Геркулес», который помог бы им попасть в цивилизацию, в столицу штата Амазонас, город Пуэрто-Аякучо, откуда начинается автомобильная дорога.

Приплыли вовремя - военные как раз пригнали «Геркулес». Вокруг него столпилась сотня яномами. Они ждали своей очереди сесть на борт. Нас приняли достойно и сразу отправили ждать особого разрешения от начальства из столицы. Сейчас, мол, разрешит и все: «Вы там поулыбайтесь, поумoляйте. Мы тут так сами делаем. Вас сразу же посадят».

Не дождавшись разрешения взять нас, самолет улетает перед нашим носом. А потом возвращается и улетает снова. Кажется, до команданте не смогли дозвониться - связь в стране ужасная. А значит никакие мольбы и улыбки нам не помогли. Я перестал улыбаться как идиот, мы проводили «Геркулес» во второй раз и остались сидеть на земле у забора вместе с индейцами.

«Мы играли в домино на краю света под подгнившей крышей общежития конусом с пьяным майором и снова почувствовали себя героями приключенческого боевика»

Мало сказать, что мы были подавлены. Мы последнюю неделю мотались с места на место. Ели рыбный бульон раз в день и сухари из маниока. Мои ноги, руки и лоб были изрезаны колючками и воспалены. Все тело чесалось от бесчисленных укусов мух пури-пури и комаров и было в точечку, как у больного ветрянкой. А только что испарилась наша возможность быстро выбраться из джунглей. Мы не знали, когда следующий самолет, мы не знали, есть ли лодки. Мы наконец-то сели и покурили - здесь продавали сигареты. Курение нас спасало не раз в жизни. Сигарета - это десять минут спокойствия вне ада, происходящего вокруг.

Мы последними остались сидеть на взлетно-посадочной полосе без понятия, что же нам делать теперь. Но именно в такие моменты отчаяния мы ждем, что что-то изменится, что-то обязательно произойдет. И произошло. Из здания командования нас окликнул майор и предложил пройти за ним. У него пустовала комната, которую ему выдали на смену. Комната делила общежитие с кубинскими врачами-волонтерами, а майор уже давно переехал в летную часть - там лучше кормили.

Мы с радостью поплелись в наш новый дом. Майор расставил бутылки с ромом, кубинские врачи приготовили пирог, мы купили кока-колу. Это были единственные лакомства на нашей памяти - ни рома ни яиц для выпечки не купить. Мы играли в домино на краю света под подгнившей крышей общежития конусом с пьяным майором и снова почувствовали себя героями приключенческого боевика. Более того, мы наконец-то спали на кровати. А здесь это роскошь.

День 2:

Правила нашего нового дома такие: электричество подается от дизельного генератора кубинских врачей два раза в сутки - с 13 до 15 часов дня и вечером с 19 до 3 ночи.

Воду для мытья мы выкачиваем из реки, когда есть электричество. Питьевая вода - на другом конце поселка. Чтобы ее набрать, надо найти шланг посреди поля, разъединить его и подцепить пустую бутылку.

Генератор питает кондиционер, без которого существование в Ля Эсмеральде было бы невозможно. В тропиках такая жара, что любые дневные подвижки заканчиваются градом пота. С 11 до 19 часов дня ни один ярый искатель приключения и нос из дома не высунет. Солнце жарит беспощадно. А наш новый дом имеет очень тонкие стены и за день он нагревается, как адская печь. В нем заколочены все окна. А спать с открытой дверью ночью равносильно самоубийству из-за армии комаров, беспощадно атакующих выступающие из под простыни части тела.

Приятные новости: в порту нам сказали, что мы можем найти лодку и уплыть по реке. Как бы ни хотелось снова пять дней спать на узком деревянном полу, но это был хоть какой-то шанс выбраться.

День 3:

Мы не теряем надежду улететь на самолете и идем прямиком в летную часть, чтобы решить вопрос разрешения от военных раз и навсегда.

Часть готовилась к смене состава, полковник был пьян и сидел за пустым столом с пластиковым стаканом в руках. Он размашистыми словами описывал, насколько сильно мы нарушили. Он сам не понимал до конца, что мы нарушили. Но нарушили: «А теперь? Посадить вас в военный самолет? Вам нельзя доверять. Кто вы? Руссос де Трамп о руссос де Путин?» - он попросил налить ему еще «сока». Больше с полковником было не о чем разговаривать, для нас он перешел в список врагов, да еще и был невыносимо заносчив и пьян. В регион Верхнего Ориноко нельзя иностранцам, хотя никто об этом в Верхнем Ориноко не знает: ни полковник, ни его подчиненные, которые растыканы по военным контрольным пунктам по всей длине Ориноко. Но ясно одно: похоже, что до команданте дозвонились, он напомнил о запрете и вставил военным по первое число. Теперь единственный путь вниз - на лодке.

«В регион Верхнего Ориноко нельзя иностранцам, хотя никто об этом в Верхнем Ориноко не знает: ни полковник, ни его подчиненные, которые растыканы по военным контрольным пунктам по всей длине Ориноко»

День 4:

Окей, забудем о самолетах.

Я каждое утро уже три дня подряд спрашиваю на речной военной заставе, не приплыла ли лодка. Ответ обнадеживающий: «Пока нет, но ты будь начеку, вот-вот что-то приплывет». Я на чеку вообще, но я же не знал, что тут так принято говорить даже, если ничего не произойдет. Люди в Ла Эсмеральде могут жить начеку месяцами.

В Ла Эсмеральде живет женщина, заведующая транспортной компанией «Ла Куньядита», величиной в одну лодку, которая по слухам как раз должна скоро приплыть. Мы нашли офис компании в кирпичном бараке. Вместо двери - металлический лист.

Здравствуйте, сеньора, как лодка?

Уже в пути, разумеется. Будет в субботу. Но только сеньор-моторист у нас евангелист и никак не сможет работать в воскресенье. Возвращайтесь в понедельник.

День 5:

У нас появилось свободное время, чтобы погулять вокруг. А в Ла Эсмеральде невероятная природа. Из-за страшной дневной жары далеко не уйдешь, так что мы исследовали окрестные холмы и все выходные наслаждались закатными видами.

День 7 (Понедельник):

Мы снова в бараке с металлическими листами вместо дверей. Огромный разъяренный петух не дал нам пройти в офис, но к нам вышли.

Сеньор приехал? Когда отплываем?

Видите ли, боюсь что сеньор заболел.

То есть даже никуда не уезжал?

Сеньор обязательно выйдет во вторник. А к концу недели вы уже уплывете. Не волнуйтесь, он обязательно приедет. Нужно просто быть начеку.

День 8:

Смена воинского состава летной части.

Мы в очередной раз провожаем «Геркулес», но на этот раз с радостью. Ненавистный нам полковник улетел, а на смену ему пришел его глава: статный, седой полковник Виктор Руиз.

День 10:

Собака в ларьке, где мы покупаем сигареты, совсем плоха. Я никогда раньше не видел, чтобы кожа так свисала с костей. Шерсть почти слезла. Уши в крови, а в них копошатся мухи. Я не хочу застать момент, когда она сдохнет.

На пути домой меня поймала за руку наша знакомая яномами. Я ее где-то видел, но не помню - так со всеми яномами, которые с нами общаются в Ля Эсмеральде. Она не отпускала руку и неловко спросила, нет ли у нас еды, хоть немного? Она совсем не была попрошайкой. Она спрашивала так неловко, что хотелось что-то дать и быстрее уйти, лишь бы не видеть этой тяжелой картины. Я обещал ей принести что-нибудь, но больше так и не встретил. Думаю, они уплыли домой на каноэ, чтобы не голодать.

«Так индейцы на месяцы застревают в Эсмеральде. Без денег они неспособны купить ни единого продукта в магазинах»

Индейцы приезжают в Ла Эсмеральду в надежде добраться до столицы штата Пуэрто-Аякучо. У них нет денег, ни единой бумажки. Поэтому они предпочитают ждать, пока их подберет «Геркулес». Но в последнее время командование части решило, что пора индейцам самим обеспечивать себя транспортом, а не впрашиваться в самолет. Поэтому, индейцев почти не берут. Очень не вовремя, как раз в разгар топливного кризиса в Эсмеральде.

Лодки не ходят, потому что нет бензина. Так индейцы на месяцы застревают в Эсмеральде. Без денег они неспособны купить ни единого продукта в магазинах. Они подвешивают свои гамаки в недостроенных домах и живут на запасах маниока, на подачках и на том, что выловят из реки. Но если у них нет каноэ, а у них нет каноэ, то им приходится есть только бульон из рыбешки с мизинец, которую они могут поймать у поселка. Вскоре они начинают голодать и возвращаются обратно к себе, так и не дождавшись транспорта

День 11:

Ну че, завтра летим, ага? - подбегает ко мне один из индейцев.

Да не летим мы завтра никуда, - рявкнул я в ответ.

Бог даст. Завтра Бог даст. Завтра нас возьмут!

И тут я понял.

Вся истерия в Ля Эсмеральде наступает, когда прилетает «Геркулес». В день прилета улицы полны сплетен. Люди тычут друг другу самолетом, говоря, что сейчас ты мол улетишь. Другие угадывают время прилета. Здесь любят вообще сказать все, что в голову придет. Так я слышал варианты в 10 утра, в обедик, разумеется, вечером и, как обычно, что на следующей неделе. Любой встречный не удержится, да и расскажет тебе, что летит самолет, и все мы на нем улетим.

Вообще, такое позитивное и раздражающее русского пессимиста мышление я уже видел на автобусных станциях Венесуэлы. Мне выдвигали десятки теорий о времени отправления автобусов. И все - ложь. Лишь потому, что здесь все отправляется «хрен знает когда, если вообще отправляется», а не по расписанию. И люди это знают, хотя напрочь отказываются верить.

«Надежда из обмана лучше бесконечного отчаяния, в котором погрязла страна»

«Геркулес» выполняет задания армии и привозит военным бензин, еду и возит самих военных. Раньше «Геркулесом» возили местных из Пуэрто Аякучо в Эсмеральду. Буквально грузили всех в багажное отделение, из которого состоит самолет, и скатертью дорога. Но теперь военные пересмотрели свою политику и решили, что местным пора приучаться к обычному, а не халявному транспорту. И сделали они крайне не вовремя. Оказалось, что во время кризиса в Венесуэле из Ла Эсмеральды просто нет общественного транспорта, и я тому живое подтверждение. Военные пересматривать решение не стали, приказ есть приказ. А местные все еще не могут отвыкнуть, потому что они тут застряли. Каждый раз, когда прилетает самолет, они собирают всю свою семью, вещи, багаж и идут впрашиваться. Многие так живут месяцами. У них давно нет денег, они ловят рыбу и перебиваются своим любимым блюдом - бульоном с маниоком. Но каждый раз, когда прилетает «Геркулес», начинается праздник, люди поздравляют друг друга и уже видят, как они летят в город.

Я был страшно зол каждый раз, когда мне приходилось доказывать, что мне запрещено лететь, да и их тоже не возьмут. Но злость прошла вскоре. Просто так надо: дать надежду здесь и сейчас в самой безвыходной ситуации. Надежда из обмана лучше бесконечного отчаяния, в котором погрязла страна.

День 12:

Мы нашли выход.

Через два дня из Эсмеральды вылетает маленький частный самолет. Он должен будет отвезти сюда медикаменты, но обратно полетит пустым. Это наш шанс.

Мы уже обо всем договорились, но пилоту нужно дать взятку, - убеждала меня глава больничного отделения Эсмеральды.

Но разве вы не оплатили уже самолет? - поинтересовался я.

Оплатили, но это Венесуэла. Тридцать долларов хватит, - закончила сеньора.

Полковник Виктор Руиз пообещал, что сделает так, чтобы нас не оставили в Эсмеральде и договорится с медиками еще раз. Наконец-то мы улетим.

День 13:

Напоследок мы решили навестить мэра Эсмеральды по имени Мара. Говорят, что это самая властная личность в Верхнем Ориноко. Но к сожалению, от него мы услышали только дежурную фразу, что он нам всеми силами будет помогать. Зато, пока мы ждали мэра, к нам подошли двое ребят, и мы разговорились:

Слушайте, вы слышали вообще что-нибудь о сеньоре и ее лодке «Куньядите»?

Да, конечно, мы ее тоже ждем, мы не отсюда вообще, домой хотим.

А че там такое?

Ну, мне сказали, что сеньор заболел малярией и лежит в больнице, а ему, что в Пуэрто-Аякучо закончилось горючее.

А что там на самом деле-то?

Да какая разница? Бог даст, уплывем. Нужно просто быть начеку.

И сколько вы ждете?

Месяц уже. В этот день полковник Виктор Руиз оставил заместителя и улетел из Эсмеральды. А завтра увезут и нас.

День 14:

Звучит сирена аэропорта, и мы уже в который раз с собранными вещами бежим по полосе за прилетевшим самолетом. На этот раз это маленький трехместный самолет авиалиний Гуаюми. Толстый пилот еле вывалился из кабины и с ходу зарядил нам ценник в сто долларов, но быстро опустился до обещанных тридцати. Мы начали закидывать багаж в кабину.

В один момент вокруг нас собрались военные:

Где ваше разрешение на вылет?

Какое вам дело? Вот, смотрите, я лечу обычным самолетом. Не военным.

Все равно надо.

Полковник сказал, что не надо. Ваш, блин, полковник сказал.

Ну мы ему сейчас позвоним…

И вот в этот момент понимаешь, что никто ни до кого в этой стране не дозвонится. Полковник не отвечал, а мы бегали кругами по военной базе, пытаясь разыскать хоть кого-то, кто знал о приказе. За тридцать минут, пока нас ждал самолет, мы успели даже принять роды и перемещались по части с окровавленным свертком, пока его не забрали медики.

Самолет улетел без нас. Мы поняли, что пора звонить в посольство.

«За тридцать минут, пока нас ждал самолет, мы успели даже принять роды и перемещались по части с окровавленным свертком, пока его не забрали медики»

День 15:

Мы снова поплелись к мэру. Мара нашелся вечером у своего дома. Он крайне озабоченно переливал бензин с мужиками по канистрам. Оказывается, скоро приедет лодка, которая лично доставит топливо мэру. Обратно она отправится пустой, и мы сможем на ней уплыть. Мара сказал, что он очень волнуется за нас и хочет как можно быстрее помочь нам. Придется подождать несколько дней. Что ж, мы привыкли ждать. Мы не надеялись больше ни на кого и теперь решали нашу проблему с посольством, которое в этот момент поднимало на уши венесуэльский МИД.

День 16:

В пять часов утра, пока мы еще спали, эта сволочь Мара сел на свою личную моторную лодку, взял бензин и пустой уехал в Пуэрто-Аякучо решать дела. Это была единственная лодка, которая уплыла отсюда за последние три недели. Как он вообще так мог после вчерашнего разговора?

На военной заставе говорят, что лодок не было и снова просто нужно быть начеку. Да какой начеку? Только что, с утра у вас перед носом проехала лодка, а они мне говорят быть начеку. Начеку? Я не мог уже быть начеку. Меня достало слышать это слово снова и снова.

«День идет за днем, ничего не меняется, и ожидание следующего утра больше не доставляет тебе удовольствия»

«Лена, я не могу так больше, я сдохну тут! Сдохну!», - жалуюсь я с кровати. Конечно, я тут не сдохну, но меня терзала тридцатиградусная влажная жара. Голова ватная, я переваливаюсь на бок, взмокшей от пота спиной кверху. В комнате роились мухи пури-пури, и не было пощады от их укусов. Что еще я мог сказать? День идет за днем, ничего не меняется, и ожидание следующего утра больше не доставляет тебе удовольствия.

День 17:

Бензин для генератора из-за топливной блокады начал заканчиваться. А цена за литр в поселке поднялась до европейской. Более того, продавцы в конце концов решили брать только золотом.

Чтобы сэкономить энергию, мы уже отказались от дневного электричества и могли охладиться только ночью, спасаясь от комаров. Пришлось мыться по 5 раз в сутки и привыкнуть к укусам мерзких дневных мух пури-пури. Мыться оказалось тоже непросто - насос не работает, и воды нет. Из набранной ночью к обеду оставалась только со слоем осевшей грязи.

Но теперь пришлось пойти на отчаянный шаг и урезать ночное время. Дело в том, что с 7 до 8 вечера - это такое время, когда еще не улетели кровожадные пури-пури и уже прилетели не менее кровожадные комары. Высидеть час в ожидании электричества непросто. Дом - как печь, а на улице - кровососущие монстры. Мы кричали песни «Ленинграда» как могли, чтобы справиться.

Мы угнетены.

День 18:

Яномами сперли аккумулятор у нашего генератора.

Стоит ли говорить, что в этот момент наш боевой дух упал до нуля и оставил нас с апатией и гнетущим желанием распроститься с тропиками и племенами навсегда в своей жизни.

Узнали мы об этом ночью, когда комары к нам уже присосались. У нас закончилась последняя третья банка спрея. Не сказать, что она сильно помогала, скорее она была нужна морально.

Через час кубинцы пошли добывать аккумулятор. Они сели в моторную лодку с военными и уплыли в темноту. А когда вернулись, рассказывали, что все было как в комедии: они ездили по речным постам и выпрашивали аккумулятор. И нашли.

Снова у нас было ночное электричество. Но осадок остался. Разумеется, с осадком осталась необходимость поиска нового аккумулятора. Но поскольку я в этом не разбирался, то задача упала нашим соседям кубинцам. А они перекинули ее военным. Так что к обеду следующего дня у нас собрался серьезный консилиум. Люди вели расследование. На столе стоял жбан фруктового сока с сахаром, который нас страшно заинтересовал и стал главным приятным событием дня. Мы еще раз позвонили в посольство, но для нас не было никаких новостей.

День 19:

Кажется, посольство нам помогло.

Улыбающийся и до странности теперь вежливый полковник сказал, что во вторник мы наконец-то сможем улететь. Вывезут нас на «Геркулесе» во время очередной смены воинского состава летной части.

«Из еды консервированная килька, которой мы питались три недели и макароны, которыми нас снабжали кубинцы, чтобы мы не померли»

Отметить нечем. Из еды консервированная килька, которой мы питались три недели и макароны, которыми нас снабжали кубинцы, чтобы мы не померли. Но мы наконец-то накупили сигарет на весь день с излишком.

Сигареты были единственным светом в конце туннеля и нашими спасителями все эти дни. В последнее время из-за того, что финансы подходили к концу, а мы еще рассчитывали поймать частный самолет, мы начали экономить на них. Но теперь гуляй рванина.

День 21:

Не, ну вы же не думали, что в этой стране мы улетим сразу, как нам пообещают. Прошло еще два мучительных дня. Самолет задерживался, доставляя гуманитарную помощь кубинцам после урагана. Уже внутри «Геркулеса» мы вслушивались, как заводится каждый из четырех огромных турбовинтовых двигателя. Нам важно было понимать, что нас никто не вытащит из этого самолета. Нам нужно было знать, что сюда мы больше не вернемся. На высоте страшная духота Эсмеральды спала, мы наконец-то почувствовали прохладу и расслабились. Я первый раз видел джунгли с высоты.

Фото - Александр Федоров

Книга, которую Вы только что открыли, впервые вышла в свет во Франции почти тридцать лет назад, но до сих пор не утратила интереса для самых разных групп читателей. Тому, чье внимание она привлечет, надо иметь в виду, что перед ним не полное, а значительно сокращенное издание сочинения Клода Леви-Строса. Дело в том, что его автор не только этнограф-индеанист, но и теоретик, создатель так называемой французской школы структурализма.

Перечислены лишь работы, непосредственно касающиеся отдельных групп южноамериканских индейцев. Но едва ли не еще более широко материалы об индейцах, особенно по их мифологии, используются Леви-Стросом в его теоретических сочинениях, таких, как четырехтомник «Мифологические», включающий тома «Сырое и вареное», «От меда к пеплу», «Происхождение застольных манер», «Голый человек» (1964–1971 гг.).

В результате этого примерно со второй половины 60-х годов в Бразилии резко возрос интерес к экономическому освоению и заселению мигрантами из других частей страны ранее слабо освоенных северных и западных территорий, именно тех, которые служили убежищем для остатков некогда многочисленного индейского населения. Дополнительным стимулом для этого, по словам бразильской печати «марша на север», стало стремление защитить национальные богатства окраинных областей от фактического захвата их иностранными, прежде всего североамериканскими, монополиями, активно действующими в Амазонии в последние десятилетия.

Как отмечал в одной из своих работ известный бразильский этнограф и прогрессивный общественный деятель Дарси Рибейро, в первые годы XX века на индейцев, противившихся захвату их земель, охотились как на диких зверей. Целые племена уничтожались бандами профессиональных охотников на индейцев. Эти банды находились на жалованье у правительств штатов или различных колонизационных обществ. Еще более драматичным, по мнению названного исследователя, было положение племен, находившихся в «мирном сосуществовании» с бразильским обществом. Уже не способные защитить себя, они подвергались всякого рода насилиям. Их сгоняли с земли, если она представляла малейшую экономическую ценность, принудительно и практически бесплатно заставляли работать на латифундистов и других представителей бразильского капитализма и т. п. Вопиющие факты геноцида отмечались и относительно недавно. Например, в Мату-Гросу в 60-х годах было убито большое число индейцев бороро, в Пара - кайяпо. В тот же период избиения индейцев неоднократно устраивались и в Рондонии.

«Печальные тропики» Леви-Строса не научно-популярное, а научно-художественное произведение. Поэтому в нем, естественно, нет общей характеристики индейского населения Бразилии, нет и систематизированного рассказа о его судьбе. Между тем знакомство с ними позволило бы лучше оценить приводимые Леви-Стросом этнографические описания, представить себе общую картину жизни и истории бразильских индейцев. Тем читателям, которые разделяют это мнение, мы адресуем своего рода введение в этнографический мир Бразилии.

Почти все индейцы ареала, за исключением племен крайнего запада, живут небольшими соседско-семейными общинами, насчитывающими обычно не более 60–80 членов каждая. На западе ареала существуют или существовали в недавнем прошлом родовые общины.

Второй этнокультурный ареал Бразилии - Журуа - Пурус включает индейские племена или их остатки, живущие в долинах рек, впадающих в Амазонку с юга - от Пуруса на востоке до Жа-вари на западе. Индейцы этого ареала принадлежат главным образом к языковым семьям: аразакской (апурина, паумари, дани и др.) и пано (ямннава, марубо и др.). Некоторые местные племена, такие, как катукина или майо, говорят на неклассифицированных языках. Многие индейцы, живущие на глазном течении рек, заняты в местной экономике. Те же, кто обитает на мелких несудоходных реках, нередко не поддерживают связей с неиндейским населением и продолжают вести традиционное хозяйство. Третий этнокультурный ареал расположен в бассейне реки Гуа-поре. В начале XX века здесь активно велся сбор каучука. В это время, а также в последующие десятилетия были истреблены или вымерли большинство живущих здесь индейских племен. Из сохранившихся же наиболее многочисленны карипуна, намбиквара, па-каас новас. До последних лет, а именно до постройки Трансамазонской магистрали, контакты этих племен с пришлым населением были невелики ввиду малочисленности последнего.

Четвертый ареал включает территорию между реками Тапажос и Мадейра. Индейцы, живущие здесь, в большинстве своем говорят на языках тупи. Они подразделяются на племена мауэ, мунду-руку, паритинтин, апиака и др. Те из них, кто живет на севере и западе ареала, имеют постоянные экономические связи с окружающим неиндейским населением и во многом утеряли традиционную материальную культуру. Лучше сохранилась старая социальная структура. У индейцев южной и восточной частей названного ареала внешние контакты более редки, чем у их северных соседей. Пятый ареал - это область верховьев реки Шингу. Большую часть ареала занимает индейская резервация Национальный парк Шингу. Для живущих здесь индейцев камайюра, ауэто, трумаи, суйя, тшикао и других характерны большое культурное единообразие и экономическая, а также и социальная взаимозависимость между племенами, несмотря на то что они различаются по своему происхождению и языкам. У индейцев резервации искусственно сохраняются традиционная культура и социальная организация. В условиях современной Бразилии это обеспечивает им лучшее выживание, чем у тех индейских групп, чья традиционная культура насильственно разрушается в ходе капиталистической колонизации глубинных районов страны.

Десятый ареал занимает территорию между рекой Тиете на севере и Риу-Гранди-ду-Сул на юге и включает внутренние районы штатов Парана и Санта-Катарина. Это густо заселенная область, где наряду с бразильцами много неассимилированных европейских, в частности немецких и японских, иммигрантов. Индейцы этого ареала подразделяются на две близкие по культуре и языку группы - собственно кайнканг и шокленг. Они живут в резервациях, сельскохозяйственные угодья которых недостаточны, чтобы обеспечивать индейцам существование за счет собственного хозяйства. Поэтому индейцы систематически работают по найму. Из традиционной культуры они сохранили лишь отдельные обычаи, язык и племенное самосознание.

причинам и в большой мере в результате массового уничтожения и порабощения индейцев страны европейскими завоевателями оно сократилось до 200–500 тысяч человек. Как уже говорилось, многие индейские племена в послевоенные годы вообще прекратили свое существование, а некоторые в значительной степени утратили самобытную культуру.

В начальный период деятельности «Службы зашиты индейцев», когда ею руководили люди, искренне стремившиеся облегчить участь коренного населения, этой организации удалось несколько смягчить тяжелые последствия столкновения индейцев с капиталистическим обществом. Но в то же время проводившаяся «Службой защиты» работа по «умиротворению» индейских племен глубинных районов объективно создавала предпосылки для проникновения в эти районы носителей капиталистических отношений: разного рода предпринимателей, спекулянтов землей, скотоводов, латифундистов и тому подобных, вытеснявших «умиротворенных» индейцев с их исконных земель. Таким образом, деятельность по «умиротворению» непокорных племен вне зависимости от желания тех, кто ее осуществлял, служила прежде всего интересам капиталистического освоения новых районов. Чтобы как-то уберечь индейцев от последствий этого освоения, «Служба защиты» создала более сотни своих постов в районах расселения отдельных племен. При этих постах были выделены земли (составлявшие, как правило, лишь небольшую часть прежних племенных земель) для использования их исключительно индейцами. Иногда такие резервационные земли способствовали консолидации индейских этнических общностей (например, терена, частично тукана), препятствовали их распылению и деэтнизации. Вместе с тем даже в начальный период деятельности «Службы защиты индейцев» эта организация исходила из постулата о неизбежности поглощения индейских обществ национальным. Как справедливо считает известный индеанист Кардосо де Оливейра, политика «Службы защиты индейцев» была направлена на то, чтобы подавить стремление индейских обществ к самоопределению. По существу политика защиты индейцев, осуществлявшаяся названной организацией, носила патронажный и филантропический характер. Идее миссионеров о религиозном «обращении дикарей» как пути к спасению их душ пришло на смену мнение руководства «Службы защиты», что «спасение» индейцев может быть достигнуто посредством технической эволюции их хозяйства и участием в производстве товаров, имеющих коммерческую ценность для бразильского общества. Такая тенденция привела к превращению постов «Службы защиты» в коммерческие предприятия. В результате частых смен руководства «Службы защиты» эта организация с течением времени все дальше отходила от задач защиты интересов коренного населения и все больше превращалась в послушное орудие тех бразильских кругов, которые стремились как можно быстрее очистить вновь осваиваемые земли от индейских племен. Но даже тогда, когда отдельные служащие названной организации действительно стремились защитить своих подопечных от насилий и притеснений, они по большей части ничего не могли сделать, так как «Служба защиты» не располагала ни необходимыми финансовыми средствами, ни юридическими правами для реального выполнения формально возложенных на нее функций.

Попытка быстро ассимилировать индейцев, превратив их в резерв наиболее бесправной и дешевой рабочей силы страны, совершенно нереальна. Как отмечал несколько лет назад Орландо Вилас-Боас в своем выступлении перед выпускниками университета Бразилиа, фактически те, кто призывает к быстрой ассимиляции коренного населения, видят в существовании индейцев препятствие для развития Бразилии, «темное пятно на сверкающей дороге прогресса, которое надо удалить во имя цивилизации». Однако пионерный фронт Бразилии - серингейрос, гаримпейрос, сборщики орехов, являющиеся наиболее отсталой частью населения страны, не способны ассимилировать коренное население. В южной части Бразилии, в штатах Парана, Сан-Паулу, на юге штата Мату-Гросу на постах Индейского национального фонда живут индейцы кадиувеу, гуарани, кайнканг, давно вовлеченные в национальную экономику, но никто из них не ассимилировался полностью. Все названные племена сохраняют самосознание, язык и остатки традиционной культуры, но они не счастливее своих предков. Терпя неудачу в попытках быстро ассимилировать индейцев, ФУНАИ стремится максимально использовать их как рабочую силу и в результате превратился в государственную организацию по эксплуатации индейцев. При этом для индейцев, работающих на Индейский национальный фонд, предусмотрена минимальная, установленная для данного района Бразилии заработная плата, но и ею они не могут распорядиться сами. Все покупки контролируются, по крайней мере официально, служащими ФУНАИ. В его пользу также отчисляется существенная часть от любых доходов индейцев резерваций. Это так называемая рента индихена, которая формально должна составлять 10 процентов от доходов индейцев, а фактически значительно превышает эту долю. Даже такие благожелательно относящиеся к деятельности ФУНАИ исследователи, как Э. Брукс, Р. Фуэрст, Дж. Хемминг и Ф. Хаксли, в своем отчете о положении бразильских индейцев за 1972 год были вынуждены признать, что рента индихена является скрытым налогом, которым государство облагает индейцев и за счет которого финансируется деятельность Индейского национального фонда. Например, индейцы гавиозс, живущие к востоку от реки Токантинс, работают на сборе бразильского ореха. Его рыночная цена составляла в начале 70-х годов от 60 до 100 крузейро за гектолитр. ФУНАИ платил индейцам за то же количество 17 крузейро, из которых, по утверждению сборщиков, 10 забирал в свою пользу назначенный фондом «капитан» резервации.

Таким образом, ФУНАИ действует не в интересах индейцев, а в целях пособничества экспансии бразильского капитализма. В этом отношении Индейский национальный фонд не отличается от «Службы защиты индейцев» в последний период ее существования. Индейские земли продаются бразильскими властями частным лицам. Например, так была продана большая часть земель индейцев нам-биквара в Мату-Гросу. Продаются даже земли, на которых стоят индейские селения. Служащие же ФУНАИ в своей основной массе не только не препятствуют этому, но, по утверждению известного исследователя современного положения бразильских индейцев В. Хенбери-Тенисона, сами занимаются устранением индейцев с пути «прогресса», часто не зная при этом ни численности индейцев, ни названий племен, ни их точного расселения. Служащие постов Индейского национального фонда сдают земли резерваций в аренду неиндейцам, забирая себе арендную плату. О подобной практике в резервациях индейцев хокленг и кайнканг на юге Бразилии пишет С. Коэльо дос Сантос. При этом индейцы используются арендаторами в качестве батраков за плату ниже гарантированного минимума. Таким образом служащие постов и местные латифундисты совместно эксплуатируют местное население. Нередко Индейский национальный фонд разрешает частным фирмам разрабатывать природные богатства на территории резерваций. В резервации Арипуана, где после «умиротворения» были поселены индейцы суруи, с началом деятельности там частных фирм среди этих племен стали распространяться туберкулез и различные хронические болезни, что привело к резкому возрастанию смертности. А индейцев паракана, по сообщениям бразильской печати, заразили венерическими болезнями сами служащие Индейского национального фонда.

В 1974 году анонимная группа бразильских этнографов представила Индихенистскому институту в Мехико составленный ими документ, озаглавленный: «Политика геноцида против индейцев Бразилии». В нем делается вывод, что положение бразильских индейцев сейчас во многих отношениях хуже, чем когда бы то ни было.

В целом на протяжении XX века перестали существовать не менее сотни племен бразильских индейцев. Более точную цифру трудно назвать, так как не всегда ясно, когда речь идет о племени, а когда о его подразделении. В середине века, по мнению весьма авторитетного бразильского исследователя Д. Рибейро, в этой стране сохранялось менее чем полторы сотни племен, причем в некоторых из них было лишь по нескольку членов. В начале 80-х годов столь же компетентный индеанист Кардосо де Оливейра насчитывал 211 племен. В какой-то степени это увеличение связано с обнаружением новых, дотоле неизвестных племен или же остатков племен, считавшихся навеки исчезнувшими. Из племен, неизвестных еще несколько десятилетий назад, можно назвать индейцев шота реки Параны, первые контакты с которыми датируются 1955 годом. Тогда их было сто, а к 1970 году осталось пять или шесть человек. Пока еще не исчезли, но очень сильно сократились в численности тупи-кавахиб, которые упоминаются Леви-Стросом среди племен, находящихся на грани вымирания. Последующие исследования, казалось, подтвердили предположения Леви-Строса. Д. Рибейро в 50-х годах писал об одной из двух групп тупи-кавахиб, а именно об итогапук, как об исчезнувшей. Но позднее они были снова обнаружены. К 70-м годам итогапук вместе с бока-негра, другой группой тупи-кавахиб, насчитывали около сотни человек, избегавших всяких контактов с неиндейским населением. Известны и другие подобные примеры. Можно, как это делают некоторые ученые, не соглашаться с оценкой численности современного индейского населения Бразилии в 50–70 тысяч человек, которую дает В. Хенбери-Тенисон, и считать, что она выше и составляет 100–120 тысяч человек, как, например, полагает Кардосо де Оливейра. Но эти разночтения не меняют той непреложной истины, что численность коренного населения Бразилии быстро сокращается и одно племя за другим уходит в небытие. С этим согласны все, кто изучает индейцев.

амазонской сельве, причем не вдоль главного русла реки, а на боковых, часто несудоходных притоках. Труднодоступность многих районов Амазонии способствовала тому, что индейцы до сих пор сохранились в штатах Пара, Амазонас, Акри, Рондония и в федеральной территории Рорайма, где живет 60 процентов общего числа известных бразильских племен. На штаты Мату-Гросу, Мату-Гросу-ду-Сул и Гояс приходится 22 процента племен, а на северо-восток, юго-восток и юг Бразилии - соответственно 12, 4 и 2 процента. В процентном отношении индейцы составляют ничтожную долю от 122-миллионного населения Бразилии. Но, как замечает Кардосо де Оливейра, ошибочно считать, что индейцы сегодня не имеют в Бразилии заметного политического веса.

Летом 1981 года на четырнадцатой конференции вождей, состоявшейся в столице Бразилии, был создан «Союз индейских народов» (УНИНД), который будет вести переговоры с правительством, и особенно с Индейским национальным фондом, чтобы добиться выполнения так называемого статута индейца - закона, принятого в 1973 году и призванного охранять права коренного населения. Этим законом гарантируются материальные права индейцев, в том числе на занимаемые ими земли, право на сохранение своих обычаев, на медицинское обслуживание и обучение на родном и португальском языках. К сожалению, за 10 лет, прошедших со времени принятия этого закона, из всех его положений главным образом выполнялось одно - право государства выселять индейцев с их земель во имя «высших интересов нации» и «национальной безопасности». Тем не менее закон служил юридической основой для борьбы прогрессивных сил страны за права индейцев, правда, чаще всего безуспешной. И когда в середине 70-х годов бразильское правительство вознамерилось отменить закон о положении индейцев под предлогом их эмансипации от опеки властей, в защиту названного закона выступили как широкие демократические круги Бразилии, так и сами индейцы. Как заявил один из лидеров «Союза индейских народов» - Сатаре-Моуэ, «ФУНАИ саботирует наши права, записанные в статуте индейца. Мы должны объединиться, чтобы бороться с ФУНАИ за осуществление своих прав». А другой вождь, Паташо, сказал: «Наша борьба - это борьба ради всех индейских общин Бразилии, а не только тех, вожди которых собрались на конференцию».

I. Путевые листки Оглядываясь назад На корабле II. Новый Свет «Ловушка» Гуанабара Переход через тропики Города и деревни III. Кадиувеу Парана Пантанал На лике Индейское общество и его стиль IV. Бороро Золото и алмазы «Добрые дикари» Живые и мертвые V. Намбиквара Затерянный мир В сертане На телеграфной линии В семье Урок письма Мужчины, женщины, вожди VI. Тупи-кавахиб На пироге Робинзон В лесу Деревня со сверчками Фарс о Жапиме Амазония Серитал